Подскакиваю, собираясь бежать наверх. Нужно спасти мою дорогую, и тут же натыкаюсь на Германа, входящего в комнату.
- Ты чего? – смотрит на меня удивленно. Даже в полутьме комнаты вижу его настороженный взгляд и тревогу.
- Софья… Там что-то происходит… - шепчу, поднимая вверх указательный палец. - Нужно ей помочь. Кажется, ее кто-то лупит…
В лице Лиманского мелькает что-то хищное. Он внимательно прислушивается, отмечая про себя каждый шорох, а затем улыбается во весь рот, силясь не рассмеяться.
- Пойдем, - говорит спокойно и вкрадчиво. – Чаю попьем. Поговорим о… - спотыкается на полуслове.
- Об Олесе? – наивно интересуюсь я, послушно, будто коза на веревочке, следуя за Лиманским.
- А что о ней разговаривать? – пожимает Герман плечами, и на секунду по его лицу пробегает недовольная гримаска. – Закономерный итог, Алинушка. Наркоманы долго не живут.
Герман печально кивает головой. Выставляет на стол чашки. Заваривает чай, как привыкли пить здесь. И на каждый мой порыв помочь только мотает головой.
- Сиди. Я сам.
Помолчав, продолжает.
- Мне жаль Софью. У нее вся жизнь наперекосяк пошла. Работать она сможет еще нескоро. Все-таки для йоги необходимы определенная растяжка и целые конечности. А ее перелом сложный и срастаться долго будет. И вот теперь одна осталась. Без дочки.
- Почему одна?! – вскрикиваю запальчиво. – Я люблю Софью всей душой и никогда не оставлю. Она много для меня сделала. И мне совесть не позволит бросить ее в трудный момент. Или? – внимательно смотрю на Германа, будто вижу его впервые. Лоб перерезает поперечная морщина, глаза прищурены. Мой любимый недоволен, и сильно.
- Герман, - шепчу я, подходя к нему. – Не заставляй меня выбирать. Я люблю тебя и боготворю Софью. Неужели мы не можем навещать ее почаще? Ужинать вместе или приглашать к нам? Это так сложно для тебя? Или недопустимо?
- Алина, - шепчет он разочарованно. – Я правильно понимаю, что задай я тебе вопрос «я или Софья?», ты выберешь ее?
- Не заставляй меня… Пожалуйста… - закрываю лицо ладонями и реву как маленькая. – Я не смогу разорваться между вами…
- Да я и не прошу, малыш, - сумрачно бросает Лиманский. – Просто мне в моей семье на фиг не нужна посторонняя тетка. Сейчас даже с родителями не живут и каждый день не навещают. Но ты можешь с ней общаться, когда я на работе… Хотя если мы переедем за город, как я планирую, то встречаться с Софьей ты сможешь только по выходным. Я не возражаю, Алина. Но моя жена должна принадлежать мне. А Софья погорюет немножко. А потом выйдет замуж за Стаса… Такие, как она, долго не страдают.
- Да что ты знаешь! – вскрикиваю, словно раненая. – Я не могу ее бросить.
- Зато можешь бросить меня? - оброняет он хрипло. – Мне казалось, ты любишь меня, Алина…
- Люблю, - шепчу с придыханием. – Но разве я много прошу? Неужели ты не можешь согласиться со мной? Даже в малом!
- Ничего себе «малое», - негодующе фыркает Герман. – Все начинается с мелочей. Сначала мы станем одной семьей с Софьей. Затем ты попросишь взять ее с собой в загородный дом. Ты привыкла к ней. Она твоя любимая тетка. Вот только мне не хочется видеть ее ежедневно. Понимаешь?
- Да, - киваю, делая шаг назад. – Мне пора. Мы завтра все обсудим, Герман. Мы с тобой только планируем пожениться. А Софья для меня – уже семья.
Отступаю в сторону. Всплескиваю руками. Чувствую, как сердце разрывается на части. Но не могу! Не могу бросить Софью. Как Герман может это не понимать! Как?!
- Ты все-таки заставил меня выбрать! – плачу, выбегая из кухни. Щелкаю замком входной двери, открывая. Слышу сзади быстрые шаги и сдавленный окрик «Алина!».
- Прости, - бормочу, давясь слезами. И не оборачиваясь, мчусь наверх. И точно знаю, если повернусь, разрешу Лиманскому себя уговорить. Уступлю своему мужчине, как и учили меня всю жизнь. Вот только кем я буду после этого? Жалкой дрянью, предавшей спасшего меня человека?
70
Алина
Мне трудно поверить в зашкаливающий эгоизм Германа. Как можно разлучить нас с Софьей? Тем более теперь, после гибели Олеси. Почему любящий меня человек настроен так непримиримо?
