Джек всегда бывал нежен и прежде, но неизменно владел собой и старался держаться людных мест, где нельзя позволить себе ничего, кроме поцелуя. Это уже тяготило Франческу, ибо желание крепло в ней час от часу. Когда Джек целовал ее, она так страстно прижималась к нему, что он спешил поскорее проводить ее домой. Но сегодня они непременно станут любовниками.
Джек и Франческа вошли в отель и, никем не замеченные, быстро проскользнули в его номер.
Джек запер дверь, прислонился к ней и пристально посмотрел на Франческу.
— Не передумала? — тихо спросил он. — Надеюсь, ты уверена, что поступаешь правильно?
Девушка молча расстегнула блузку, сбросила ее на пол и протянула руки к Джеку. Он обнял ее, нежно прижал к себе, повел к кровати, сдернул покрывало, и они, не разжимая объятий, опустились на прохладные простыни. Джек целовал Франческу, пока она не застонала от мучительного желания прильнуть к его обнаженному телу.
Джек скинул с себя одежду и припал к ее губам. Он гладил груди Франчески и плоский живот, затем раздвинул ей ноги и обхватил пальцами ее плоть. Девушка извивалась под его рукой, постанывая от наслаждения и чувствуя нарастающее напряжение в низу живота.
Джек приподнялся, плавным движением вошел в нее и застыл, вглядываясь в лицо Франчески.
— Любимая, прости, если я сделал тебе больно.
— Ничего, мне нравится, когда ты во мне.
Франческа чуть шевельнулась, желая облегчить напряжение, дать ему выход, но не знала, как это сделать и как доставить удовольствие Джеку. Стесняясь своей неопытности, она недоумевала, почему он не двигается.
Джек отвел прядь волос с ее лица.
— Подожди немножко, любимая. Пусть твое тело привыкнет ко мне.
Девушка замерла, позволяя Джеку ласкать ее горячими губами и руками. Потом тело подсказало ей, чего оно хочет! Джек начал двигаться, сначала осторожно, медленно, потом все быстрее. Франческа стремилась полнее слиться с ним. Упершись ступнями в кровать, она подалась ему навстречу, чувствуя, что Джек наблюдает за ней. Она уже не ощущала ни боли, ни сомнений, ни тревоги — ничего, кроме неукротимого желания.
Вдруг ей показалось, что внутри вот-вот развернется пружина, тело напряглось, она запрокинула голову. Джек увеличил силу и ритм толчков. Вскоре внутри нее что-то взметнулось, как сноп искр, она испытала головокружительное наслаждение и затихла. Из груди Джека вырвался глухой стон, и он, ослабев, опустился на Франческу.
Едва переводя дыхание, девушка обняла его, наслаждаясь гладкостью его влажной кожи. Когда Джек скатился с нее, она почувствовала себя одинокой. Натянув простыню, он заключил Франческу в объятия.
— Как только развяжусь с этим фильмом, сразу поеду в Париж. Ты по-прежнему согласна ехать со мной, или я отпугнул тебя?
— Я поеду с тобой куда угодно, ты знаешь, Джек.
— И выйдешь за меня замуж?
Она кивнула и прижалась к его груди.
— Я даже не представляла, что могу быть так счастлива.
— И я тоже, Франческа.
Она внимательно посмотрела на него. Может, он говорил то же самое другим женщинам? Но в его голубых глазах, открытых и честных, девушка прочла те же чувства, что переполняли ее сердце.
— Я люблю тебя, Франческа.
— И я люблю тебя.
— Несмотря на то, что я неизмеримо ниже тебя по общественному положению?
Она засмеялась:
— И даже несмотря на то, что ты слишком стар и вообще иностранец…
Джек быстро чмокнул ее в нос, но не успел он поднять голову, как девушка прильнула к его губам, вложив в этот поцелуй все, чему успела научиться у него. Ее переполнила гордость, когда она почувствовала, что Джек снова хочет ее.
