на дне рождения мамы, в апреле, больше никак не удавалось. Он заметил, что сестра изменилась: слегка осунулось лицо, она будто бы еще немного похудела и под глазами залегли круги. Но вот парадокс: несмотря на все внешние признаки усталости, сестра выглядела гораздо лучше, чем тогда! Плечи были расслаблены, голова уже не опускалась будто бы под тяжестью своих мыслей. И даже при наличии темных кругов вокруг, глаза сверкали живым блеском! Весь ее вид говорил о том, что что бы ни гложило сестру ранее, теперь отпустило.
— Видимо, был очень долгий перелет, — задумчиво произнес внезапно ставшим серьезным голосом брат, имея в виду изменение ее состояния.
— Очень долгим, Темка, очень! — вздохнув, кивнула она.
— Ну что ж, — неожиданно громко хлопнул в ладоши брат. — Давай уже завершим это безобразие! — и он стянул с себя в футболку, раздумывая, с чего бы начать.
Поздним вечером они сидели в пустой комнате посреди ободранных стен — Артем вынес для удобства всю немногочисленную мебель Аниной спальни — и тихо переговаривались. В холодильнике нашлась пара бутылок пива, правда, Аня сомневалась по поводу срока годности, но брат все проверил и дал добро. На подметенном Аней полу между ними расположилась открытая пачка чипсов — больше ничего съестного в ее квартире просто не нашлось!
— И как ты так живешь? — сокрушался брат. — Вообще в холодильнике шаром покати!
— Так я же в командировку уезжала, — пожала плечами сестра. — Все повыбрасывала, чтобы не протухло. Видишь, не зря сделала! Иначе здесь такой бы запах стоял!
— Ну да, с одной стороны, — согласился брат.
Они посидели еще несколько минут в тишине, когда вдруг отчетливо подал голос Темкин желудок.
— Ой! — вспомнила Аня. — У меня же есть целая пачка пельменей в морозилке, давай я быстренько отварю ее — и поедим.
Она вскочила было на ноги, но подскользнулась на обрывке обоев, невесть откуда взявшемся после уборки на полу. Брат вытянул руки, чтобы ее поддержать за талию, но вышло, что схватил выше. Внезапно Аня вскрикнула и зашипела, стараясь сдержаться.
С серьезным видом встав с пола, брат молча шагнул к ней и развел в стороны ее руки. То, что он принимал за пыль на теле сестры, оказалось следами от почти заживших синяков.
— Что это? — тихо спросил брат. После минуты, не получив ответа, он повторил. — Аня, кто это сделал? Я тебя спрашиваю!
— Это просто чудовищная случайность, Тем, — тихо сказала сестра. — Я на банкете у партнеров очень сильно ударилась о перила балкона. Поскользнулась, вот как сейчас, — попыталась она соврать.
— Не обманывай меня, пожалуйста! — попросил он. — Твои глаза намного красноречивее всего, что ты говоришь. И они сразу выдают тебя с потрохами, когда ты врешь!
По сердцу полыхнуло огнем — нечто подобное ей говорил и Матвей, тогда, после последнего банкета, в летнем кафе с плетенной мебелью…
— Ты всегда можешь мне все рассказать, сестренка, — вдруг изменившимся голосом сказал Артем. — Если кто тебя обидел, ты только скажи! Я любого в порошок сотру из-за одной твоей слезинки!
По щеке Ани действительно скатилась слеза. Она не собиралась плакать, просто таких слов она никогда не слышала от брата. Да, он заступался в детстве пару раз за нее, а куда было ему деваться, он ведь старший брат. И сам не обижал сестру. Но близкими они никогда не были. По-настоящему. Каждый рос и жил по своим принципам, объединяло их только происхождение из одной семьи. А этого, порой, недостаточно!
— Ну ты чего? — обеспокоенно попытался заглянуть ей в глаза Артем. — Правда, кто-то обидел? Ань, да не молчи ты! — от волнения брат почти перешел на крик.
Прокручивая в голове самые страшные сценарии и готовя план расправы над всем обидчиками, он совсем не заметил, как сестра приблизилась к нему, обняла и, уткнувшись в грудь, разревелась. Громко всхлипывая, почти как в детстве, она прижималась к растерянному Артему. В ответ он обнял ее и стал бормотать какие-то ничего не значащие слова утешения, гладя по голове. И это тоже было как в детстве.
Однажды какие-то мальчишки поколотили прибившегося к их дому дворового пса. Аня хотела пожалеть собаку, но голодный и обиженный, напуганный таким отношением к себе людей, пес просто испугался, что и она тоже хочет поиздеваться над ним, и не дожидаясь дальнейших ее действий, цапнул за руку — и был таков… Тогда она тоже стояла вот так и громко ревела — не столько от боли, сколько от обиды, — а брат ее успокаивал.
Наконец слезы стали утихать, а всхлипы — становиться тише и реже. Все еще не разжимая рук, Аня приглушенным голосом проговорила в грудь брата:
— Почему ты мне никогда такого раньше не говорил?
— Чего именно? — опять растерялся Тема.
— Что ты в порошок сотрешь любого, кто меня обидит. Почему ты только сейчас стал беспокоиться о том, что мне кто-то сделает больно? — голос ее становился все громче. — Артем, а мне уже сделали больно! Вытащили сердце и растоптали, бросили как ненужную вещь! — она почти сорвалась на крик. — Где ты был, когда мне было так плохо?!
Вдруг брат ее крепко-крепко прижал к себе, что даже стало больно. Уткнулся головой в ее макушку и в бессилье зажмурил глаза.
— Прости меня, сестренка! Прости! — прошептал он. — Я даже не представлял, насколько у тебя все серьезно! Мне все это казалось какой-то твоей детской игрой, для меня ты все еще маленькая, пойми!.. На работе ты такими делами ворочаешь, стала успешной и самостоятельной, а я смотрю на тебя — и вижу девчонку с двумя косичками, в белом платье и с пышными бантами, ту маленькую красавицу, которую я впервые повел в
