— Мне теперь всю жизнь прятаться от Ермолаева? — уточнила, нервно сжимая паспорт с посадочным талоном в руке. — Отлично получилось, не находишь?! Вы с Черниговским отомстили старику, а разгребать это все оставили мне.
— Не перегибай, — рассвирепел отец. — Жить в красивом месте, ни черта не делая, гулять и наслаждаться общением с сыном — это ты называешь " разгребать"?
И снова этот арктический холод в его глазах. Не человек— бездушный зверь!
— Половину своей жизни я только и делаю, что прячусь, папа! Ты представить себе не можешь, каково это жить в вечных бегах.
— Мне тоже много что не нравится в этой жизни, Ксюша! Но ради тебя и Кати я готов с этим мириться. Так может и ты немного потерпишь, а? Ради сына, например?
— А может ради тебя? — сложно сказать, что именно заставило меня осмелеть: мой скорый вылет, опасность, висевшая прямо перед носом, или проблемы Лероя. Но, не подбирая красивых слов, я высказала отцу все на чистоту:
— Мы жили с Тимошей замечательно, а ты взял и все испортил в один миг! Твоя жизнь в вечной злости и желании отомстить — это твой выбор. Не мой. Мне ты так и не дал права выбора, в очередной раз решив за меня: как, где и с кем мне жить! Мне не нужны деньги этого старика. Моя бы воля, я все вернула бы ему до последней копейки, лишь бы и дальше иметь возможность свободно и без оглядки ходить по улицам с сыном. А теперь ты силком впутал меня в свои жестокие и бессмысленные игры. Что дальше? Сидеть и ждать в красивом месте, когда Ермолаев осмелиться нарушить ваш уговор и доведет дело Федора до конца? Или может от ничегонеделания без конца дрожать за сына, за тебя, за маму, за Лероя? За что ты устроил мне такую жизнь?
— Хватит, Ксюша, — прорычал отец. — Спорить с тобой у меня нет времени. Что сделано, то сделано. Пока не усмирю Ермолаева, будешь жить вдали от Парижа тихо и неприметно. Поняла меня? Два дня у тебя есть, чтобы собраться.
Тон отца не терпел возражений, да и спорить с ним, что со стеной — глупое и неблагодарное занятие. Не говоря ни слова, я просто развернулась и ушла.
— Два дня, — донеслось мне в спину.
К слову, это время пролетело незаметно. Да и что такое "два дня"? Но даже их я пыталась заполнить радостью и приятными воспоминаниями. Жюли я отпустила сразу. С Реми попрощалась, как только он привез нас к дому. Отключила телефон и 48 часов своей жизни полностью посвятила сыну. Мы много гуляли, читали, играли. Вместе засыпали и просыпались, строили башни из пены в ванной и ловили солнечных зайчиков по утрам. А я пыталась каждое мгновение сохранить в памяти, опасаясь потерять всё в один безумный миг.
В понедельник вечером в нашем небольшом доме на окраине Парижа, где в это самое время мы с Тимошкой уплетали блины со сгущенкой, раздался стук в дверь. Не звонок, как обычно. А именно стук, который практически слился воедино с громким стуком моего сердца — за нами приехали, как и обещал Горский.
Оставив ничего не подозревающего сына в столовой, подошла к входной двери и, затаив дыхание, открыла.
— Ты? — пискнула от неожиданности.
— Ага, привет, Ксюш! — сказал мужчина напротив. — Готова к приключениям?
30. Беллано
— Неужели Горский тебя все-таки переманил?
Миронов сидел напротив меня и с удовольствием макал блин в сгущённое молоко.
— Нет, Ксюх, не дождетесь! — облизнув пальцы, ответил Гена. — У нас с ним слишком разные взгляды на жизнь, чтобы работать вместе.
После отъезда Соболева в Москву Миронов принял решение выйти на пенсию и полностью посвятить себя семье. Ехать за отчимом он не решился: слишком многое крепко держало на прежнем месте. Но и работать на Горского он не хотел, сколько бы тот не предлагал. И сейчас я отлично понимала почему.
— Тогда, что ты здесь делаешь?
— Помогаю твоему отцу первый и последний раз в жизни, Ксюх. Заметь, абсолютно безвозмездно, ну, если не считать блинов, — Миронов взял еще один и, смачно обмакнув его в сливочное лакомство, попытался целиком засунуть в рот, что вызвало у Тимошки бурю радости.
