Тут он поглядел на нее. Врать она не умела, даже в темноте.
— Ты знала.
— Не наверняка, скорее, подозревала.
Теперь он глядел ей в лицо, положив одну руку на бедро, а другой все еще упираясь в каминную доску.
— Бога ради, скажи, почему ты сразу не предупредила меня?
— Не предупредила о чем? — саркастически произнесла она. — «Прошу прощения Дрю, но, как мне представляется, твой сын чересчур идеален?» Это было всего лишь ощущением. Не больше.
— Сколько времени тебе потребовалось, чтобы у тебя сформировалось подобное ощущение? — И когда она в ответ промолчала, то он, чуть повысив голос, повторил вопрос: — Сколько времени?
Теперь уже рассердившись, Тэйлор вскочила с кушетки и, в свою очередь, обратила к нему гневный взгляд.
— Какое это имеет значение?
Дрю тихо присвистнул, словно на него это произвело впечатление.
— Значит, уже давно?
Он пытался примириться с мыслью, что она, вероятно, знала об этом с того самого момента, как впервые увидела Ноя. И он издал звук, похожий, скорее, на рычание, чем на смех.
— Это тебе следовало бы быть одним из родителей, а не мне.
— Нет.
Тут он обратил к ней внимательный и пристальный взгляд, потрясенный чем-то, что неосознанно мучило его все это время.
— Какого черта ты до сих пор не замужем, Тэйлор? Почему у тебя нет своих детей?
— Ни один человек в здравом уме и твердой памяти не заведет себе десяток детей при нынешнем состоянии экономики, — пошутила она.
Дрю скрестил руки и даже не улыбнулся.
— Ответ неверен. Тем более, он не объясняет, почему ты до сих пор не замужем.
— Ты говоришь об этом таким тоном, что, можно подумать, у дверей моего дома стоит очередь мужчин.
— Любой мужчина из плоти и крови не может не желать тебя.
Скрестив пальцы, она вдруг выпалила:
— Из плоти и крови! Я же знала, что о чем-то забыла.
— Ага, к примеру, как надо отвечать на подобные вопросы. Почему человек, обладающий твоим даром приводить все в порядок, до сих пор одинок? — Он прошел в угол комнаты и включил лампу. Когда мягкий свет залил комнату, он развел руки. — Доказательство номер один. Вчера это был просто очень красивый особняк. Сегодня это дом.
— Сегодня это средоточие раззора, — уточнила она, указывая на пряничные крошки на столе; пакеты и коробки из-под украшений, наваленные на стулья; попкорн на полу, оставшийся там, где они перевернули миску. — А на кухне еще хуже. Думаю, ты не ждешь от меня, что я все это приберу. Окна я тоже не мою.
— Ты не моешь окон, — задумчиво произнес Дрю, не сводя с нее глаз, — но тебе небезразличны люди. Иметь дело с окнами чертовски легче, чем с людьми. То, что ты говоришь, Мышка, лишено смысла.
— Неужели ты действительно думаешь, что все в жизни осмысленно? — спросила она с деланным смешком. — Ты ведь жил в настоящем мире. И все понимаешь. Жизнь играет с людьми шутки одну за другой. И ты этого не заметил?
Он не обратил внимания на ее язвительное замечание. У нее слишком ярко блестели глаза, а смех был слишком деланным. Она пряталась за дымовой завесой, расставляя на пути зеркала, чтобы увести его от настоящих проблем, от предмета разговора, от вопросов, связи с которыми она стремилась избежать. Он прищурился и сделал вывод:
— У меня нет ни малейшего сомнения.
— В чем? — недоверчиво спросила она.
— В том… что кто-то… когда-то… где-то… сделал тебе предложение. И ты отказала. Мне хотелось бы знать только одно: почему?
У каждого бывает свой момент истины, и Тэйлор поняла, что теперь он настал и для нее. А она к нему не была готова. Она не хотела вслух произносить то, что на поверку может оказаться лишенным смысла. По прошествии стольких лет, почему она так боялась признаться, что хотела жить собственной жизнью? Наверное, потому что больше этого не хотела.
— Тэйлор? — Дрю шагнул в ее сторону, а она отшатнулась. Выругавшись про себя, Дрю тотчас же замер и поднят руки вверх. Хриплым голосом он произнес:
— Не отстраняйся от меня. Я не уверен, справлюсь ли я с тем, что за один день умудрился напугать двоих.
Едва сдерживаемые эмоции, прорывающиеся в его голосе, застали Тэйлор врасплох. Ей вдруг представилось, как выглядит ее поведение со стороны.
— Ты ничего не понял, Дрю. Ты меня вовсе не напугал, по крайней мере, в том смысле, как ты думаешь.
— Расскажи всем чертям на свете, что я тебя будто бы не напугал, — горько отрезал он. — Но я не виню тебя. Я даже не уверен, доверяю ли я сам себе. Особенно после сегодняшнего.
— Как раз тебе я доверяю. Зато я не уверена в себе самой, — тихо проговорила она, настолько тихо, что Дрю даже подумал, действительно ли он слышал эти слова, и сомнения его рассеялись лишь после того, как она заговорила вновь: — Мне не совсем легко поддерживать расстояние между нами, и я все время уступаю, потому что ты один из настоящих «хороших парней», а то, как я начинаю чувствовать себя в твоем присутствии, меня пугает. Я не хочу так себя чувствовать.
— Как «так»?
— Словно я к тебе привязываюсь.
— А что в этом ужасного? — удивленно спросил он. — Я уже в какой-то мере к тебе привязался.
— Потому что ты обременен прошлым.
От изумления он чуть не рассмеялся.
— Обременен прошлым? Да в нашем возрасте все обременены прошлым. И именно это бремя прошлого делает нас такими, какие мы есть. Просто некоторые из нас умеют его облегчить.
Он ничего не понял! До нее дошло, что придется назвать все своими именами. Господи, как же ей этого не хотелось, не хотелось объяснять, но у нее не было выбора. Нельзя и далее играть с огнем. По крайней мере, ей нельзя. Лучше выложить все карты на стол и покончить с этим.
Она нервно заходила по комнате и, в конце концов, подошла к окну, поближе к нему. Они с Дрю были точно единственные две книжки, стоящие по краям библиотечной полки, между которыми остается обширное пустое пространство. Они целиком и полностью осознают присутствие друг друга, но порознь смотрят в ночь. Глубоко вздохнув, она медленно выдохнула воздух, а потом сказала:
— У тебя есть Пой.
— У меня есть Ной? — По спине прошел холодок, и он резким движением схватил ее за руку и рывком повернул к себе.
Лунный свет придал блеск ее волосам и ласкал ее лицо. Она одновременно выглядела несчастной и блистательной. Это сочетание несовместимого предостерегало его от поспешных выводов.
— То, что у меня есть Ной, не меняет происходящего между нами.
— Вот тут ты не прав. Меняет все. Ты и Ной — нечто вроде комплексной сделки с принудительным ассортиментом. Ты же сам говорил, что доверие ребенка — самая хрупкая вещь на свете. И ты должен понять, почему я отстраняюсь. Я не хочу иметь новую семью. Я не хочу к тебе окончательно привязаться.
