медвежью хватку и отошёл на шаг назад, осматривая меня с головы до ног. — Ты в порядке? Нужен врач? Рустем! — рявкнул во всё горло. — Звони Горнаеву, пусть дует сюда. Живо!
— Не надо врача, я в порядке, — сухо проронила я и, обойдя недоумевающего отца, пошла в дом.
Меня накрыло апатией, казалось, что даже если мир возьмёт и перевернется – мне будет всё равно.
— Ты что, сбежала от него, да?
— Нет, он меня отпустил.
— В смысле – отпустил?! — семенил за спиной папа. — Вот так просто, спустя пять дней?
— А не надо было?
— Он что-то рассказывал тебе? — отец остановил меня и развернул к себе лицом. — Что-то говорил? Обо мне?
— Ничего он не говорил.
— То есть он держал тебя в каком-то подвале, и вы не общались?
— А тебя больше всего волнует наше общение и то, не узнала ли я чего-то лишнего?
Отец на секунду стушевался, пожевал нижнюю губу. Я ощутила, что от него пахнет алкоголем, красные глаза выдавали, что он долго не спал.
Мне было жаль его, но… но мне нужно было хорошо подумать.
— Давай завтра поговорим, ладно? Я очень хочу спать, — я освободилась от его рук и на автомате поплелась по лестнице наверх, в свою комнату.
Но отец и не подумал отставать: уцепившись крепкой ладонью за резные перила, поспешил следом:
— Он чем-то пичкал тебя? Наркотики? Транквилизаторы?
— Всё потом.
— Он хотя бы тебя кормил?
— Ну я же жива.
— Адель! — окликнул он меня уже у двери, я обернулась. Глаза отца были полны тревоги и… чего-то ещё такого... Опасного. Крупные ноздри ходили в такт тяжёлому дыханию. — Он… этот подонок, он... насиловал тебя?
Вместо ответа я вяло улыбнулась и закрылась в своей комнате. После тесноты лесной лачуги мой собственный дом казался огромным, холодным и чужим. Я больше не чувствовала себя здесь хозяйкой. Не чувствовала себя в безопасности.
А если он не врал, и мой отец на самом деле творит все эти жуткие вещи? А вдруг?!
Не снимая обуви, я легла прямо на покрывало, закрыла глаза. Мир плыл и качался, расплываясь под веками разноцветными пятнами, внутри всё болело и жгло. Где-то там, в районе грудной клетки...
— Как она? — раздался за дверью незнакомый мужской голос.
— Не знаю, она ничего не сказала.
— Совсем ничего?
— Совсем. Нам нужен Горнаев, пусть осмотрит её, и эта, мозгоправка, как её там…
— Ионова?
— Да, она. Вроде бы она лучший специалист по стрессовым ситуациям.
— У Адель шок, она может надолго замкнуться. Никто не знает, где она была, и что этот ублюдок с ней делал… Крепись, Муше́г.
— Если он хоть пальцем её… закопаю, — прошипел сквозь зубы отец.
Я улыбнулась, не открывая глаз. Улыбнулась невесело.
Не только пальцем, папа. Знал бы ты…
— Может, стоило всё-таки сразу начать операцию? — осторожно спросил всё тот же голос. — Возможно, мы смогли бы предотвратить…
— Мы всё сделали правильно, Соломон. У нас не было выбора! Не было его! Моя девочка дома, значит, всё было не зря…
Они шептались о чём-то ещё, но я уже не могла разобрать слов – сон, липкий, вязкий, не приносящий облегчения, заволок моё воспалённое сознание, и я сама не заметила, как вырубилась.
* * *
Спала я очень тревожно, комкая покрывало и что-то бормоча под нос. То ли у меня поднялась температура, то ли было слишком жарко, но я чувствовала, как пот стекает по вискам за шею, доставляя неприятные ощущения.
Вдруг я услышала звук открывающихся створок балкона и, сонно прищурившись, обернулась. Стояла черная ночь, только свет луны освещал мою комнату. Ничего не было видно, одни силуэты: шкаф, комод и... фигура крепкого мужчины.
Я отвернулась, снова уткнувшись лицом в подушку, решив, что мне это просто почудилось, но спустя несколько секунд за спиной прогнулся матрас, и затылок обдало горячим дыханием.
— Мажорка…
— Найк, — я улыбнулась. Не оборачиваясь, нашла в темноте его ладонь и прижала к губам знакомые пальцы. — Ты пришёл за мной. Как ты смог обойти охрану?
— Я не хочу тебя потерять, — прошептал он, целуя мою влажную шею. — Я не врал тебе, Адель.
— Поцелуй меня ещё раз. Я так скучала.
Он повернул к себе моё лицо и поцеловал в губы. Так сладко. Так страстно. И так щемяще-больно...
— Прости, мне пора уходить.
— Но куда ты? Мы здесь одни, я закрою дверь на замок, и отец не узнает…
— Мне правда пора, — он поднялся с моей постели и направился обратно к балкону. — Верь мне, хорошо?
— Найк, подожди!
— Пожалуйста, верь! — он ловко забрался на перила и раскинул в стороны руки.
Когда он сделал шаг и упал вниз, я истошно закричала, а потом ощутила, как кто-то гладит меня по предплечью.
Резко открыв глаза, я даже не сразу поняла, где нахожусь. Слишком просторно, слишком светло. И это незнакомое лицо напротив с нарисованной улыбкой…
— Кто вы? — прохрипела я и, подтянувшись на локтях вверх, прислонилась затылком к спинке кровати. — Что вы здесь делаете?
— Доброе утро, Адель. Меня зовут Евангелина. Я психотерапевт.
— А, мозгоправ, — я закрыла глаза и безразлично повернула голову набок.
Это был просто сон.
— Зачем вы здесь?
— Я знаю, что ты пережила. И знаю, что сейчас ты вряд ли захочешь со мной говорить. У тебя шок, но со временем всё обязательно придёт в...
— Нет у меня никакого шока! — нервно оборвала её я, злясь, что все с чего-то вдруг решили, что я рехнулась. Вчера отец, сегодня эта… — Всё нормально, неужели не видно? Просто я очень устала.
— Во сне ты звала кого-то по имени Найк. Кто это?
Я резко распахнула веки и снова обернулась на психолога – та смотрела на меня внимательно, ужасно неприятно. Словно пыталась вероломно прочитать мои мысли.
Отталкивающая двуличная тетка, жадная до денег. Да у нее на лице это написано! Отец сошел с ума, если решил, что я буду с ней откровенничать.
— Найк? Разве есть такое имя? — для верности я даже усмехнулась, но Евангелину так просто было не провести.
— Это он,
