Думаете, я шучу? Нисколько!
А как вам следующий перл?
Русский вариант звучит так: «Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?»
Украинский Ленский задавался следующим вопросом: «Паду ли я, дручком припертый, иль мимо прошпендырит вин?»
Не понимаю… Неужели нужно было напрягать переводчика, чтобы донести до людей, живущих на Украине и прекрасно понимающих русский язык, содержание романа «Евгений Онегин», который все проходили в школе?
Перефразируя Костика из «Покровских ворот», спрашиваю авторов этой идеи: «Вам что, уже и Пушкин не угодил?!»
Все это, бесспорно, напоминает театр абсурда. Особенно, когда «самостийные» руководители некоторых стран, некогда составлявших одно целое под названием СССР, давая интервью российским журналистам, начинают общаться с ними через переводчика.
Клиника! Особенно, если учесть, что родной язык они иногда знают гораздо хуже русского!
А впрочем, чем бы дитя ни тешилось, только бы не вешалось…
Салон самолета был полупустым, и место рядом со мной оказалось незанятым. Я вздохнула с облегчением. Не знаю, почему так получается, но обычно в соседнем кресле располагается человек, весящий около центнера, и я со своими сорока шестью килограммами оказываюсь прижатой к иллюминатору. Либо рядом со мной размещается дама с грудным младенцем. И я всю дорогу наслаждаюсь запахом сменных памперсов в сочетании с упражнениями по развитию детских легких.
Кстати, по поводу памперсов. Помню комичный случай, ярко рисующий мое невежество во всем, что касается детей. Особенно грудных.
Однажды поздно вечером мне позвонил мой бывший однокурсник Эдик. Сам Эдик был, что называется, «не местный» и по окончании института вернулся в славный город Вологду. Шел девяносто второй год двадцатого века, то есть самое начало базарного бума, и многие товары до провинции пока не докатились. В том числе, и памперсы.
— Элька, у меня дочка родилась! — орал Эдик в трубку. — Такая классная! Сашкой назвали!
— Хорошее имя! — одобрила я. И подумала: «Главное — редкое».
— Элька, выручай! — продолжал в экстазе орать Эдик. — Нужны памперсы!
Это слово я уже пару раз слышала, но оно у меня почему-то ассоциировалось с каперсами. Знаете, такой зелененький маринованный продукт, похожий на зеленый соленый кишмиш? На рынках его продают стаканами.
— Зачем тебе? — поразилась я.
Эдик хихикнул.
— Не мне, дура! Саньке!
Господи, ужаснулась я, вот безграмотный! Ребенку же нельзя давать соленья! Это даже мне известно!
— А ей пока не рано? — осторожно спросила я.
— В самый раз! — убеждал меня Эдик. — Их как раз для детей и придумали!
Я задумалась. Маринованный продукт придуман для детей грудного возраста… Что-то тут не сходилось, но я не была уверена в своих знаниях о том, что нужно грудному ребенку, и спорить не стала. В конце концов, может из них делают какую-то кашицу… Не знаю.
— Сколько тебе брать? — спросила я.
— Сколько унесешь, — огорошил меня Эдик.
— Зачем тебе столько?!
— Так она же спать по ночам не дает! — удивился Эдик. — А так — заряжаем памперс — и порядок.
Я окончательно стала в тупик. Каким образом грудную Саньку можно зарядить на ночь памперсом?
В смысле, маленьким зелененьким маринованным продуктом? По-моему, памперсы — это плод какого-то кустарника.
— Господи, Эдик, — сказала я, чувствуя, как шевелятся на голове волосы, — вы чего там с ребенком делаете?
— То же, что и все, — ответил озадаченный Эдик после минутного замешательства.
— Тебя же родительских прав могут лишить!
— За что?!!
— За издевательство над ребенком!
Прошла еще минута напряженного молчания. И только потом Эдик, который был на курсе преуспевающим студентом, наконец что-то сообразил и насмешливо поинтересовался:
— Слушай, Элька, а ты себе как памперсы представляешь?
В общем, разобрались. Но еще долго после этого бывшие однокурсники издевательски припоминали мне эту историю. Ибо бесстыжий Эдик в полном восторге разнес ее по всем нашим общим знакомым.
— Простите, вы позволите?
Я очнулась от собственных раздумий и повернула голову.
Ну, конечно! Такая уж я невезучая!
Рядом с креслом стоял какой-то мужик. Лица его я не видела из-за огромной картонной коробки, которую он прижимал к себе нежно, как ребенка.
— Я осторожно, — говорил мужик, ногой щупая пол, чтобы не свалиться. — Я на самый краешек сяду…
Тут он споткнулся и чуть не свалился. Я перехватила коробку на полпути, и он вписался в нее своей физиономией.
— Вот спасибо!
— Не за что…
— Я вас не побеспокою, — продолжал обещать мой сосед. — Она не тяжелая, просто кажется большой. Это монитор…
Я вздохнула и отвернулась к иллюминатору. Знаете, что такое патологическое невезение? Это когда самолет почти пустой, но именно рядом с тобой садится человек, нагруженный сетками и баулами.
Или с монитором, упакованным в здоровую коробку.
Сосед возился еще минут десять. Поставил коробку с монитором на сиденье и попытался втиснуть объемную спортивную сумку под него. Сиденье, естественно, приподниматься не пожелало. Тогда он снял коробку и загородил ею узкий проход между креслами. Тут же последовала реакция. Стюардесса выразила ноту протеста, и сосед был вынужден снова взгромоздить коробку с монитором на сиденье, а сумку повесить на плечо.
Мне стало его жалко.
— Вы, что, до Москвы стоять собираетесь? — осведомилась я.
— Ну, и ничего страшного, — бодро откликнулся сосед. — Подумаешь, пару часов постоять…
— Пару часов и еще полчаса, — поправила я. — Устанете.
— А что делать?
— Ну, поставьте коробку на кресло в соседнем ряду! Там же пусто!
Сосед повернулся и оглядел предложенное кресло.
— Нет, — отказался он. — Еще упадет, не дай бог… Я его придерживать буду.
«Ну и придерживай! — подумала я со злостью. — Мне-то какое дело? Не буду вмешиваться!»
И тут же сказала:
— Тогда сумку положите под соседнее кресло. Сами сядьте и возьмите монитор на руки. Сумку-то вам придерживать не нужно?
— О! — обрадовался сосед. — Слушайте, вы просто Эйнштейн! Подержите монитор, пожалуйста…
Я положила руку на коробку. Сосед принялся запихивать сумку под сиденье в соседнем ряду. Запихал, повернулся довольный и раскрасневшийся.
— Теперь давайте я подержу коробку, а вы садитесь, — продолжала руководить я.
Он поднял упаковку и шлепнул ее мне на колени.
— Сели? — спросила я, так как пространственная перспектива была загорожена плотным картоном.
