его свежая голова и, как бы это не звучало странно, мне нужен его хлюпик.
— Тим… попроси очкарика своего, пусть камеры посмотрит. Я её не нашел, а в полицию нельзя ведь…
Князев только оглашает, что задание понял и отключается.
Прохожу по квартире, а она пуста во всех смыслах этого слова.
Ни чужих вещей, ни миллиона банок и флаконов, ни аромата приторных духом и глупого сообщения помадой на зеркале. Ничего нет, и Наташи нет.
Я впервые за долгое время выдыхаю с облегчением. Не виню её ни в чем, но ей не место рядом со мной, и никогда бы она не смогла занять какую-то важную в моей жизни ступень.
Прикрываю на секунду глаза, и словно из реальности выпадаю. Мне снится снова этот сон.
Впервые я увидел его после поединка. Все полгода в коме я раз за разом наблюдал со стороны за жизнью, который, как я потом понял, у меня никогда не будет. Обыкновенный парк, абсолютно безлюдный, тихий, спокойный. Мне на встречу идет девушка. Её лицо озаряет счастливая улыбка, темные волосы развиваются на ветру, а шаг ускоряется, как только она видит меня впереди.
Машет мне рукой, на безымянном пальце которой поблескивает обручальное кольцо.
Она, практически, падает ко мне в объятья, а я сжимаю её так крепко, насколько хватает сил. Поворачиваем головы, а с детской площадки нам машет рукой маленькая девочка. Я знаю её, хоть и не вижу лица. Это она… наша дочь… Образ плывет и вместо нее уже прыгает с качели темноволосый паренёк.
Раньше я не понимал, почему один ребенок сменяет другого, а потом сообразил, что это игра подсознания. Ведь мне так и не удастся узнать, мог ли быть у нас ребенок, если всё сложилось бы иначе, и кто именно это бы был.
Спустя много лет, мой мозг проецировал на месте паренька уже Митьку.
Всё в этом сне кажется таким уютным, что хочется остаться здесь навсегда. Всю жизнь прожить в этом парке и почувствовать себя, наконец, счастливым.
Но сегодняшний сон другой. В нем есть продолжение. В конце алее замечаю смутно знакомый темный силуэт. Мужчина приближается к нам слишком быстро, а над его головой, на смену яркому солнцу, небо затягивается черными тучами.
Карина крепко сжимает мою руку, а сама глаз не отводит от незнакомца. Дышит глубоко, рвано. Страх пропитывает весь её образ насквозь, когда с каждым шагом, в знакомых чертах я могу разглядеть Искоростецкого.
Он наводит пистолет прямо на нас, а после громкого хлопка, к моим ногам падают крупные красные капли.
Тело рядом стоящей девушки плавно опускаться вниз, а мой истошный крик разрывает барабанные перепонки, и я подскакиваю на месте, чувствуя на лбу холодную влагу.
Отдышавшись, плетусь в душ и наспех одевшись покидаю квартиру.
Карина
Вскакиваю с постели, проснувшись от собственного крика. Этот сон… Я вижу его каждую ночь, и всегда он заканчивается одинаково: Свят убивает Влада.
Асфальт под ногами окрашивается в ярко-красный цвет, а бездыханное тело любимого мужчины медленно падает вниз.
Этот сон — кошмар, но только он удерживает меня в реальности и не дает всем людям вокруг добиться поставленной мужем цели.
Первые несколько лет меня удерживали в одной и той же палате, не позволяя выйти из нее даже на минуту. Я не знала что это за место, не знала, кто эти люди и даже понятия не имела, какой сейчас день, месяц или год.
Со мной ежедневно разговаривала какая-то женщина.
Поначалу она просила рассказать о событиях, которые произошли со мной за последнее время, а когда информации было достаточно, она …
Она приносила с собой горсть таблеток и вот наши встречи уже превращались в её монолог, в котором она каждый раз убеждала меня, что всё, что я рассказала ДО — плод моего воображения. Не было никакой стрельбы, никакого боя без правил в пыльном помещении, и самое главное… не было никакого Влада.
Я никогда не встречала его на том перекрестке. Никогда не спасала девушку-суицидницу. Никогда не хотела уйти от мужа, а мой шрам, как мне казалось от выстрела Свята — результат аварии, в которую мы с ним попали незадолго до того, как я оказалась здесь.
Я противилась. Спорила, ругалась, орала и доказывала, что все это БЫЛО.
Что Влад БЫЛ! Доза лекарств увеличивалась, а на смену женщине появился мужчина, который заверял, что ни с кем до него я никакие беседы не вела.
Когда препарат проникал в кровь, а монотонный голос нашептывал историю моей жизни, мне помогал только он… мой сон… Лишь там я удерживала образ Влада и знала — мне не показалось… он был…
Я перестала шуметь, перестала спорить и внимание ко мне немного ослабло.
А в какой-то момент так, что я смогла выйти за пределы палаты.
Лучше бы я осталась в ней. Лучше бы никогда из нее не выходила, потому что я практически едва не умерла на месте.
Открыв дверь и пройдя пару шагов вперед, передо мной оказалась длинная преграда в виде клеенки. Она струилась от потолка к полу, а что за ней, рассмотреть невозможно.
Когда я с большим усилием смогла поднять её и пройти дальше, я не поверила своим глазам…
Это была не больница, не ожидаемый коридор пахнущий хлоркой и медикаментами. Это был обыкновенный заброшенный дом. Все старое, ветхое, унылое и угнетающее.
Осознание того, что кто-то соорудил в этом богом забытом месте видимость больничной палаты повергло в ужас.
А как же врачи в белых халатах? Как же уборщица тётя Валя, которая махала шваброй два раза в день? Как же медсестры, четко смеющиеся по графику?
Всё вранье…
Теперь я точно знала, что все многочасовые беседы с якобы психологом и его навязчивые разговоры о моей якобы жизни — ложь.
Моя своевольная оплошность стояла слишком дорого. Утром пришли крупные мужчины и затолкали меня в тонированный автомобиль.
И вот тут-то меня уже привезли в настоящую больницу. С настоящим персоналом, длинными коридорами и множеством других пациентов.
Если из импровизированной палаты еще можно было попытаться сбежать, то отсюда очень вряд ли. Здесь теперь было всё иначе, а самое главное изменились препараты. Таблетки выглядели незнакомо, и их было значительно больше.
Первое время мне удавалось прятать их за щекой, а потом смывать в унитаз. Но, когда в палате появился уродливый искусственный цветок под потолком, меня выкрыли и уже более тщательно проверяли рот.
Бесед стало
