Разумеется, всегда есть выбор. И она его сделала. С трудом, как всегда, когда речь идет о важнейших вещах.
Шагнула к плите на тяжелых ногах, налила чай тяжелыми руками. Чашка еще не успела остыть, как хлопнула передняя дверь.
Она покорно наполнила еще две чашки для ворвавшихся в кухню кузенов.
—Видишь? — Анастасия поспешно бросилась к ней, укоризненно глянув на Себастьяна. — Я же говорила, что она неважно себя чувствует.
Моргана чмокнула ее в щеку:
Я прекрасно себя чувствую.
Я же говорил, что она чувствует себя прекрасно, — заявил Себастьян, хватая печенье с блюда на столе. — Просто злится и дергается, посылает столь громкие и отчаянные сигналы, что мне пришлось вылезти из постели.
Извини. — Моргана протянула ему чашку. — Видимо, не хотела оставаться в одиночестве.
Тебе плохо, — настаивала Ана, и Моргана отпрянула, пока та не проникла глубже.
Расплачиваюсь утром за беспокойную ночь.
Себастьян пил чай, отметив бледные щеки, темные круги под глазами и уловив еще кое-что, несмотря на старания кузины выставить блокировку. Всегда готовый помериться с ней силами, принялся терпеливо разбираться, сухо заключив:
—Неприятности в раю.
Она сверкнула глазами:
Спасибо. Я способна самостоятельно решить личные проблемы.
Не дразни ее, Себастьян, — потребовала Анастасия, предупредительно схватив его за плечо. — Ты что, с Нэшем поссорилась?
Нет. — Моргана села от нестерпимой усталости и повторила: — Нет. Просто за него беспокоюсь. Вчера кое-что узнала о нем. О его семье.
Полностью доверяя любимым кузенам, изложила все, от звонка Лианны до посиделок под кипарисом. Дальнейшее оставила при себе — это касается только ее и Нэша.
Бедный мальчик, — пробормотала Анастасия. — Страшно быть нежеланным и нелюбимым.
И неспособным любить, — добавила Моргана. — Он боится доверять своим чувствам. Кто его упрекнет?
Ты.
Моргана стремительно оглянулась на Себастьяна. Нечего обвинять его за проницательность. Или за правоту.
Собственно, я его не упрекаю. Мне больно, горько, но не упрекаю. Просто не понимаю, как любить того, кто не может, не хочет ответить взаимностью.
Ему нужно время, — напомнила Анастасия.
Знаю. Пробую рассчитать, сколько его в моем распоряжении. Поклялась взять не больше того, что он пожелает отдать. — Голос ослаб, Моргана сглотнула ком в горле. Клятву не нарушу.
Защитная плотина дала течь. Себастьян мигом схватил ее за руку, стиснул и глубоко заглянул:
—Господи помилуй... ты беременна...
Взбешенная вторжением в минуту слабости, Моргана стремительно вскочила, но, не успев отбить атаку, увидела в глазах кузена заботу и тревогу.
—Черт тебя побери, Себастьян, женщины предпочитают лично сообщать об этом.
— Сядь, — велел он, и сам бы отнес ее в кресло, но Анастасия жестом остановила его.
—Давно? — требовательно спросила она.
Моргана только вздохнула:
С весеннего равноденствия. Наверняка убедилась лишь несколько дней назад.
И как себя чувствуешь? Позволь-ка. — Ана, не дожидаясь ответа, приложила ладонь к животу, прислушалась, не сводя глаз с кузины, чувствуя под халатом теплую плоть, биение и ток крови. И жизнь, еще не сформированную, спящую. — Все в полном порядке. С вами обоими.
Поутру слегка утомилась. — Моргана накрыла ее руку ладонью.
Я все равно велю сесть или лечь, пока лицо не обретет естественный цвет. — Себастьян грозно нахмурился, с огорчением видя в любимой сестричке и спарринг-партнерше беззащитную, хрупкую девочку.
Собираешься вокруг меня суетиться? — Моргана поцеловала его с легким смехом. — Надеюсь.
Когда все остальные в Ирландии, мы с Аной за тобой присматриваем.
Моргана неразборчиво забормотала, предположительно выражая признательность. Ана снова наполнила ее чашку.
—Почему вообще вы считаете, будто я нуждаюсь в присмотре?
Себастьян отмел вопрос, тряхнув головой:
Я тут самый старший. Поэтому желаю осведомиться о дальнейших намерениях Керкленда.
Боже мой, настоящее Средневековье! — хмыкнула Ана. — Потащишь его в трибунал вместе со своей родной кузиной?
Себастьян помрачнел.
В отличие от вас не нахожу ситуацию милой и приятной. Давайте проясним. Моргана, ты хотела забеременеть?
—Я забеременела.
Он крепко взял ее за руки и держал, пока она вновь на него не взглянула.
—Прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Разумеется. Она вздохнула.
—Размышляла всего пару дней, но старательно. Конечно, могу сделать так, чтобы случившегося вообще не было. Без стыда и сомнения. Вижу твое возмущение, Ана.
Анастасия покачала головой:
Выбор за тобой.
Безусловно. Я предохранялась, но судьба предпочла это проигнорировать. Заглянула в свое сердце, поняла, что мне суждено иметь ребенка. Именно этого, — объяснила она с легкой улыбкой. — Сейчас. От этого мужчины. Как бы я ни нервничала, как бы ни боялась, не могу отделаться от убеждения. Да. Хотела забеременеть.
Себастьян удовлетворенно кивнул.
—А Нэш как отнесся? — Сразу понял, еще не услышав ответа, и рявкнул так, что дрогнула крыша: —Во имя Финна, ты ему не сказала?!
Взгляд Морганы свалил бы с ног десяток мужчин.
—Вылезай из моих мыслей, иначе, клянусь, превращу тебя в слизня!
Он только вздернул бровь.
—Отвечай на вопрос.
Я только что сама узнала. А после вчерашнего просто не могу обрушить на него подобную новость.
Он имеет право знать, — тихо напомнила Ана.
Хорошо. — Моргана, разгорячившись, стиснула кулаки. — Скажу. Когда буду готова. Думаете, мне хочется его связывать? — Изумленно почуяла скользнувшую по щеке слезинку и нетерпеливо смахнула.
Это ему решать. — Себастьян уже твердо намерился в случае ошибочного решения с огромным удовольствием переломать Нэшу кости — общепринятым способом.
Себастьян прав, Моргана. — Ана решительно встала и обняла кузину. — Ты свой выбор сделала, пусть он сделает свой. Только сначала должен понять, что выбор существует.
Знаю. Сегодня же утром скажу. Себастьян погладил ее по голове:
Мы будем рядом.
Моргане удалось улыбнуться с привычным самообладанием.
—Только не слишком близко.
Нэш ворочался в постели, бормоча в подушку. Сон. Слишком много снов. Мелькают в памяти, как кинокадры.
...Моргана. Постоянно Моргана. Улыбается, манит, пленяет, обещает невероятные чудеса. Внушает ему ощущение цельности, силы, надежды.
Бабка сверкает злобным взглядом, щелкает его по лбу неизменной деревянной ложкой, снова и снова твердит, что он никчемный, ни на что не годный.