Взбегаю по лестнице и, кажется, сейчас упаду и растянусь на ступеньках. От обиды сжимается сердце. Герман даже не вышел вслед за мной. Не позвал назад. Позволил уйти. Любовь ли это?
Дрожащими пальцами пытаюсь попасть ключом в скважину замка. Чувствую, как слезы заливают лицо, а тонкие пряди распущенных волос тут же прилипают к щекам, и из-за них я чуть ли не на ощупь пытаюсь открыть дверь. Решительно вытираю щеки и, как дура, вожусь с замком. Заперто изнутри. Будить Софью? Или спуститься вниз к Герману?
Собираюсь с духом, решившись все-таки позвонить в дверь. И угораздило ж меня забыть в квартире Германа сотовый. Но возвращаться не хочу. Не желаю сейчас видеть Лиманского!
Пусть это глупо и по-детски, но мне проще переночевать на лестничной клетке, чем вернуться к нему в квартиру. Тихонько спускаюсь на площадку между этажами. И выглянув в широкое панорамное окно, безошибочно нахожу Мерс Стаса. Не уехал к себе. Остался с Софьей. Тогда и вовсе неудобно ломиться в дверь.
«Но всю ночь он точно у нас не пробудет, - решаю я, усаживаясь на низенькую батарею. – Как только выйдет, я зайду. И Софье не придется ковылять к двери несколько раз». Обхватив себя руками, бесцельно гляжу во двор, пытаясь соединить воедино все события прошедших часов. Но какими бы они ни были ужасными, им никогда не сравниться с днем нашей свадьбы с Айратом. Правда, тогда болело больше тело, а не душа. Сейчас же из-за ссоры с Германом хочется разреветься навзрыд. Сдерживаюсь, стиснув зубы. Еще увидит кто из соседей. Потом пойдут сплетни. Этого только не хватало. Думаю о нас с Лиманским. И виню себя в случившемся. Почему решила, что Софья обязательно не захочет расставаться со мной? Она может выйти замуж за Стаса. Уехать в другой город. Да мало ли… А я, как дура, поссорилась на пустом месте с женихом. Слезы текут, как я их ни пытаюсь сдержать. И в голове пусто. Словно все мысли куда-то разбежались прочь.
Как я буду жить без Германа? Смогу ли? А без Софьи? И почему обязательно нужно делать выбор?
«Бабушка, милая! – обращаюсь я к Зареме. – Подскажи, кого выбрать!»
«А-а-а, Амина, - бьется в ушах тихий голос бабули, - тебе Аллах дал такого мужчину. А ты? Все проморгала?»
Утыкаюсь лбом в стекло, пытаясь расфокусированным взглядом рассмотреть виднеющийся вдали шпиль здания Министерства Иностранных Дел. Герман рассказывал мне о нем и еще о шести таких же высотках. Запомнила ли я что-нибудь? Нет, конечно! Я вовсю смотрела на своего любимого и таяла в его объятиях.
- Помоги мне, Аллах! – шепчу сквозь слезы и лишь на минуту закрываю глаза. Видимо, усталость берет свое. И я не слышу, как этажом ниже открывается входная дверь, и крепкие ноги преодолевают пролет в считанные секунды. Лишь чувствую, как сильные руки прижимают меня к себе и несут обратно в квартиру.
- С ума сошла, - рыкает Герман, целуя меня в висок.
- Не заставляй меня выбирать, - бормочу сквозь слезы и, уткнувшись в мягкую футболку, натянутую на мускулистой груди, реву как маленькая.
- Перестань, малыш, - бормочет Лиманский, снова укладывая меня на диван в той самой комнате с плазмой. Укрывает все тем же пледом и садится рядом.
- Почему ты сидела в подъезде?
Всматриваюсь в строгое лицо Германа, натыкаюсь на суровый взгляд карих глаз и снова плачу.
- Алина? – ошарашенно спрашивает он. – Ты чего ревешь? Тебя Сонька в дом не впустила?
- Не-е-ет, - мотаю я головой и всем телом прижимаюсь к Лиманскому. – Почему мы поссорились? И не уступили друг другу? Разве влюбленные так поступают.
Лиманский тяжело вздыхает. Смотрит на меня с укором и, взяв мои руки в свои, бережно и нежно целует каждый пальчик.
- Давай решим так, - заявляет негромко, но твердо. – Незадолго до нашей свадьбы мы предложим Софье Петровне поселиться с нами в загородном доме. Захочет – я, так и быть, смирюсь. Нет – ты не станешь ее уговаривать. Договорились?
