— Я тебе никогда не лгала!
Тень сомнения и неуверенности пробежала по его лицу, но в этот момент на улице что-то вспыхнуло, как зарница.
Тэлворт выругался по-испански, английский вариант звучал гораздо лаконичнее:
— Будь они прокляты!
— Что это такое? — закричала Эвелин, когда зарница мелькнула еще раз.
Марк в сердцах захлопнул дверь. Девушка услышала, как на улице повторяли их имена.
Кто-то забарабанил в дверь и попытался заглянуть в дом через щелочку ящика для писем.
Тэлворт схватил девушку за плечи и втолкнул на кухню.
— У вас есть черный ход?
— Да, через гараж. Что там происходит? Кто эти люди?
— Твои друзья — газетчики, — горько сказал бывший жених. — Им всегда мало! Ты сумела привлечь их внимание, но будешь страдать от излишней назойливости. Эта стая не уйдет, пока не получит еще один лакомый кусок для печати, а завтра им понадобится еще. Гиены, питающиеся костями и плотью живых людей!
Дверь сотрясалась от ударов. Раздавались крики. Эвелин ужаснулась.
— Кажется, собралась огромная толпа! Сколько их там может быть?
— Не считал, но, видимо, не меньше дюжины. — Тэлворт расхаживал по кухне взад-вперед, как тигр в клетке. — Как мне теперь отсюда выбраться? Где Тимоти?
— Ему пришлось уехать на фабрику, там что-то случилось.
— Он уехал на машине?
— Конечно. — Эвелин грустно смотрела на Марка. — Милый, я никому ничего не говорила, даже дедушке. — Вдруг она что-то вспомнила и прикусила губу. — Только один раз… Должна сказать…
— Что?
— Ну, я начала читать о Колумбии… — Девушка покраснела и смущенно опустила ресницы. — Мне хотелось побольше узнать о твоей родине. Книга лежала здесь, пока я готовила рождественскую индейку, и Валери…
— Ага, Валери?! — Марк прерывисто вздохнул.
— Она увидела книгу и спросила, почему меня так интересует Колумбия, но я ничего не сказала! Ничего не говорила об этом ни одной живой душе!
Тэлворт хмурился и продолжал метаться по кухне. По его лицу ничего нельзя было определить. Потом резко остановился.
— Я не могу здесь оставаться, у меня масса дел. Придется прорываться через засаду. Иди со мной к двери, и как только выбегу, сразу захлопни ее и запри, иначе они ворвутся в дом. Потом отправляйся наверх, оденься и оставайся там. Не отвечай на телефонные звонки и никому не открывай. Позвони Тимоти и расскажи, что здесь происходит. Скажи, чтобы он пока не приезжал домой.
— Но он не может ночевать на фабрике!
— Надеюсь, что большинство писак последует за мной! Сразу же пришлю сюда своих людей, чтобы они немного расчистили место, и твой дедушка сможет проникнуть в дом. Охрана останется до утра, чтобы репортеры не беспокоили вас.
У двери Марк сделал глубокий вдох, будто готовился нырнуть.
— Готова? Эвелин кивнула.
— Марк, пожалуйста…
Он промолчал. Дверь открылась, и она увидела осаждавших дом людей. Засверкали вспышки, гул голосов стал более отчетливым.
— Марк, это правда?…
— Как вы чувствуете себя после работы на свалке?… Ваша работа и теперь грязная?…
— Тэлворт, улыбнитесь!
— Пусть нам попозирует девушка!
— Как вы попали в эту страну? Правда, что вы нелегальный иммигрант?
— Правда ли, что ваше полное имя Марко-Джозеф-Хосе-Мария-Фернандо?
Тэяворт прошипел:
— Ну же!!
Эвелин захлопнула дверь и налегла на нее. По лицу градом катились слезы. Крики продолжались.
— Приходите в мой офис в одиннадцать часов, я сделаю заявление для прессы, — громко сказал Тэлворт, перекрывая шум.
— А ваша невеста будет там?
— Ей известно о вашем происхождении?
— Что думает по этому поводу ее семья? Марк не стал отвечать ни на один вопрос. Эвелин слышала удаляющиеся шаги и поняла: кошмар кончился. Потом заурчали моторы — вся свора фотографов и репортеров отправилась за жертвой.
Любимый уехал, все кончено. Эвелин не могла этому поверить. Любовь обрушилась на нее из ниоткуда, как горячий ветер в пустыне, и жизнь потекла по другим законам. Сейчас ветер переменил направление, и она осталась одна.
Эвелин проглотила ком. Боже, как же болит горло! Она почти пожалела, что Марк не убил ее.
Если бы он довел дело до конца, не было бы сейчас так щемяще-пусто.
Как он мог поверить клевете? Если он ее любит, то как может считать способной на ложь, обман, предательство? Он ее не знает, иначе ничему бы не поверил. А если он не знает Эвелин, как может ее любить?
Горячий ветер пустыни принес мираж любви. А сейчас мираж исчез, и жизнь вновь стала бескрайней пустыней.
Рыдая, девушка поплелась в спальню. Тело стало тяжелым как свинец, и она, не переставая, дрожала. Любопытство жадных до сенсации журналистов, казалось, публично ее раздевало. Эвелин тщательно вымылась, словно смывала жирную грязь, потом медленно оделась в то, что попалось под руку. Дождь лил не переставая. Его потоки стекали по окнам, заполняя стоки и немилосердно размачивая землю. Шепот шин приглушался шорохом дождя. Казалось, что в мире больше никого нет-только Эвелин и дождь.
Эвелин осторожно отодвинула краешек шторы-улица казалась пустой, и на секунду она решила, что все убрались. Но потом заметила вспышку сигареты в припаркованной неподалеку машине и поняла, что акулы пера отошли на заранее подготовленные позиции и оттуда наблюдали за домом.
Эвелин позвонила на фабрику. Тимоти не скрывал, что расстроен.
— Эвелин, видела сегодняшние газеты? — спросил он.
— Я звоню, дед, именно поэтому. — Девушка старалась не заплакать. — Репортеры организовали засаду у наших дверей. Марк сказал, что тебе пока лучше побыть на фабрике.
— Он у нас?
— Нет, он заезжал, но сейчас уехал в офис и даст там пресс-конференцию.
— Значит, ты одна? Я сейчас же еду домой.
— Нет, дедушка. Марк обещал прислать сюда охрану. Пока не приезжай, а то не сможешь попасть в дом. Лучше послушаться Марка.
Дед помолчал, потом откашлялся.
— Эвелин, ты знала о Колумбии?
— Да, — шепнула она. — Но не знаю, кто рассказал обо всем журналистам, я никому ничего не говорила и не понимаю, как они узнали… Марк обвинил в этом Дерека, но я и ему ничего не говорила.
— С тобой все в порядке? У тебя такой грустный голос. Что происходит? Кажется, правильнее и лучше сразу же приехать. Мне не нравится, что ты одна в доме.
— Нет, пожалуйста. Все будет хорошо, — настаивала внучка.
Тимоти вздохнул.
— Должен сказать, что я восхищаюсь Тэлвортом. Ну, когда узнал о его происхождении… Понадобилось колоссальное мужество и упрямство, чтобы пробиться наверх. Я его уважаю… И изменил свое мнение о нем.