Ехать до пункта назначения со слов Гены было не так долго, поэтому поездку решили перенести на утро, а оставшийся вечер посвятить приятному общению. Не смотря на то, что с Мироновым мы виделись буквально несколько дней назад на маминой свадьбе, тем для разговоров у нас было хоть отбавляй.
Уложив Тима спать, до поздней ночи болтали с Геной о Гришке и Софье Александровне, моей маме и Соболеве, Лерое и Горском. Мы обсудили, казалось бы, все на свете. Когда ночь полностью поглотила город, а глаза потихоньку начали слипаться, Гене удалось убедить меня немного вздремнуть перед дорогой, хотя я и сама понимала, что Миронову с утра за руль и нужно отдохнуть.
Проводила его до спальни и хотела было отправиться к себе, как голос Гены заставил остановиться:
— Я разговаривал с ним не так давно.
Замерла возле порога, не решаясь обернуться. О ком шла речь, я прекрасно понимала. Был только один человек на разговоры о котором мы с Геной наложили запрет еще три года назад.
— Не хочу ничего о нем слышать, Ген, — сухо ответила Миронову. И это было правдой.
— Знаю, Ксюх. И отлично тебя понимаю, но…
— Без "но", Ген, — перебила мужчину. — Тимура в моей жизни больше нет.
— И все же выслушай…
— Спокойной ночи, — так и не дав Миронову договорить, убежала к себе.
А ранним утром мы отправились в путь. Загрузили в арендованную Геной машину пару чемоданов и поехали в неизвестность. Миронов, как специально до последнего держал интригу, даже не давая намеков о конечной цели нашего путешествия. И лишь, когда впереди начали виднеться снежные вершины Альп, в голове стали появляться догадки.
— Ген, и все же Италия? Да?
— Да, Ксюш, — отпираться было уже бессмысленно.
Всю дорогу мы играли с Тимошкой на заднем сидении, а Гена постоянно рассказывал что-то веселое. Иногда делали небольшие остановки для отдыха: заправляли машину, пили кофе, а Тим умудрялся вдоволь напрыгаться, чтобы потом еще несколько часов сидеть в автокресле.
За все время Миронов ни разу не вернулся к разговору о Тимуре и я была ему за это благодарна.
В какой-то момент ровная и широкая трасса сменилась на извилистую горную дорогу, с крутыми серпантинами и горными тоннелями. И как бы аккуратно не пытался Миронов вести автомобиль, меня то и дело начинало укачивать. Остановки приходилось делать все чаще, а наше продвижение вперед застопорилось.
— Отрываемся от графика, Ксюнь, — проворчал Миронов, когда я в очередной раз черепахой вылезла из машины.
— Гееен, — простонала в ответ, — я больше не могу. Когда мы уже приедем?
— Буквально тридцать километров осталось. Ладно, давай пока проинструктирую, — Гена вышел из автомобиля следом за мной и закурил. Хорошо, что Тим в это время решил вздремнуть.
— Слушай меня сейчас внимательно, — его голос потерял недавнюю легкость и казался чересчур серьезным. — Жить в ближайшее время будете в маленьком городке на берегу озера. Горский снял для тебя небольшую, но очень уютную виллу. Уверен, тебе понравится.
Гена улыбнулся и хитро так на меня посмотрел. Наверно, в другое время я налетела бы на него с расспросами, но сейчас мне было не до того.
— Остаться с вами я не смогу, — печально вздохнул Миронов. — Уеду сразу. В той папке, что я тебе отдал утром, документы на тебя и Тима — свое имя не свети. Там же деньги и новая симка. Рассчитываться будешь только наличными, а все карты отдашь мне — засвечу их в других местах, чтоб Ермолаева сбить с толку. О своем местоположении никому ни слова, поняла?
Кивнула и даже попыталась улыбнуться, вот только внутреннее напряжение росло с каждой секундой. В компании Миронова я умудрилась расслабиться и совершенно забыла, что ехали мы вовсе не отдыхать.
— Мне страшно, Ген, — подошла к нему ближе и прислонилась головой к его плечу. Миронов прокашлялся и притянул меня ближе.
