Маргарет посмотрела за окно, на синий предвечерний свет, и заговорила чужим голосом: «Нет, хотя сейчас мне показалось, что он мне это говорил.»
Григ поднялась и враждебно прошипела: «Не надо бы тебе так убиваться по Кельвину. Пусть мертвые спят в могилах.»
– Да что ты такое говоришь? – Силы оставили Маргарет. – Не знаю, как ты можешь оставаться в Колдминстере… Слава богу, мы уезжаем в Индию.
Вошедший Ричард имел озабоченный вид, как будто только что подумал о чем-то серьезном.
Он сказал: «У меня голова болит. Мне никуда не хочется сегодня идти.»
Маргарет в гневе посмотрела на него и спросила: «Ты что, хочешь сказать, мы не идем играть в бридж?»
– Не могу я. Извинись перед ними за меня.
– Так ты же сам предложил пойти к Мортонам. Я их вообще терпеть не могу, а теперь мне туда одной идти? Ну ты и придумал?
Она вышла из комнаты. Ричард ошалело смотрел на Григ.
– Не надо, я ни в чем не виновата, – проговорила Григ.
Она испытующе посмотрела на него, потом опустила взгляд в книгу, но скоро подняла глаза, улыбнулась, как будто раскусила его. Он уже уселся в кресло. Вскоре за стеной хлопнула дверь – Маргарет ушла.
Тогда он поднялся, налил себе виски и спросил: «Налить тебе выпить?»
– Мне этого не надо, – ответила Григ, не поднимая головы, а через минуту добавила: «Я бы с удовольствием закурила.» Она так и не поднимая головы дождалась, пока он прикурит ей сигарету, а потом сказала: «Что это у тебя руки подрагивают, Ричард?»
Она улыбнулась, а он тут же уткнулся в свое воинское наставление.
Григ прочла до конца роман Кельвина, отложила книгу и прикурила еще одну сигарету. Она вальяжно развалилась в кресле, разглядывая сидящего рядом мужчину, сравнивая его с Оливером, Филиппом, другими любовниками… Мужчина – это что-то в темноте, после того, как погасили свет.
Она вспомнила Оливера, когда, едва приехав в Лондон, она позвонила ему в десять вечера, он уже засыпал.
Он воскликнул: «А, ты в Лондоне?»
– Да.
– Боже мой. Я уже лег. У меня завтра игра, мне надо выспаться.
– Лежи, лежи, я сейчас приеду.
И она приехала. Оливер действительно лежал в постели, деловито раздел ее и заключил в объятия своих мохнатых рук. Когда в два ночи она от него уезжала, жизнь больше не казалась ей загадкой, сердце было открыто для мужчин, все казалось легким и доступным. Через пару дней вечером он повел ее в клуб в Челси, там она встретила Филиппа, бледного, дурно одетого художника, но ей понравилось, как он издевался над мохнатым кретином, который только и умеет, что шпынять мячик. Она договорилась с ним о встрече на следующий день, он страшно опоздал, она уже стонала от нетерпения, наконец он пришел, и все встало на свои места. Она прожила с ним неделю, но потом ему нечего стало отдать ей, и она ушла, и тут же попала в крепкие руки какого-то матроса, но в ту же ночь снова оказалась у Оливера. Она знала, что рано или поздно все равно ей суждено возвращаться к Оливеру, только с ним она могла забыться в любви, потеряться в джунглях страсти. Для него она была просто женщиной, иногда он называл ее Соней, иногда Гвен, и в тисках его объятий она каждый раз чувствовала себя другим человеком. Ей был нужен мужчина, который бы ей позволил найти себя, а не раствориться в нем. Приехав в Лондон на пасху, она лишь ускорила свои упражнения в любви, сменила гораздо больше мужчин, но избавлялась от всех еще до рассвета, и просыпалась она всегда с Кельвином, всегда хватала его за руку и снова засыпала умиротворенная, и снова просыпалась, кляня Бога. Она никак не могла насытиться, и пожирала своих мужчин в темноте, без света.
Несколько раз она чувствовала, что сходит с ума, тогда-то она и открыла для себя прелесть виски, и нежный аромат сигарет. Вот музыка больше не доставляла ей удовольствия, и поэзию читать она больше не могла – это слишком отчетливо напоминало ей о тех вечерах, что она провела с Кельвином, когда они оба слышали чарующие звуки несуществующих флейт и труб. Интересно, что это неоднократно случалось в ее комнате в этом доме, но сейчас таинство Времени уводило ее дальше и дальше, и вот уже ей стало казаться, что все это было совсем давно, и в совершенно ином месте. Ведь с Кельвином она бывала в другом доме, не в этом, где так спокойно может сидеть в кресле Ричард и смотреть в воинское наставление, ни черта в нем не понимая.
Неделю назад она заметила, что и с Ричардом может случиться то же, что до этого случалось с остальными, хотя он не подавал виду. Ричард вообще был существом, который всегда старался избежать любых событий в жизни, чего бы ему это ни стоило. Он сжимал свою брошюрку здоровенными руками так, как будто она могла выпорхнуть из них и улететь. Григ закусила губу и вспомнила, как Ричард схватил ее своей железной хваткой утром, когда они лазили по скалам, и она поскользнулась, и неминуемо должна была сорваться вниз. Он отшвырнул ее от края скалы с такой ненавистью, что она призадумалась, а ненависть ли это вообще. Она разглядела зверя в Ричарде и подумала, почему Маргарет никогда не выпускает этого зверя из клетки. Ричард вполне мог бы заменить ей Оливера, и побороться с ней в дебрях любви в темноте…
Она снова закусила губу, вскочила с кресла и направилась к пианино. Проходя мимо Ричарда, она чувствовала на себе его оценивающий взгляд поверх книжки – она быстро уселась за пианино и, не обращая внимания на его шумное дыхание у себя за спиной, забарабанила по клавишам. Воздух в комнате сгустился от желаний двух людей. Она наигрывала глупую мелодию, повторяя много раз одни и те же аккорды, с силой ударяя по клавишам.
Ричард долго терпел, наконец он не сдержался: «А ты не перестанешь играть эту идиотскую мелодию?»
Она на мгновение убрала руки с клавиш, а потом снова заиграла ту же самую песню. Вскоре Ричард подошел к ней сзади и с грохотом опустил крышку пианино, едва не прищемив ей пальцы. Лицо его побагровело от гнева: «Ты что – нарочно?»
– Может быть.
Она снова подняла крышку и продолжила упражнение.
Ричард посмотрел на нее, как будто хотел ударить, но неожиданно улыбнулся и сказал: «Ах ты, маленькая глупышка.»
К ее удивлению, он снова уселся в кресле и больше не обращал внимания на музыку. Теперь ей пришлось иногда фальшивить – это должно было его раздразнить, и точно – вскоре она услышала, как он захлопнул книжку и направился к ней. Она перестала играть, развернулась на табурете и улыбнулась:
– Ну что, я действительно маленькая глупышка? Ричард не отрываясь смотрел на ее ноги, потом перевел взгляд на ее улыбающееся лицо, такое незнакомое теперь и потому привлекательное.
Он раздельно произнес: «По-моему, тебе давно пора в постель».
– Уже иду.
