нещадно захотелось пить.
Размеренно выпила полбутылки воды и сама не заметила, как задремала. Проснулась от того, что мой железный конь замедлился, а вскоре и вовсе остановился. Я посмотрелась в затемненное стекло, как в зеркало, дождалась, пока передо мной Петр откроет дверцу, выбралась на свет божий, вдохнула несвежий городской воздух.
– Вам туда, – указал мне на шикарную дверь, к которому вела не менее шикарная ковровая дорожка цвета первой зелени. Я медленно пошла в указанном направлении, боясь оступиться, упасть в обморок и опозориться любыми иными способами.
Два амбала замершие у двери оживились, увидев мое, далеко не эффектное, появление. Видимо все гости давно уже прибыли и я последняя явилась, как Золушка на адский бал. По крайней мере, именно так я себя чувствовала.
– Ваше приглашение, госпожа…
– Боярцева, – пискнула я, впервые назвавшись чужой фамилией. Точнее, временно моей.
– Боярцева должна же в красном быть? – громко шепнул один охранник другому, наивно надеясь, что я не услышу. Слух у меня, как у овчарки, нюх тоже. – Не велено…
– Велено, не велено. Не в красном, значица можно, – зашипел второй секьюрити, похожий на своего товарища, словно «двое из ларца». Да уж, и ума у них видимо на двоих, – билет есть? Есть. Не в красном? Не в красном. А потом, Макар Федорович сказал, что баба не бутончик будет. А этой я бы…
– Вдул? – хмыкнул мордоворот, заставив меня залиться под маской свекольной краснотой.
– Простите, вы меня задерживаете, – от злости у меня аж голос прорезался. Нет, я сердилась не на этих дуболомов и не на то, что меня не впускают. Ну, Лось, я тебе устрою. – Или хотите с работы вылететь. Я вам это быстро организую, – господи, что я несу? Что я могу организовать, кроме очередного идиотизма? Но меня несло по кочкам. Я даже сумочкой своей замахнулась на одного из контролеров, который тут же распахнул передо мной вход в мир шика и лакшери, обрушившейся на мою скромную персону сразу, слишком резко и слишком ослепительно.
Свет ударил в мои глаза, и показалось, что я оглохла и ослепла одновременно. Сейчас сама себе казалась маленькой и ничтожной бактерией.
– Кто вы, прекрасное виденье? – совсем рядом, прямо возле моего уха раздался голос, который я бы никогда уже не спутала ни с чьим другим. Голос того, кого я сейчас была готова растерзать за унижение и обиду, пережитую мной минуту назад.
– Царевна – лягушка, – прошептала, наконец оценив обстановку.
– А я Кощей, – хмыкнул Боярцев, – а значит…
– Это значит, что ты знаком с нашей восхитительной гостьей? – насмешливый баритон вклинился между мной и Боярцевым, чем спас его от неминуемой расправы. Я прикидывала как его казнить, расческой или губнушкой до смерти замазать. – Мак, представь меня даме. Кстати, я не могу определить, из-под чьей игоы вышло ваше платье. Оно шедеврально.
– Я бы с радостью, но не знаю, кто скрывается под маской, – хмыкнул Макар. – Знаю только, что нас посетила Царевна Лягушка.
– Да, и прибыла я сюда в коробчонке. Меня зовут Даная Боярцева, и платье это – мое творение, – тихо сказала я, умирая от счастья созерцать вытянувшуюся физиономию Кощея, стянувшего маску со своего изодранного лица. – Да, дорогой. Вкусом тебя бог обделил. Тот наряд, что ты мне прислал, оказался совершенно отвратительным. И, кстати, зря ты нацепил маску, раны должны дышать. А на кощея ты похож и без грима, – фыркнула я, подцепив бокал с шампанским с подноса пробегавшего мимо официанта. Бинго. Обошла ошалевшего Боярцева и пошла к танцполу наслаждаясь маленьким триумфом. Вечер начал мне казаться не таким уж и поганым.
Макар Боярцев
Да нет, ну какая совесть? Я старый солдат не знающий слов любви. Мне не было стыдно за свой поступок. Ну в чем подлость тут, скажите? Просто благоразумие, помноженное на холодный расчет. Тем более, что я предупредил своего водителя. Он дождется Данаю и отвезет ее домой, после того, как ее отфутболит фейс – контроль.
– Мак, ты постоянно смотришь на дверь? Так соскучился по своей жене? Мадам красотка наверняка если ради нее ты бросил Кэт, – хмыкнул Луи, вертя в пальцах бокал с бордо. Вино оставляло на стеклянных стенках «дамские ножки», и казалось густым, словно сладкая кровь. – Она опаздывает.
– Красотка? На любителя, дорогой Луи. Моя Даная особа ветреная, ее красота особенная, необычная, я бы сказал животная. И этот мир не ее, – оскалился я. Сам не понимаю, почему я постоянно смотрю на вход в это царство кича и понтов. – И она не…
– Зато ты – ее, похоже. До ушей, дружище, так ведь? Когда ты говоришь о женщине, сумевшей окольцевать тебя, даже голос у тебя меняется. Не помню, чтобы с Кэт было так же, – фыркнул этот слишком самоуверенный хлюст, считающий, что читает чужие души. И вдруг закашлялся, уставившись на появившуюся в дверях, женщину. Слава богу, а то я уж думал, что поплыл мозгом. Ну что ангел может делать на дьявольском балу, в окружении застывших в изумлении полуголых баб, манерных парней и лоснящихся от денег мужиков? Даже музыка стихла, как мне показалось, когда это небесное виденье сделало шаг вперед, расправив острые плечики и прижав к груди маленький клач. Посмотрела в мою сторону странными золотистыми глазами, и я понял, что плевать мне на все вокруг, включая жену – ламу, мальчишку-потрошителя, кота-убийцу, хитрого француза и на весь этот сброд, жрущий и пьющий в чертовом зале. А еще мне страшно захотелось петь, красть цветы с городских клумб и положить всех зажравшихся папиков в этом клубе, пожирающих глазами маленькую, почти прозрачную женщину, уверенно шагающую прямо ко мне, и не сводящую с моей персоны своего волшебного взгляда.
– Ты женат, – шепнул насмешливо Луи, опеределнно удвидевший, что до безумия мне один крохотный шажок.
– Плевать, – выдохнул я, чувствуя, что задыхаюсь в проклятой маске. Но снимать ее не стал, негоже, чтобы ангел видел освежеванную Люцифером физиономию, больше похожую на кусок сырого мяса.
Второй раз в моей жизни я ошалел. Как мальчишка онемел. С трудом протолкнул сквозь связки дурацкое «Кто ты?». И ее глаза засмеялись, так озорно, в прорезях дурацкой вуали. Насмешливо. И если бы не вклинился в наш разговор проклятый француз, я бы, наверное, свалился к ногам фемины, обутым, от чего-то в
