Вкус молока пронзил его до основания — такого чувства Чейз еще в жизни не испытывал. Будто ее суть проникала в него и связывала их так, что эти нити никто никогда не сумеет распутать. Он целовал ее грудь, умирая от жажды обладания, не стесняясь показать, как страстно он нуждается в ней. Она стонала, запустив свободную руку ему в волосы.
Память об их долгой ночи в грузовике вернулась с обновленной силой. Из того, что Чейз узнал о ней тогда, многое еще сохранило свежесть. Будто с тех пор прошли дни, а не долгие месяцы. Чейз провел пальцем дорожку между грудями и услышал знакомый всхлип дыхания. Там находилась эрогенная зона. И язык безошибочно нашел ее. Чейзу нравилось лизать это местечко, чтобы слышать чувственный смех. И когда этот смех наконец закипел, переливаясь через края, его сердце запело от радости узнавания.
Теперь наступила самая любимая и хорошо запомнившаяся часть путешествия через густые заросли кудряшек, которые, если бы Чейз мог зажечь свет, сияли бы, как расплавленная медь. Его окутал мускусный женский запах, давший сигнал, как сильно она желает его. А Чейзу хотелось кричать от восторга. Вместо этого он отдал дань ее жажде с таким искусством, что она извивалась и корчилась под ним. Он сжал ее бедра предплечьями и устроился внутри. Сердце забилось бурным триумфом, когда он сорвал крик с ее губ. Крик, который она пыталась заглушить, быстро схватив подушку.
Когда Аманда начала дрожать и сжиматься под ним, он приподнялся. Обычно мастер в обращении с презервативом, в этот раз он еле справлялся. Музыка смешивалась с его тяжелым, прерывистым дыханием и ее тихой мольбой: поспеши, поспеши. Пожалуйста, поспеши. Нет. Он заставил себя исключительно медленно слиться с ней. В такт музыке. Только в такт музыке.
Аманда лежала на спине среди смятых подушек с рассыпавшимися волосами и раздвинутыми ногами.
— Не помню, чтобы… так сильно хотела тебя… — Голос Аманды прозвучал, словно вздох ветерка в листьях Роудж-каньона.
— Так сильно — никогда, — Чейз убрал волосы с ее лица. Он не должен торопиться. Двигаться только вместе с музыкой. — В тот раз я тоже не хотел тебя так сильно. У нас было много времени подумать об этом.
Аманда не стала отрицать, что все это время думала о нем, и это принесло ему удовлетворение. Ей могло не нравиться, что она одержима им, она могла бороться с этим чувством всей силой своего воспитания особы из высшего класса, но она проиграла в этой борьбе. Если бы не проиграла, то не лежала бы теперь под ним, вцепившись руками в его бедра, больше всего на свете желая слиться с ним воедино.
— Подожди, — прошептал Чейз. Потом взял ее руку и закинул за голову, туда же вытянул и вторую руку и соединил их, обхватив пальцами левой руки запястья. — Теперь начнем.
Аманда изогнулась под ним, словно лук, только запястья и бедра оставались прижатыми к постели.
— Чейз… ты мне нужен… сейчас!
— Немного погодя я буду тебе нужен еще больше.
— Нет! — Голова метнулась взад-вперед по подушке. — Больше, чем сейчас, я не смогу хотеть тебя. Я на грани истерики.
Чейз пригнулся и закрыл ее рот своим. Но он не ворвался в нее с такой силой, как просили его горевшие чресла. Он оставил пространство для своей правой руки, ускоренные движения которой должны поднять Аманду на другой уровень сознания. Он поглощал ее стоны своим ртом и ласкал груди, словно взвешивая их тяжесть, дразня соски, пока пальцы не слиплись от выступившего молока.
Костяшки его пальцев пропутешествовали между ребер к пупку. Он знал, что это ее чувствительное место, и нежно надавил на него. Музыка окутывала их обоих, проникала в самую суть. Указательным пальцем Чейз спустился по животу чуть ниже и нашел то сокровище, которое искал. Аманда приподняла бедра. Когда она обезумела от чувства, Чейз замер, позволив ей постепенно возвращаться на землю. А сам целовал и целовал ее.
— Сумасшедший, — выдохнула она ему в рот.
— По-моему, ты права. — Сердце Чейза застучало молотом, словно он только что выбрался из аварии на забитом машинами шоссе.
— Когда, Чейз? Когда ты мне дашь, что я хочу?
— Сейчас!
Он толчком вошел в нее. Широко распахнув глаза, она судорожно дышала. Он смотрел на нее, желая одного — чтобы она запомнила его лицо на всю оставшуюся жизнь.
— Аманда, такого чувства может никогда больше не быть… — прохрипел Чейз, отпуская ее руки.
— Чейз!..
Теперь он выбросил из головы успокаивающий ритм музыки — слишком она изысканная для того, что сейчас случится между ними. Резким толчком он вернулся в тесноту, а она обхватила его плечи так, что ногти впились в кожу. Он не обратил внимания: такое наслаждение стоит крови.
Его следующее движение было еще более мощным. Аманда дернулась и ахнула. Да, Аманда, да! Кричи. Пусть мы разбудим малыша, сейчас это не имеет значения. Еще раз, еще. Ох, Аманда! Только бы самому как-то удержаться, пока она не пересечет границу… Но такого напряжения не выдержать никому — и он ворвался в нее с таким неистовством, что оно поразило его своей силой.
Судороги сотрясали Аманду, она приподнялась и выкрикнула его имя. Только этого ему было и надо, чтобы взорваться, будто цистерна с бензином, к которой поднесли спичку. Он разлетелся на куски, подобного взлета страсти он еще не испытывал никогда.
Сквозь чудесную дрему наслаждения, в какой пребывала Аманда после любви Чейза, прорвались квакающие звуки: проснулся Бартоломью. Конечно, это ее вина: она старалась не шуметь, но Чейз довел ее до потери разума.
Чейз лежал рядом, совсем близко, так, что даже оловянный медальон остался на ее груди.
— Мне надо взять его, — пробормотала Аманда.
— Знаю. Мы разбудили сына.
— Я разбудила.
— Я тоже внес свою лету, — возразил Чейз. — Хочешь, я принесу его тебе?
Аманду такое предложение сразило наповал, такого ей еще не приходилось испытывать.
— Да. Пожалуйста, принеси.
Чейз высвободился из ее рук и взял Бартоломью.
— Привет, Барт, — нараспев проговорил Чейз. — Как дела, великан? Соседство немножко грубоватое, правда?
Подперев кулаком голову, Аманда наблюдала за ними. В серебристом свете луны Чейз выглядел как скульптура Родена. Бартоломью перестал хныкать и вроде бы изучал новую ситуацию: среди ночи его подняло какое-то огромное существо с низким голосом и нежными руками.
Пожалуй, не такими уж нежными, подумала Аманда, вспомнив его хватку, когда он вызывал в ней последний ответ, будто желая навеки остаться в ней. Стоило ему на минуту вылезти из постели, а она уже жаждала снова. Томление начинало новый цикл. Он сказал, что такое чувство может никогда не повториться. Вот как? Хотелось бы проверить. Но как бы то ни было, сначала надо управиться с Бартоломью.
