― Звездочка, стой!.. ― крикнул Альдо, пытаясь меня задержать.
Но он не успел.
И я не успела…
Пробежав несколько метров, я смогла только оттолкнуть Пашу с проезжей части за мгновение до столкновения с автомобилем. Но сама по-прежнему осталась на дороге.
Раздался визг шин, длинный громкий гудок… Мое тело подкинуло вверх. Перед глазами пронеслись пестрые дома, фигуры других людей, осеннее небо над Римом. И тут я ощутила, как ломаются мои кости. Ощутила боль… Боль. Нестерпимую, до потери сознания.
Но шок не лишил меня способности чувствовать ‒ только отключил возможность двигаться.
― Мама!.. ― услышала я тонкий голосок своего мальчика, его не смогли заглушись даже пораженные испуганные крики прохожих.
Я лежала частично на капоте, частично в салоне серой машины. Моя голова пробила ветровое стекло, и перед собой я видела, как по приборной панели течет кровь, огибая и смачивая крошечные осколки, похожие на кусочки льда.
Пути Вселенной… я не могла понять. В чем здесь был знак, и почему это произошло со мной? Почему я должна была покинуть своего ребенка в самый ужасный момент его жизни, которая только началась?!
«Ну, вот и все», пронеслась последняя короткая мысль в моей голове.
Глава 25. Еще один вдох
Спустя восемь месяцев
― Ника, поговори со мной.
Я по прежнему сидела, отвернувшись в сторону от окна. И все равно сквозь задвинутые жалюзи, создававшие в моей комнате какой-то недужный полумрак, в нее проникал тяжелый влажный морской воздух. Он пах йодом, солью и водорослями.
Когда-то я очень любила запах моря. Но теперь меня тошнило от него.
― Ника… Я пригласил нового психотерапевта. Если ты не говоришь со мной, то поговори хотя бы с ней. Это Мария Аурора Скварчалупи, самый известный врач Рима. Она приедет сюда только ради тебя.
Представляю, чего ему стоило заманить сюда этого «самого известного врача».
― Оставь меня, ― пробормотала я, не глядя на него.
Альдо тяжело вздохнул, но потом только пожал плечами.
Не знаю, продолжал ли он любить меня. Может, оставался со мной только из чувства долга. Потому что я не знала, как можно любить это замкнутое сумрачное создание, проводившее все дни в закрытой комнате, и порой не открывавшее рта по нескольку недель. Не могла представить, как можно любить то, во что я превратилась.
Наверное, это было просто чувство вины ‒ оно было не чуждо этому человеку. Я попала в аварию из-за него, из-за нашей ссоры. И теперь он пытается вылечить меня, исцелить, чтобы как-то успокоить свою совесть.
― Мартина вывезет тебя к морю, ― наконец, сказал муж после долгого молчания.
― Я не хочу.
― Звездочка, ты не можешь продолжать сидеть в этих четырех стенах. Так ты никогда не поборешь свою депрессию. Ты должна видеть море, солнце, деревья и цветы ‒ только так ты снова вернешься к жизни. Мы же поэтому сюда и переехали.
Пройдя к окну, Альдо распахнул створки жалюзи, впустив в комнату ослепительный горячий свет, только усиливший боль в моей голове.
― Закрой… ― спрятала лицо в ладонях.
Я надавила на виски, пытаясь куда-то деться от этого ощущения. Надеясь исчезнуть с лица земли раз и навсегда…
― Нет, ты не можешь снова вернуться в темноту. Сейчас ты враг самой себе. Мартина отвезет тебя к морю, и ты побудешь рядом с другими людьми. А завтра приедет психотерапевт ‒ поговорит с тобой и назначит тебе новые лекарства. Ты еще можешь вернуться к прежней жизни, Ника. Ты просто не хочешь попытаться к ней вернуться.
К прежней жизни… Я с трудом поборола дурноту. Обхватила руками живот и поежилась, словно в этой душной комнате было холодно.
Я не хотела думать о прежней жизни. Иначе боль, от которой я пыталась скрыться, охватывала все мое существо, и тогда… я словно оказывалась в преисподней. Я пряталась от всего, что могло пробудить во мне воспоминания ‒ какие угодно, болезненные или приятные.
Сожаления и рухнувшие надежды. Это была изощренная пытка ‒ вспоминать о той, кем я когда-то была.
