места.
– И сделала, – кивнул я. – И не только Эмме. Она сделала плохо своей внучке. Она сделала плохо мне.
– Я так и знала.
Мать прикрыла глаза, и если бы я уже не столкнулся с тем, что она выказывала на протяжении последнего времени, пожалуй, даже бы проникся этим покаянным видом.
– Мама, извини, но у меня нет времени на эти спектакли.
Я отставил пустую чашку и, поморщившись, покачал головой. Какая же чертовская усталость сейчас охватила меня целиком. Усталость, в которой красной нитью проходила потребность как можно скорее отыскать Эмму и Алису. Вернуть их… попробовать построить счастье, одно на троих. Где будет хорошо нам всем, где я смогу защитить их от любого зла.
– И если ты ничего не знаешь о том, куда уехали мои девочки, то…
Я кивнул в сторону выхода из квартиры. Разговаривать с мамой мне больше не хотелось. Да и не о чем было, если уж так посудить. И пусть я совсем не выказывал уважения или терпения во время этой встречи, мне было плевать. Мать должна была понять, что я ей совсем не рад.
– Я не знаю… но могу попробовать узнать, – вскочив с дивана, она устремилась ко мне и взглянула снизу-вверх на мое лицо, как будто хотела что-то увидеть. Быть может, одобрение, или что-то подобное.
– У кого? – вскинул я бровь и отступил, давая понять, что меня не интересуют ее источники новостей. Тем более, я прекрасно понимал, о чем именно говорит мама.
– У Тони, например! Она пока не знает, что я о ней думаю… я могу попробовать выяснить хоть что-то.
Откинув голову, я сжал переносицу пальцами. Во всей этой Санта-Барбаре мне приходилось думать, в первую очередь, о своей дочери и Эмме. Иначе это грозило свести меня с ума.
– Попробуй выяснить, – сказал недрогнувшим голосом.
Мать, сложив руки на груди, закивала, словно китайский болванчик. Выглядела при этом так, что я не узнавал собственную родительницу.
– Но знай, если снова попытаешься нам навредить – я за себя не ручаюсь. И не посмотрю, кем ты мне приходишься.
– Владик!
– Никакого Владика. Я все сказал. А теперь уходи.
Мама поджала губы, но все же направилась к выходу из моего дома. По пути обернулась и сказала:
– Я же все делаю для нас… для нашей семьи. И для тебя!
– Уходи, мама, – вновь поморщился я, не выдержав этого пафоса, а через мгновение ее и след простыл.
Я только и мог, что думать о том, где же искать Эмму с Лисенком. Были подняты все возможные ресурсы, на которые я мог рассчитывать. Я звонил тем людям, которые могли помочь мне хоть как-то… Но на выходе – ничего. Я напрочь не понимал, что мне делать, чтобы хоть отчасти продвинуться в своих поисках.
Это происходило ровно до тех пор, пока однажды я не увидел на экране незнакомый номер.
– Да? – рявкнул в трубку, совершенно не ожидая того, что этот звонок будет связан с Эммой.
И вдруг услышал женский голос, вернувший мне веру в то, что я близок к самой своей желанной цели:
– Владислав Сергеевич, мы можем с вами поговорить? Это будет касаться Эммы. Надеюсь, вы заинтересовались?
В старом доме пахло деревом и пылью. Этот тандем рождал в себе ощущение запустения и печали, которое поддерживал и царивший внутри полумрак.
Я не без труда втащила внутрь свой многострадальный чемодан – даже поспешно собираясь уезжать, свои бесценные масла я оставить не могла. А вот Крамольского, выходит, сумела. И совесть по этому поводу ела меня все те часы, что мы сюда направлялись.
Он, безусловно, был не виноват в поступках своих родственников, один из которых сделал без спроса тест на днк, а вторая трепала мое имя во всех газетах, надеясь отобрать дочь, словно это был не живой человек, а кукла без собственных чувств, которую можно было купить и наряжать по своему усмотрению в разные платьишки.
Подойдя к окну, я решительно отвела в стороны темные плотные занавеси, пропуская в дом солнечный свет. Снова в голове всплыли отвратительные заголовки, полоскавшие меня до самых костей. Даже фотографии мои, многие из которых были сделаны исподтишка, когда я об этом не подозревала, разбирались тщательно и скрупулезно и неизвестные мне писаки умудрялись обнаружить на моем лице все признаки алкоголизма и наркомании.
Впервые мелькнула мысль – а что, если Влад всему этому поверит? Мы ведь, в конце концов, не так уж и долго знакомы. Снова стало страшно – ощущение, что могу рассчитывать только на себя, весьма отрезвляло. И это было к лучшему. Потому что, если разобраться, до этой поры Крамольский мне совершенно ничего не обещал. Да, он хотел принимать участие в жизни Алисы и ему нравилось делить со мной постель – но на этом все. И после совместной поездки он спокойно уехал к себе. А я, тем временем, испытывала неуместное разочарование от его отсутствия, чего ощущать совершенно не желала.
Кажется, для меня самой все зашло слишком далеко. В плане моих собственных чувств, которые не собиралась подпускать к сердцу. И это был еще один повод хорошенько подумать.
Прежде всего, стоило понять, а смогу ли я так жить? С этой постоянной неприязнью матери Влада и ее мечтами отнять моего ребенка? Со вниманием к себе каких-то газетенок, готовых рассматривать меня под микроскопом? Даже если Крамольский решит, что я ему дороже отношений с его матерью, Инна Владимировна от этого никуда не денется. И ее ненависть ко мне – тоже. А это была долгоиграющая проблема, на всю жизнь. Кроме того, было ясно, исходя из всего этого скандала в СМИ, что останавливаться в своей травле мать Влада не собиралась. И мнение сына по этому поводу ее, видимо, абсолютно не волновало.
И это было странно. Не настолько же она непробиваемая? Хотя, если судить по моей собственной родительнице…
«Ты об этом пожалеешь», – всплыло молниеносно в голове. А что, если за всем этим стояла не мать Крамольского? А моя собственная, которая действовала по принципу «я тебя породила
