Не дожидаясь реакции, она дёргает моего папашу в свою сторону, и тот издает крякающий звук.
Оказывается, Беатриса Исааковна так и не выпустила его локоть из цепких рук, и обе дамы неожиданно очутились в положении спортсменов, которые решили сыграть в перетягивание каната.
В этот момент я неожиданно подмечаю быстрое переглядывание спонсорши с Царевичевым. Беатриса Исааковна делает слегка вопросительный кивок подбородком на растерявшийся объект женского соперничества… а Царевичев отрицательно-коротко качает головой.
— Дорогая Альбина, не стоит расслабляться во время выставки, — сразу же говорит она вслух. — Сейчас очень важный момент общения с ценителями искусства! Кстати, Николай… а помните, вы упоминали про картину, которую любили так сильно и переживали, что она никому не зайдет?
— Да, — оживляется папаша, мгновенно оторвав жадный взгляд от заветного «жидкого золота» в бутылке, и с надеждой спрашивает: — Неужели она хоть кому-то показалась… э-э… достаточно интересной..?
— Достаточно интересной? — кокетливо смеётся спонсорша выставки. — Вы шутите! Эту вашу картину считают самой перспективной изюминкой в хорроре нынешнего года! Это мне по секрету шепнул наш главный художественный критик. Да, и к слову говоря о мечте в чьих-то руках… а хотите, я прямо сейчас вас с ним познакомлю? Он подробно и профессионально поведает нам, в чём именно видит особенную ценность вашего творения.
Глаза моего папаши загораются маниакальным огнем того художественного фанатизма, которым отличаются непризнанные, но очень амбициозные гении.
— Да-да, я только за, Беатриса Исааковна! — с жаром соглашается он и дергает локтем, чтобы отцепить его от рук Альбины. — Это чрезвычайно важное для меня знакомство!
— Можете звать меня Без.
Парочка исчезает в толпе, оставив нас с Царевичевым в компании зло сопящей мачехи. Я молчу, шокировано переваривая только что увиденную сцену виртуозного увода мужика из-под власти жены.
Глава 30. Свадебный хоррор
— Катенька! — поворачивается ко мне взвинченная Альбина, явно намереваясь втянуть меня в свою маленькую войну. — Ты не могла бы сказать своему отцу, что…
— Сейчас неподходящий момент, — спокойно прерывает ее Царевичев. — Вот-вот начнется онлайн-аукцион картин, и у меня прямо сейчас запланирована небольшая речь.
Он кивает ей с заметной прохладцей и тянет меня прочь, оставляя мачеху в бессильной одинокой злобе сжимать бутылку с невостребованным «жидким золотом».
— Артём, у тебя действительно запланирована речь или это был предлог уйти? — любопытствую я.
Царевичев искоса смотрит на меня и улыбается.
— Мне не нужны предлоги, чтобы избавиться от компании тех, кто абсолютно неинтересен, Катя, — пожимает он плечами с будничной уверенностью человека, который привык, что все его желания исполняются по умолчанию. — И да, у меня действительно запланирована речь. Подожди меня здесь.
Он усаживает меня на диванчик-софу, от изогнутых ножек которого веет отреставрированной стариной, и куда-то уходит.
Передо мной — небольшое возвышение, вроде полутораметровой крутой сцены высотой с одну ступеньку. Видимо, ее именно так и используют, когда проводят в художественной галерее частные аукционы картин. Именно на это и намекает несколько элегантных диванчиков, в числе которых и есть тот, на котором я восседаю, как на троне.
Вижу, как посетители выставки мало-помалу тоже начинают подтягиваться к этой сцене, сразу же заняв свободные сидячие места. И тут я невольно подмечаю одну странность.
Рядом со мной на диванчике есть ещё одно свободное место, а все люди поголовно, включая одиночек, упрямо продолжают стоять. Как будто над моей головой висит ярко-красный транспарант с надписью: «Садиться рядом запрещено».
