Блайт отвела от него взгляд.
— Пусть это тебя не беспокоит. Я как-нибудь проживу без тебя.
— Тогда ты счастливее меня. — Его голос звучал угрюмо. — Я никогда не забуду тебя, моя солнечная девочка.
Когда их взгляды вновь встретились, ее глаза блестели от подступивших слез.
— Ты принесла в мою жизнь потерянную когда-то теплоту и краски — пусть и ненадолго. Я буду помнить о тебе до конца моих дней.
«Как мило с твоей стороны, — раздраженно подумала она. — Он предпочитает лелеять воспоминания, хотя мог бы иметь рядом живую женщину».
— Я никогда не встречал такого человека, как ты, — продолжал Джас. — Такого открытого, честного. Девушку, полную света, похожую на цветок. И как цветок, раскрывающую лепестки навстречу каждому новому дню. Прекрасную, совершенную, созданную любить и быть любимой. Ты приходила ко мне снова и снова. Даже тогда, когда я отталкивал тебя. Приходила со своей милой улыбкой и доверчивыми глазами. А как твои глаза удивленно раскрывались каждый раз, когда ты узнавала что-то новое, какую-то мелочь, которую не знала раньше.
Блайт усмехнулась.
— Словно ненужный тебе надоедливый щенок, — пробормотала она едва слышно.
В его глазах вспыхнуло удивление.
— Что ты! Неправда! Ты была мне нужна! Когда ты рядом, словно всходит солнце, согревая все вокруг теплыми лучами.
Он наклонил голову, и Блайт инстинктивно прикрыла глаза, чувствуя, как он губами осушает слезинки с ее щек.
— Нет! — прошептала она.
Джас что-то пробормотал, медленно приподнял голову и стал целовать ее, сначала нежно, так, что у нее сжалось сердце, а потом все более страстно. Он почувствовал, как ее руки начали скользить по его телу, неуверенно обвивая его. Его бедра все плотнее прижимались к ней. Джас нехотя отстранился и прошептал:
— Тшшш, Блайт. Не надо, пожалуйста.
Она попыталась сдержать слезы. Джас откинулся на спину, все еще обнимая ее, мягко запустил руку в ее спутанные волосы. Блайт спрятала лицо у него на груди.
Она зашмыгала носом и невнятно проговорила, но ее слова утонули в плотной ткани его рубашки.
— Я не хочу, чтобы меня жалели.
Он помог ей сесть, и она отвернулась от него. Снова шмыгнув носом, девушка промокнула глаза рукой, глядя на линию, где синее небо смыкалось с морем цвета индиго.
— Единственное, о чем я жалею, так это о том, что обидел тебя, — сказал Джас.
— Ну да, ты никогда не принимал меня всерьез, — она уставилась в песок, слушая его, — так зачем начинать сейчас?
— Неправда, — возразил он, — я всегда принимал тебя только всерьез. Но я знаю, что когда-нибудь ты покинешь меня ради лучшего любовника.
— Да что с тобой такое? — вскрикнула Блайт, сердито глядя на него. — Или ты думаешь, что я слишком глупа, чтобы ценить мужчин твоего уровня?
— Нет.
— Наверное, я не в состоянии следить за ходом сложных математических доказательств… выкладок, — поправилась она, — но если кто-то и скучал, так это ты, когда пытался объяснить элементарные вещи так, чтобы поняла даже такая идиотка, как я.
— Ты совсем не идиотка! — возразил он. — Ты умная, смелая и решительная. И потрясающе красивая. — Не обращая внимания на ее протестующий возглас, он продолжил: — И я не мог поверить, что такая девушка, как ты, способна хотя бы дважды взглянуть на такого человека, как я.
— Да, представь себе, способна! — с жаром произнесла она.
Он покачал головой и стиснул руки.
— И ты это сделала. Мне так жаль, Блайт. Я не думал, что все зайдет так далеко. Я не должен был позволять тебе любить меня.
— Нет, не должен был! — вскричала она. — Если ты не способен полюбить меня в ответ!
Он поднял глаза и встряхнул головой.
— Ты не понимаешь.
— Так объясни мне! Ты должен мне все объяснить!
Он выглядел растерянным, но затем кивнул и с сожалением произнес:
— Я не хотел… проявлять свои чувства к тебе. Это было бы нечестно. Я старался держаться подальше от тебя. Только… когда ты появилась в моей жизни, я почувствовал, что до этого жил в темноте и вдруг взошло солнце и наполнило мой мир живительным светом. Лишь один человек заставлял меня чувствовать нечто подобное.
— Твоя жена. — Она всегда где-то в глубине души знала, что он еще не оправился от потери. Как могла она мечтать о том, чтобы заменить в его сердце первую и единственную любовь?
— Нет. — Он перевел дыхание, помолчал и с трудом проговорил: — Моя дочь.
Блайт охватило странное чувство, как будто она вдруг потеряла вес и парит в невесомости.
— Твоя дочь?
«Так у него есть ребенок?»
— Ее звали Донна, — сказал он грустно. Голос Джаса сорвался, но он продолжил: — Она была в машине вместе с Шелли… с моей женой, когда пьяный водитель выехал на встречную полосу и врезался в них.
Блайт слушала его, раскрыв глаза.
— Шелли умерла на месте, — он отвернулся от нее, его лицо застыло маской скорби: — Донна умерла через несколько дней у меня на руках. — Он глубоко вздохнул, взгляд его остановился где-то на горизонте. — Некоторые люди тогда говорили мне, что все случившееся к лучшему.
— Из-за того, что она сильно пострадала? — тихо воскликнула Блайт.
— Нет. — Он надолго замолчал, прежде чем продолжить: — Донна родилась с синдромом Дауна. Конечно, мы были потрясены. Но когда я первый раз взял ее на руки… мое дитя, мою плоть и кровь… такую крошечную и хрупкую… то с того самого момента полюбил ее.
Лютый холод, сковавший за несколько последних дней сердце Блайт, понемногу начал таять. Она едва осмеливалась дышать.
Джас закрыл лицо руками. Его голос стал ровным и почти спокойным:
— Шелли поначалу не могла себя заставить даже смотреть на ребенка. Она не хотела кормить ее. Считала, что мы должны отдать ее в приют и попытаться родить нормального ребенка. Тем более что доктора не видели причин, препятствующих этому. Но я… просто не мог отдать нашу девочку.
— Шелли, наверное, потом передумала, — предположила Блайт, когда молчание затянулось.
— С нами многие разговаривали об этом, убеждали, что это большая обуза, но я настоял на своем. И мы забрали ребенка домой.
Блайт спросила:
— И твоя жена?..
— Сначала я думал, что она будет злиться, что наш ребенок не совсем здоров. Злиться на меня за то, что я не хочу забыть, что он у нас вообще был. — Джас оторвал взгляд от горизонта и взглянул на Блайт. — Я никогда не думал, что буду рассказывать тебе об этом.
«Он никогда не чувствовал, что я достаточно близкий ему человек», — подумала она уныло. Она была для него просто средством отвлечься, яркой игрушкой, кем-то, кто отвлекал бы его от проблем и позволял хоть на некоторое время забыть трагедию прошлого. Она не была тем человеком, кому он мог бы открыть свое сердце, с кем способен был разделить боль своих потерь.
