— Чай, пожалуйста, — говорит Екатерина, пытаясь встретиться глазами с Толиком. Ей это не удается. Анатолий Константинович, ни на кого не глядя, выходит.
— Вы с ней были хорошо знакомы?
— Пришлось! — горько произносит Мария Филипповна. — У Толика с ней… ну, одним словом, роман был! — Она внимательно смотрит на Екатерину, пытаясь по выражению лица определить, что именно и как много той известно.
— А до этого вы ее не знали?
— Не знала и не подозревала даже, что такая существует! Но потом добрые люди раскрыли глаза. Я его не оправдываю, — строго говорит Машенька, — но он ведь мужчина! С них другой спрос! («Еще раз к вопросу о равенстве!» — думает Екатерина.) А женщина должна себя блюсти! Особенно если замужняя!
— И как же вы познакомились?
— Ну, как! Подстерегла после работы, увидела, как они вышли вместе, и пошла за ними!
— Они вас видели?
— Нет! Им не до меня было! Ну, увидела я ее на лицо, а в другой раз подстерегла одну, без Толика! — Мария Филипповна рассказывает обстоятельно, со вкусом, видимо, уже не в первый раз. — И к ней: «Поговорить, — говорю, — надо!» Она мне: «А кто вы такая?» «Жена вашего друга, — говорю, — Анатолия Константиновича!» Хоть бы покраснела! Так нет же! «Я вас слушаю!» — отвечает. Представляете? Она меня слушает! «Нет, — говорю, — уважаемая, — это я вас слушаю!» «И что же вас интересует?» — это она мне. «А то, — говорю, — по какому такому праву вы с моим мужем гуляете?» — Мария Филипповна тяжело дышит, на щеках ее выступают красные пятна. — «Я вас по-хорошему предупреждаю, — в голосе ее звенят слезы, она так вошла в роль, что говорит уже на два голоса: патетически, с праведным гневом — за себя, и, высокомерно скривив губы, скупо цедит слова — за соперницу. — Я вас по-хорошему предупреждаю! Я на вас управу найду! Своего мужа я вам не отдам, слышите?!» А она: «Ваш, — говорит, — муж — взрослый человек! Решать ему!» «Так, — говорю, — короче, предупреждаю в первый и последний раз! Еще раз с ним увижу или люди скажут, имейте в виду!» «Ничего не могу вам обещать!» — это она мне! Можете себе такое представить? Законной жене! Я ж по-людски хотела… а она мне такое! И пошла от меня. Так спокойно, как будто ничего, а меня всю так и колотит! Так и колотит! «Ну, — думаю, — нет, ты меня еще плохо знаешь!»
— И что?
— Ну посоветовали мне тут одну… подруга моя, у нее с мужем такое же горе было. — Мария Филипповна чуть смущенно опускает глаза. — Ну, эту… ворожку! — шепчет она громко.
— И что? — Екатерина даже не скрывает, как ей интересно.
— Ну что! Сходила! Та сразу мне сказала: «Сглаз на твоем муже! Женщина, близкая ему, может, работают вместе или как, порчу навела, дурной глаз у нее! Сглазила его. Но я, — говорит, — с него эту порчу сниму! Не сомневайтесь!»
— И что?
— Ну что! Пошептала. Я Толикову карточку носила. Дала трав разных. Я варила и Толику в чай подливала!
— Помогло? — Екатерина смотрит на нее во все глаза.
— Сначала вроде нет, а потом помогло. Уже в самом конце. Только жаловался, что спать все время хочется!
— И больше вы с Алиной не встречались?
— Ну как… — Мария Филипповна мнется. — Вообще-то встречались, — говорит она после паузы, — еще один раз!
— При каких обстоятельствах?
— Я к ним на работу пришла! — Она сидит с опущенными глазами, разглаживая ладонью кружевную скатерть на журнальном столике. — Еще раз поговорить! Мое право! — Она вызывающе смотрит на Екатерину. — Ну, она меня так оскорбила, так оскорбила, прямо на людях, законную жену, ни стыда ни совести… Ну, я и не выдержала… Сказала ей все, что про нее думала… И тут у меня сердечный припадок, «скорую» вызвали… Толик побелел весь, испугался: «Машенька, — кричит, — Машенька! Прости меня!» А я чувствую, что умираю, сердце в груди останавливается… Больше я ее не видела!
— А Анатолий Константинович? — спрашивает без обиняков Екатерина.
— Тоже! — твердо говорит Машенька. — Он меня как привез домой тогда еле живую, так и честное слово мне дал, что между ними все кончено! А тут еще и дым пошел из ризеток!
— Откуда дым пошел? — не поняла Екатерина.
— Из ризеток! Электрических! От ее дурного глаза! Я вся задрожала от такого колдовства… Толик тогда тоже очень испугался. Я ему: «Вяжи узлы скорей!»
— Узлы? — Екатерина не верит своим ушам.
— Ну да, от сглаза! — Мария Филипповна серьезно смотрит на Екатерину, исключая всякую возможность расценить ее слова как… шутку?..
— И что потом?
— Ничего! Вы же знаете, что с ней случилось? Это ее Бог покарал! За все мои страдания, за все мое горе! — Она прикладывает руку к груди. — Знаете, я женщина добрая, мне всегда всех жалко. Галя, моя сестра, мне все время говорит: «Ты, Маша, чересчур жалостливая! В наше время так нельзя!» Но эту! Мне ее нисколько не жалко! А не бери чужого! — В голосе ее слышится едва сдерживаемая ярость. — Не бери! Не кради! Так тебе и надо!
Екатерина вышла из подъезда и с облегчением вдохнула морозный воздух. Не торопясь, побрела вдоль улицы. Зашла в крошечное кафе, спросила чаю. Долго пила принесенный чай, приходя в себя. Подумала, что не хочет больше играть в детектива. А также о бедной Алине, которую угораздило перейти дорогу этой ведьме. А также о бедном Анатолии Константиновиче, Толике, которого угораздило связаться с ними обеими!
Улица Космонавтов, дом 54 «Б», квартира 5, так, кажется. Екатерина достает обрывок газеты, на котором она записала новый адрес В.В. Галкина. У нее был совсем другой адрес, полученный от секретарши Лидии Антоновны, — дом номер 5 по улице Гоголя, почти в центре. Но, как оказалось, Владимир Всеволодович обменял эту квартиру на меньшую, на улице Космонавтов.
— Уже с полгода будет, — сообщила старушка, сидевшая на скамейке у подъезда, — обменялся с доплатой. Ему теперь меньше надо, после смерти жены-то. У его жену в прошлом году машиной убило, Алиной звали. — Старушка перекрестилась. — Володимир Всеволодыч сильно переживали, мучалися, а потом и вовсе съехали.
Адреса она не знала.
Екатерина, собираясь с мыслями, села рядом. «Что же теперь? Конечно, никуда Володя Галкин не денется, найдется в конце концов, но жалко времени. Да, неудачно получилось».
— Подождите, я знаю, у кого адрес ихний есть! — встрепенулась вдруг старушка. — У Арсеньевны. Володимир Всеволодыч ей всегда от давления прописывал. Она и в поликлинику никогда не ходила. А тут он уезжает. Ну, она чуть не плачет. А он тогда и говорит, вы, мол, сына ко мне присылайте, когда надо, а я вам по знакомству любую справку дам и лекарство пропишу. Очень добрый человек был! Вот у их его адрес и должон быть. — Она, кряхтя, встала и, подойдя к окну справа от подъезда, затарабанила сжатым кулачком по стеклу: — Арсеньевна, покажись!
