Пока самолет снижался, он в который раз удивился, видимо, в его отсутствие над Англией всегда ярко сияло солнце и стояла отличная погода. На летном поле Кельвина ждал автомобиль – по дороге в Колдминстер он пытался сосредоточиться, но не смог, и только чуть не плакал от досады и горечи. Машина остановилась перед воротами больницы. Вышедший врач протянул Кельвину руку и даже не притворялся, что рад его видеть. Потом он посмотрел на небо, и Кельвин подумал, что вот сейчас он скажет: «Погожий сегодня денек». Кельвину всегда казалось, что Кавердейл, так звали врача, выглядит старше своих тридцати пяти, и сейчас он начал понимать, почему.
«Давайте присядем», – показал врач на маленькую скамейку у входа в больницу. «У вашей жены произошел выкидыш, она случайно поскользнулась и упала. Я принимал роды, ребенок родился мертвым и…»
– Она умрет?
– Да.
– Сколько ей осталось жить?
– Недолго. Я дал ей одно сильное лекарство, и его я смогу дать еще только один раз. Может быть, она захочет с вами поговорить. – Кавердейл помедлил. «Я сказал сестре, чтобы она вашей жене прямо сейчас лекарство дала. Курить будете?»
– Нет, спасибо. – Кельвин помолчал. – Сколько ей осталось?
– Час, может меньше. Если бы я не знал, что вы придете, я бы вообще не стал этого лекарства давать, и ее бы уже не было.
– Ей можно увидеться с детьми? – Лучше не надо. – Кавердейл взглянул на часы. – Они же в Розхэвене. Боюсь, они просто не успеют…
Кавердейл замолчал, вышел в боковую дверь и скоро вернулся со стаканом воды и таблеткой – Кельвин проглотил успокоительное, запил водой и спросил: «А она все знает?»
– Да. – Кавердейл помолчал. «Ей так плохо было, что она уже давно сама обо всем догадалась.» Лицо Кавердейла сразу посерело. «Мы сделали все, что могли, но…» Он уже начал говорить сам с собой. «Боже мой, неужели это все, что мы могли сделать?»
Кавердейл весь покрылся потом. Кельвин сказал ему: «Я знаю, вы действительно сделали все, что могли.» Лицо его тоже было мятым и серым от усталости. «Когда мне можно будет… к ней?»
– Скоро. Посидите пока здесь. – Кавердейл открыл окно. «Она совершенно спокойна, и вы постарайтесь не волновать ее.»
– Хорошо.
Кавердейл посмотрел ему в глаза.
– Сейчас я вас к ней отведу.
В палате царил полумрак. Сидевшая у изголовья кровати сестра встала, почтительно поклонилась и вышла. Кавердейл подвел Кельвина к кровати.
– К вам Кельвин пришел. Он наклонился к умирающей. – Как вы себя чувствуете?
– Покойно, спасибо вам.
– Хорошо.
Кавердейл подержал ее руку, отпустил и тихо вышел, затворив за собой дверь.
После долгого молчания Кельвин наконец выдавил из себя: «Здравствуй.»
Она, казалось, не услышала, но потом слабым голосом почти прошептала: «Ты не поднимешь немного занавеску? Я тебя не вижу.»
Он подошел к окну и поднял тяжелую гардину – в палату проник слабый солнечный луч, некоторое время блуждавший по кровати, но, наконец, остановившийся на лице Грейс.
Он снова подошел к кровати, достал небольшой пакетик из кармана и сказал: «Я там на пляже кое-что нашел для тебя» – тут он с ужасом увидел, что у нее нет сил даже для того, чтобы поднять руку и принять подарок – ему пришлось положить его на подушку так, чтобы она, открыв глаза, смогла его увидеть.
– Веки ее дрогнули, и она едва слышно прошептала: «Моя маленькая голубая ракушка!» – тень улыбки озарила ее изможденное лицо.
– Я знал, что тебе понравится. Она точно такая же.
– И я знала, что когда-нибудь она обязательно ко мне вернется.
– Конечно. – Он вложил ракушку в ее ладонь. – Она уже вернулась.
Она перевела затуманенный взгляд на окно, как бы пытаясь заглянуть куда-то далеко, куда только она одна могла заглянуть.
– Жаль, папы сейчас здесь нет, он бы порадовался, что моя ракушка снова со мной.»
Он терпеливо ждал, пока она вернется к нему из своего детства.
Помолчав, он спросил: «Ты счастлива?»
– Да.
– Видишь, чтобы снова найти тебя, мне пришлось уехать.
– Я знаю.
Ему стало ясно – она поняла, что для того, чтобы понять истинную цену любви, ему пришлось уйти к Григ, и только тогда он понял, что она на самом деле значила для него. Он надолго замолчал.
– Я знала, что ты придешь.
– Да.
– Ты Майклу расскажешь, как все было?
– Что было?
– Ты же знаешь.
Некоторое время он боролся с собой, а потом накрыл ее руку своей и сказал: «Да.»
– И еще передай Розмери мою голубую ракушку.
– Хорошо.
– Какая я все-таки глупая, храню всякую чушь.
– Я знаю.
– А что с тем локоном?
– Я его тоже храню.
– И ты до сих пор не знаешь, чьи это волосы?
– Нет.
– Может, тебе скоро откроется.
– Что ты имеешь в виду? – как мог мягко спросил Кельвин, ему действительно нужно было это знать.
– Не знаю. Просто, мне что-то привиделось. – Лицо ее, казалось уже доживало последние минуты на этой земле. «Мне сейчас много что открывается.» – Она пришла в себя и спросила: «А новеллу ты дописал?»
– Да, этим утром.
– Этим утром.
«Этим утром» для нее прозвучало как любым утром во Времени. Она снова заговорила: «Ты помнишь тот день у замка?»
– Да.
– А озеро вечером?
– Да.
Он взял ее руку – она была почти невесома. Лицо ее уже ушло в другой мир, оно сейчас было вовлечено в какой-то потусторонний хоровод.
– Я скоро уйду.
– Да.
– Но я очень тебя люблю и мне не будет одиноко.
– Нет.
Он понял что-то новое, протянул руку и тронул колокольчик на стене. Потом он вложил голубую ракушку в ее руку и сомкнул пальцы.
Беззвучно вошел Кавердейл. Он положил руку ей на сердце, минуту подождал, прислушиваясь, и сказал Кельвину: «Попрощайтесь.»
Когда Кавердейл вышел из палаты, Кельвин положил голову на грудь Грейс и с рыданиями прошептал: «Прощай.»
Долго еще в комнату никто не заходил, но наконец Кельвин разжал пальцы ее руки, взял ракушку для Розмери, вышел из палаты и увидел, что Кавердейл сидит в холле смертельно-бледный от усталости. Кельвин подошел к нему и положил руку на плечо, доктор поднял голову и спросил: «Она уснула?»
– Да. – Кельвин отошел на шаг и посмотрел в маленькое оконце на Колдминстер, освещенный бледным солнечным светом. «Она что, действительно заснула?»
– Да, именно так, – ответил Кавердейл. – Вы сейчас домой?
– Да.
– Вы сможете сказать обо всем Майклу?
– Да. – Кельвин задумался. – Я все могу сказать Майклу. Я подумал, я даже смогу его сюда привезти, чтобы он на мать посмотрел.
Он взглянул на Кавердейла, тот после паузы сказал: «Да, вы правы, так действительно будет лучше для Майкла. Только не затягивайте.»
Эта разумная мысль как будто окатила Кельвина холодной водой. Кавердейл сидел совершенно серый от недосыпания.
