силах противиться моему обаянию.
– Ну ты и нахал!
– Зато я красивый.
Я невольно рассмеялась. Да, в обаянии Квану не откажешь, это правда.
Мы помолчали. Потом он сказал, явно волнуясь:
– Знаешь, последнее время я как-то непривычно себя чувствовал. Ник и Иоланда… Их любовь… Нет, я не завидовал. Но вдруг захотел для себя такой же любви. И когда я увидел, как ты стоишь у столика Теодора, такая прекрасная, такая растерянная… такая моя…
– Подожди. Пожалуйста. Ты очень торопишься. Я так не могу, – сказала я. – То есть… Могла бы, но не хочу. Три раза в жизни я поступала необдуманно, и ни к чему хорошему это не привело. Вернее, четыре. Но первый раз не в счет. Потому что это было… чудо. А сейчас я не уверена, что готова к чуду. Что сумею пробежать по радуге.
– Ты сумеешь, я знаю. Но мы не будем торопиться, ты права. Ты же не говоришь мне решительное «нет», правда?
– Не говорю. Ты милый, смешной. Добрый. Просто я сейчас не понимаю, что чувствую. Слишком много всего.
– Ничего, я подожду.
– И потом, ты меня совсем не знаешь.
– Немножко знаю – по рассказам твоей дочери.
– Представляю эти рассказы!
– Иоланда ни разу не сказала о тебе ни одного плохого слова.
– Правда?!
– Я думаю, с ее стороны ваша жизнь не выглядела так беспросветно, как, наверно, кажется тебе. Она ведь не знала, что бывает иначе.
– Скорее не помнила. Когда погиб ее отец, Иоланде и пяти не было.
– Ну вот! Вы же нормально встретились, правда?
– Правда. Как будто и не было этих пятнадцати лет.
– Ну что, пойдем? Провожу тебя в отель.
– Да, пойдем. Только… У вас же тут есть кухня, верно?
– Есть, конечно. Ты внезапно захотела что-то приготовить? Это лишнее, потому что, когда ты выйдешь за меня замуж…
– Перестань!
– …тебе никогда не придется готовить. Так зачем нам кухня?
– Не столько кухня, сколько открытый огонь. Мне нужно кое-что сжечь. Блокнот. Небольшой.
– Ладно. Сжечь так сжечь. Мы сделаем так…
Кван привел меня на кухню, достал большую глубокую сковороду, положил туда мой блокнот и поджег его из газовой горелки.
– Это карамелизатор, или фломбер. С его помощью я делаю карамельную корочку на крем-брюле, подрумяниваю меренгу…
– Я видела такое в ресторане. Нам подали пирог, облили коньяком и подожгли. А внутри было мороженое. Так удивительно.
– А, десерт «Аляска»! Я сделаю для тебя. Ну вот, смотри! Все сгорело.
– Спасибо.
Кван залил пепел водой и отставил сковороду в сторону.
– Завтра вымою.
Мы стояли в пустой кухне и смотрели друг на друга. Кван протянул мне руку ладонью вверх, я подумала, кивнула и вложила свою руку в его ладонь. Мы оба знали, что это значит. Мы вышли из кафе и медленно пошли по полутемной улице, взявшись за руки.
– Ты сожгла свое прошлое, да? – спросил Кван.
– Да.
– Там было что сжигать?
– Было.
– Мне все равно, что у тебя в прошлом.
– Много всего! Одних мужей четыре штуки.
– Ха, нашла чем удивить. Если сосчитать моих женщин, пальцев на руках не хватит.
– Надо же. А так и не подумаешь.
– Просто ты меня еще плохо знаешь…
Мы долго гуляли по ночному городу, а когда добрались до моей гостиницы, я позволила Квану себя поцеловать. Правда, ему пришлось для этого подняться на ступеньку выше. Но какое это имеет значение! Да никакого.
Я наконец вернулась домой.
К своей дочери. К своему будущему внуку.
И возможно, я еще сумею пробежать по радуге, рассыпая пригоршни звезд.
Иван и два призрака праздновали успешное окончание долгого процесса: подбор подобной Семерки – дело сложное и непредсказуемое, а тут так удачно все сложилось. Конечно, спасибо Теодору и Капустке за помощь! Капустка ненадолго показалась, шепотом крикнула: «Ура!», быстренько выпила сонное какао и исчезла, а Теодор еще не пришел.
– Ну что ж, – сказала Лидия Матвеевна, поправив выбившуюся прядь седых волос. – Теперь и я могу уйти на покой. А вам, мальчики, придется продолжать самим. Вы справитесь. Я в вас верю.
И погладила свернувшегося у нее на коленях большого белого кота, который коротко муркнул. Иван посмотрел на Викентия:
– Да, нам друг от друга никуда не деться.
– Вот не сбивал бы меня и жил бы спокойно! – фыркнул тот.
– Ну, я тоже еле выжил, между прочим. Три месяца в коме пролежал.
– Вам не надоело? – спросила Лидия Матвеевна, предлагая коту кусочек колбаски. – Препираются, препираются! Уймитесь уже. Вам вместе вечность коротать, пора бы и помириться.
– Да это мы так, развлекаемся, – ответил Викентий. – Иван, ты же не обижаешься, правда?
– Не обижаюсь. Ну что, будем ждать Теодора или все-таки выпьем?
– Ты-то выпьешь, а нам что делать? Призрачного вина у тебя нет…
– Зато у меня есть! – воскликнул, появляясь, Теодор.
– О! Как вы его раздобыли? – удивилась Лидия Матвеевна. – У вас и ТАМ есть связи?
– Где у меня их только нет, – улыбнулся Теодор. – Предлагаю тост – за нашу Семерку! И пусть они не могут изменить этот мир, они могут стать причиной того, что этот мир меняется.
Дредноут – гитара, называемая еще кантри или вестерн. Это самые популярные акустические гитары для игры неклассической музыки. Этим они обязаны громкому звуку и приспособленности к игре в самых разных стилях. На них ставятся металлические струны и играют в основном медиатором.
Стихи Эдуарда Багрицкого.
Сказка Шарля Перро.
Стихи Марины Цветаевой.
Прекрасная эпоха (фр. Belle Époque или La Belle Époque) – условное обозначение периода европейской (в первую очередь французской и бельгийской) истории между последними десятилетиями XIX века и 1914 годом. Для Франции это первые десятилетия Третьей республики, для Великобритании – последние годы Викторианской эпохи и первые годы правления короля Эдуарда VII.