— Эй, колдунья, не смей больше соблазнять меня! Нам нужно принять душ и незаметно отправиться в палаццо.
Он поднялся и помог встать Франческе. Они вместе приняли душ и оделись, причем Франческа то и дело заигрывала с ним, а он изображал невинность. Прежде чем они покинули номер, Джек снял с пальца золотой перстень с печаткой и вложил в ее ладонь.
— Носи его на цепочке как кулон, пока я не надену тебе на палец обручальное кольцо.
Ответом ему был еще один поцелуй, но Джек вывел Франческу в коридор и запер за собой дверь, шепнув:
— И почему только я так боялся тебя совратить? Лучше бы позаботился о своей добродетели и попытался сохранить доброе имя. Любовь моя, ты оказываешь на меня самое растлевающее влияние!
Едва он прижал к себе Франческу, как появился папараццо с направленным на них объективом. Джек рванулся к газетчику, но тот уже исчез.
— Я, конечно, мог бы догнать его и отобрать фотоаппарат, но это приведет лишь к тому, что мы попадем на первые страницы. А сейчас, хотя это тоже довольно плохо, дело ограничится последними страницами бульварной газетенки.
— Отец не читает подобных газет и не увидит этой фотографии, если ее не подсунут ему. Но я не знаю никого, кто бы захотел это сделать.
Они побрели туда, где предстояло встретиться с Жози. Джек все еще был встревожен и расстроен.
— Я знаю одно безопасное место, которое не посещают фотографы, — сказала Франческа. — Ни за что не догадаешься! На верхнем этаже палаццо есть комнаты, закрытые с тех пор, как меня увезли в Нассау.
Джек расхохотался:
— Значит, завтра я пожалую в палаццо и заявлю, что у меня назначено свидание с тобой в мансарде.
— Завтра после ленча отец уйдет в офис и я позвоню тебе. Ты подойдешь к калитке для посыльных, я тебя там встречу, мы поднимемся наверх и будем весь день заниматься любовью!
Джек изумленно уставился на нее:
— Боже правый, а я считал тебя беспомощным, невинным созданием! Франческа, не потомок ли ты Макиавелли?
— Я потомок Карло Нордоньи, — сухо ответила она, — а это почище Макиавелли.
— Удивительная у итальянцев страсть к любовным интригам! А вон и твоя подружка. Позвони завтра, любимая. — Он быстро поцеловал ее на прощание и растворился в толпе.
Жози поднималась в свою комнату, вернувшись с урока раньше обычного. В жаркие послеобеденные часы жизнь в палаццо замирала. Слуги отдыхали, Карло был у себя в офисе, а Франческа уходила к себе и не показывалась до вечера. Неделю назад Чарльз уехал из Венеции, и Жози осталась одна. Ее единственной радостью стали уроки пения. Да и чем заняться в эти жаркие дневные часы, когда от застоявшихся каналов поднимаются душные испарения, окутывающие весь город? Девушка с тоской вспоминала свежий воздух Нассау, невинные развлечения и ничем не омраченную дружбу.
Франческа, p'tite soeur, видимо, потеряна для нее навсегда. Внешне они по-прежнему держались дружески, но от прежней близости не осталось и следа. Девушки больше не перешептывались по ночам, не делились сокровенными мыслями. Иногда они, как прежде, непринужденно болтали, но тайны все больше отдаляли их друг от друга за два месяца пребывания в Венеции. Франческа не могла говорить ни о чем, кроме своей любви к Джеку, стремления быть с ним и решимости бежать в Париж. Она не рассказала Жози, что делит с Джеком постель, но та догадалась об этом, увидев, как сияет Франческа, когда они встретились после урока пения. Жози понимала, что у contessina есть и другие секреты. Она говорила об отце с цинизмом, которого не было раньше, и больше не уходила из палаццо вместе с Жози, когда та отправлялась на урок. Когда Франческа заявила, что они с Джеком слишком любят друг друга, чтобы прятаться по закоулкам, Жози поняла, что это тоже ложь.