Муж приоткрыл дверь в мою комнату и позвал Мартину ‒ когда-то медсестра была нашей няней, а теперь превратилась в мою сиделку. Она была рядом и быстро оказалась возле меня.
― Идемте, синьора. Вот так… ― обхватив мое тело своими на удивление сильными руками, женщина пересадила меня с кровати в кресло-каталку.
― Погуляйте по набережной, ей пойдет это на пользу.
― Хорошо, ― кивнула матрона.
Я не знала, как нахождение рядом с другими людьми, могло пойти мне на пользу. В том состоянии, в котором я теперь была… и в том виде?
Когда-то я была красавицей-моделью поражавшей всех своей легкой грациозной походкой. А теперь… теперь сидела в инвалидном кресле. Хоть и не ходили, мои ноги все еще чувствовали ужасную боль, а в теле была такая слабость, что на каждое движение уходили все остатки моей воли.
А моя красота… От нее тоже ничего не осталось.
Когда-то давно я сделала несколько ненужных пластических операций, чтобы довести свои природные данные до совершенства. Едва заметно уменьшила нос и удалила комочки Биша, чтобы визуально подчеркнуть скулы. Видит Бог, я и до пластики была красивой, и пользовалась у парней большой популярностью. Но мне хотелось стать идеалом красоты…
А теперь мне пришлось пройти через серию жутких пластических операций, чтобы мое лицо стало хоть на что-то похоже.
Я смогла оценить иронию. У Вселенной было отменное чувство юмора.
Альдо пытался как-то спасти мою былую красоту, клеил мне на лицо силиконовые пластыри, втирал дорогие мази от красноватых шрамов, испещривших мою кожу. Даже сделал мне лазерную шлифовку в самой престижной клинике Рима. Не знаю, может, хотел так загладить вину передо мной. А может, надеялся, что снова став привлекательной, я смогу обрести утраченное желание жить. Ну, или возможно, он просто не хотел быть женат на некрасивом существе.
Но несмотря на все его усилия мое лицо все равно походило на резиновую маску. Как у женщин в возрасте, злоупотребивших достижениями пластической хирургии. Неестественное, искаженное. Это было… не мое лицо.
Я убрала из своей комнаты все зеркала.
Вселенная… Бесконечно мудрая Вселенная. Я злилась на нее. Но не за то, что потеряла свою единственную любовь, уважение к мужу, красоту, а вместе с ней карьеру мечты, надежду снова обрести независимость. Потеряла будущее. Оказалась заперта в слабом больном теле, прикована к жизни, которую не хотела жить, рядом с тем, кого и видеть не хотела, но должна была быть благодарна за все, что он для меня сделал.
Я злилась на нее за то… что она не позволила мне умереть в той аварии.
***
Город, аристократический и тихий, но со своей культурной жизнью ‒ Альдо надеялся, что смена обстановки окажет на меня благотворное действие, и пару месяцев назад мы переехали в маленький дворец, принадлежавший одному из друзей семьи Ринальди. Но конечно, от перемены места ничего измениться не могло.
Мартина протолкнула инвалидное кресло через входные двери и кое-как покатила его по кривой брусчатке в сторону Пьяцца-дель-Пополо, стараясь держаться теневой стороны улицы.
Как обычно, снаружи мне стало еще хуже, чем было в той душной темной комнате ‒ мне приходилось прилагать огромные усилия, чтобы игнорировать окружающий гомон… и окружающую действительность.
― Слишком шумно… ― я снова спрятала лицо в ладонях, попыталась зажать уши руками.
― Рядом с морем будет потише.
― Нет… Мартина, пожалуйста. Отвези меня обратно. Или просто куда-нибудь, где будет тихо и темно.
― Синьора, ваш муж прав. Пока вы будете сидеть в той комнате, вы никогда не поправитесь.
Я попыталась спрятаться за безразличием, но знакомое состояние уже дало о себе знать. Я сделала вздох сквозь ладони, прижатые к лицу.
Почему они думают, что знают, как будет лучше для меня?
Мимо дворца князей Малатеста, вдоль улицы Республики, сиделка прокатила мое кресло на одну из главных площадей города. Не доезжая до моря, поставила в тени деревьев рядом с круглым современным фонтаном, украшенным по центру шарообразной скульптурой.
