– И что? – тревожно спросил Астраханцев, понимая, насколько чуждо Любе все рациональное и практичное.
Ее женская природа поломала все эти хитрые построения разума. Поэтому она в таком отчаянье! Она плакала, когда он пришел, и до сих пор не справилась с собой.
– А то, что мне больно, – с надрывом подтвердила она его догадку. – Я не хочу замуж по расчету – пусть это и не тот расчет, который принято презирать... Я вдруг поняла, что, если мы поженимся, в моей жизни уже не случится ничего настоящего! Ворота захлопнутся – и все. Это будет не брак, а ловушка! Можно развестись, если любовь прошла. Но ведь простые дружеские чувства не проходят просто так! И мы всегда будем ощущать ответственность друг за друга. Вы понимаете?!
Астраханцев обалдел от неожиданности. Она его отвергает! А он уже настроил планов, напридумывал всяких глупостей...
– Так, выходит, я вам не нравлюсь?! – воскликнул он с обидой в голосе. Обида была жгучей, как молодая крапива.
Ему хотелось бы ее скрыть, но не вышло: мужчины не умеют прятать обиду, нанесенную их самолюбию. Люба очень расстроилась, заметив, какое действие произвели ее слова.
– Вы мне нравитесь, Дима, нравитесь! Но ведь я готовилась к тому, что вы мне понравитесь! Я настраивалась на вас, я желала сделать вас счастливым, еще не представляя, как вы выглядите. Даже если мы поладим и сделаемся замечательной парой, которой станут все завидовать, эта искусственность всегда будет стоять между нами! Я не смогу быть счастливой с человеком, который сделал мне предложение из жалости.
– Да не из жалости!
– Ну, чтобы не загнуться от одиночества, какая разница.
– Подождите, Люба. – Астраханцев вознамерился вскочить и вывалить на нее всю правду. Но она схватила его руками за плечи и снова прижала к спинке дивана, причем с невероятной силой.
– Нет, стойте, не уговаривайте меня. Я не собираюсь от вас сбегать...
– Точно не собираетесь? – спросил он, часто и коротко дыша. Глаза его сузились и яростно сверкали.
– Точно. Я останусь, и мы еще раз все обговорим.
Астраханцев зажмурился. Нет, он совершенно точно ей до лампочки. Она к нему ничего не испытывает. Бред какой-то. Еще полчаса назад он испытывал невероятный подъем. Ему казалось, что он контролирует ситуацию, что все получится так, как он спланировал. И что Любу ему удастся покорить на счет «раз»! Выходит, ошибся. Если женщина влюблена, она смотрит не так.
– Пойдемте гулять, – неожиданно для самого себя предложил он. Фразы выходили круглые и простые. – Если хотите, станем просто друзьями. Не обязательно же нам жениться, в конце концов.
Он постарался стряхнуть с себя наваждение.
– Правда? – спросила она, утерев нос рукой, как делаю дети, когда им обещают что-то интересное.
– Конечно, правда. Поживете у меня просто как друг, отдохнете, наберетесь сил и мужества. А потом вернетесь в свой Орехов.
Он сказал и тут же подумал, что Орехов находится совсем недалеко, и это отчего-то его утешило. Словно короткое расстояние могло сблизить их само по себе.
– Дима, вы такой хороший, – сказала она, и в глазах ее появился живой блеск – какой-то новый, освобожденный.
«Она освободилась от обещания выйти замуж, – понял Астраханцев. – Теперь она раскована и понастоящему пьяна именно этой свободой». Он подумал, что прогуляться будет совсем неплохо. На улице поднялся ветер, словно чувствуя, как он нужен сейчас, и понесся вдоль домов, похлопывая ладонями по оконным стеклам.
Они быстро и бурно собрались и вышли на улицу. Люба взяла своего спутника под руку. Астраханцев испытывал такое блаженство, водя ее по бульварам, завлекая в кафе и магазины, читая ей стихи и рассказывая о ничего не значащих пустяках, что сам диву давался. Ну и пусть она его не любит! Зато ему с ней хорошо, и этот день он потом наверняка будет еще долго вспоминать.
Он купил ей шарф, потому что к вечеру стало холодно, а больше потому, что шарф ей понравился, – скрывать она ничего не умела, совершенно по-дурацки не умела, его это даже злило: мир не всегда дружелюбен, и как она собирается защищаться? Потом он вдруг вспомнил, что ей не двадцать лет, хотя выглядела она, по его мнению, невероятно молодо.
Когда стемнело и Люба стала жаловаться на зверскую усталость, он повел ее в ресторан и накормил так, что потом тащил домой почти что волоком. Снимая с нее в прихожей пиджак и глядя в ее слипающиеся глаза, он раздувался от самодовольства, потому что ему все-таки удалось взять контроль над ситуацией и сбить с Любы то жуткое дневное отчаянье. Она будет спать ночью как убитая, это точно.
Он расстелил для нее диван и положил одну подушку на самую середину. Люба пробормотала слова благодарности и закрыла за ним дверь на ключ. Замок сухо щелкнул, возвращая Астраханцева к реальности. Он ушел к себе в кабинет и стал бродить туда-сюда, прокручивая в голове весь сегодняшний день – фантасмагорический! Когда в квартире что-то шуршало или тихонько стукало, он вскидывался, отчаянно прислушиваясь. Вдруг Люба уже собрала свои вещи и крадется к выходу? Вдруг он все же упустит ее?
В конце концов, не в силах справиться с гложущим беспокойством, он взял плед, свернул его в несколько раз и устроился на полу в коридоре, прислонившись спиной к двери. И почти сразу же уснул, время от времени просыпаясь, выпрыгивая из одного сновидения и тотчас погружаясь в другое.
Солнце поднялось уже высоко, когда Люба проснулась, надела халат, сунула ноги в тапки и повесила на плечо полотенце, намереваясь отправиться в ванную. Астраханцев свалился ей под ноги, когда она внезапно распахнула дверь. Люба ахнула и отпрыгнула в сторону. Он немного полежал на спине, глядя на нее снизу вверх туманными глазами, потом улыбнулся и сказал:
– Вы лохматая, как ведьма.
– Я чувствую себя голым, – сдавленно сказал Грушин, глупо дергая край простыни и тщетно пытаясь прикрыться.
– Ты и есть голый, – пробормотала Люда, вытянув ногу и потрогав пальцами его спину.
Он взвился как ужаленный, завертелся на месте и, подбирая с пола по одной свои брошенные впопыхах вещи, принялся одеваться с такой скоростью, словно кто-то собирался сожрать его живьем и непременно без одежды.
Люда приподнялась на локте и наблюдала за ним, нахмурив брови.
– Ты чего? – спросила она удивленно. – Кудато торопишься? Сегодня же воскресенье.
– Я... Я не знаю, как я здесь оказался.
– В каком смысле? Ты же дома.
– Не знаю, как мы оказались в одной постели, – пыхтя, ответил Грушин, глянув на нее изпод локтя, потому что в тот момент как раз натягивал на себя штаны. Наткнувшись взглядом на ее грудь, он зажмурился, и густой румянец хлынул к его щекам.