Но всерьез задуматься над этой непоняткой я не успеваю. На сценку энергично вышагивает хозяин галереи Аристарх и быстро поправляет миниатюрный микрофон на лацкане своего пиджака. Затем торжественно произносит:
— Дорогие друзья, минуточку внимания! Счастлив всех приветствовать на десятой выставке этого сезона «Новые горизонты хоррорам. Перед нами сверкнула сверхновая звезда талантливого художника Николая Тихонова, чьи картины цепляют каждого при первом же взгляде. И это чистой воды феномен! Как знают уже многие из вас, это мероприятие, о ужас… могло не состояться… — и тут он добавляет в голос тончайший флер умеренного пафоса, -..если бы не известный предприниматель и меценат нашего города Царевичев Артём Александрович! И мы попросим его сказать пару слов в честь открытия выставки. Прошу вас, Артём Александрович!
Светская тусовка вокруг меня откликается на эти слова энергичными аплодисментами и оживлёнными шепотками. И почему-то меня вдруг накрывает таким глубоким волнением, как будто на сцену с речью должен выйти не Царевичев, а я сама.
Кстати, в отличие от меня, он кажется совершенно спокойным. Появляется из толпы, которая синхронно расходится перед ним, как по мановению волшебной палочки, и с кривоватой усмешкой на красивых губах поворачивается ко всем лицом.
— Спасибо, Аристарх, — негромко говорит он, и его низкий бархатный голос разносится по длинному залу через точно такой же миниатюрный микрофон на лацкане пиджака, как и у хозяина галереи. — Приветствую всех. Долгожданный аукцион начнется совсем скоро. Вижу, что вы уже на низком старте, поэтому буду максимально краток. Вы знаете, как тесен бывает мир… и судьба талантливого художника Николая Тихонова сложилась так, что он просто не мог открыть для себя новые горизонты хоррора и добиться известности. Именно поэтому мы с Аристархом и спонсором выставки Беатрисой назвали так мероприятие — «Новые горизонты хоррора». И я рад, что немного поспособствовал тому, чтобы талант обрёл свой шанс на славу. Кстати… Николай! Покажитесь тем, кто пришел сюда благодаря вашим впечатляющим картинам.
После секундной задержки из передних рядов тусовки не очень решительно, но с большим энтузиазмом вышагивает мой папаша. Так забавно и радостно видеть его таким — похорошевшим-помолодевшим от неожиданной популярности, свалившейся на него нежданно-негаданно с потолка.
— Спасибо, Артём Александрович! — неловко благодарит он прямо на ходу и, оказавшись на сцене, начинает нервно переминаться.
На его лице прямо-таки черным по белому нарисовано смятение закомплексованного обывателя, который не привык выступать перед толпой глазеющих на него людей.
— Я бы тоже хотел сказать вам «спасибо», Николай, — кивает Царевичев и переводит на меня взгляд, вроде бы серьезный, но с искорками мягкого веселья в медовой глубине.
— Пожалуйста, — машинально отвечает палаша, а затем озадаченно крякает. — А за что?
— За то, что мир, как я уже говорил, тесен, — говоря это, Царевичев продолжает смотреть на меня неотрывно и так гипнотически нежно, что у меня от волнения ускоряется пульс и бьётся где-то в ушах, горячо и быстро. —..и за то, что в нём существует такое чудо, как ваша дочь.
Чувствую, как ко мне дружно устремляются взгляды всех присутствующих, и вспыхиваю от смущения. Папаша выглядит ничуть не лучше — стоит с приоткрытым ртом и переводит удивленный взгляд с меня на Царевичева и обратно. Похоже, до этого момента он даже и не задумывался, какие именно отношения связывают меня с моим боссом.
Эх, папа — такой папа! Какой же он у меня непутёвый родитель.
Зато Царевичев держится по обыкновению уверенно и с усмешкой обращается к залу:
— Друзья, как насчёт того, чтобы немного разбавить ваш хоррор старой и доброй романтической классикой?
В ответ раздается одобрительный гул. Кто-то даже хлопает а затем справа прилетает залихватски азартный выкрик Боярки:
— Давай, Темыч! Сделай это!
— Артем Александрович, — я не вполне уверен, что понимаю, в чем дело, — осторожно бормочет мой папаша. — Особенно насчёт романтики.
— Сейчас поймёте, — поворачивается к нему Царевичев. — А дело в том, что романтика — дело тонкое. И как это банально ни звучит, любовь творит чудеса. Так, что впервые в жизни мне хочется, чтобы всё было правильно. Именно так, как это принято было когда-то, если мужчина не только любит женщину. но ещё и уважает ее. Итак, Николай, скажу вам прямо. Я люблю вашу дочь и хочу попросить ее руки. Как насчет вашего отцовского благословения?
