ему хорошо. Чувствую что подол юбки моей задирает и ягодицы наглаживает. Рассматривает. Любуется. Трусы в сторону отодвигает, пальцами сухое влагалище гладит. А я стою, не двигаюсь. Так паршиво на душе, нет сил чтобы возбудиться. А он как будто не замечает, что я не в настроении трахаться. И даже отсутствие влаги у меня между ног его не смущает. Сует свой огромный член, грубо, с силой вгоняет. Больно. Еще ткань трусов нежную кожу натирает, неприятно. Шторки эти проклятые сжимаю и кричу. А Максима мои крики только еще больше заводят. Наверное, думает что от страсти ору. За жопу сильнее хватает, сам глухо постанывает. Сжимаю шестёрки и жду, когда все закончится. Даже не пытаюсь симулировать оргазм, не получится, да и ему, похоже все равно на моё удовлетворение. А он не торопится. Совсем. И позу не меняет, пыхтит, все сильнее вгоняет член, как будто дыру пробить хочет. И время тянется так медленно! Наконец кончает, в меня.
— Моя девочка… — почти кричит, корчится. Отходит и сразу на кухню, воды попить. Я сама трусы поправляю, юбку обратно опускаю. Не девушка, а часть мебели для траханья. И это моя будущая жизнь. Сама решила, сама согласилась. Смотрю на время, почти час ночи. Начинаю домой собираться.
— Оставайся. — говорит. Смотрит удовлетворённо, улыбается, даже с какой-то нежностью в серых строгих глазах.
— Мне на работу утром. — говорю. — А у меня дома все умывалки и косметика. — придумываю повод на ходу. Хотя по сути, я прекрасно могу умыться и накраситься в агентстве.
— Тогда, поехали твои вещи заберём. Ко мне переедешь. — подходит, обнимает, к себе прижимает, как маленькую.
— После свадьбы перееду. — обещаю с самым искренним выражением, лишь бы отпустил сейчас домой.
— Хорошо. — расслабленно улыбается.
Выхожу из лифта, поворачиваюсь к своей квартире и замираю. Дан сидит прямо на грязном бетонном полу, прислонившись спиной к моей двери и спит, опустив голову на согнутые колени. Подхожу тихонько, стараюсь не стучать каблуками, чтобы не разбудить. Опускаюсь на пол рядом с ним, голову кладу на его плечо. И так спокойно становится. Прям чувствую, как душевные раны затягиваются. И уже не нужен мне никакой психолог. Вздрагивает, голову поднимает и смотрит на меня сонными глазами. Зевает во весь рот.
— Ты чего здесь? — спрашиваю.
— Тебя жду. — отвечает, достает из кармана свою электорнку и закуривает.
Прижимаюсь к его широкому плечу, вдыхаю носом аромат его тела, кондиционера для белья и белого сладкого дыма, и как будто мы не в грязном пыльном подъезде на полу, а в самом лучшем месте на Земле.
— Зачем? — спрашиваю тихо, боюсь нарушить это спокойствие.
— Кирюх, я не зажал приставку. — говорит серьёзно, коробку откуда-то сбоку вытаскивает. — Моя сломанная. Я тебе новую купил.
— Зачем? — спрашиваю и удивляюсь.
— Ты обиделась вчера… — говорит так же тихо, в лицо заглядывает.
Идиот! Дело же совсем не в приставке! Хотела бы объяснить ему все, да только устала сильно, эмоционально выпотрошена, нет сил даже на то, чтобы начать злиться. Хочу просто сидеть вот так рядом с ним, целую вечность, и его теплом напитываться, силы восстанавливать. Марина наверное самая счастливая на свете. Может позволить себе засыпать на его плече каждую ночь. Понимаю, что завидую ей. Так сильно, как никогда и никому прежде.
Среда. Середина недели, разгар рабочего дня, а я дома в постели валяюсь. На работу вечером. Будет ночная съемка на крыше высотного здания. В честь этого нас даже отпустили по раньше, чтобы поспали и в кадре не зевали. Спать совсем не хочется. Не привыкла засыпать, когда на улице солнце светит. И планов на день никаких. Максим думает что я на работе. Кит зовёт на самокатах кататься, соблазняет вкусным мороженным. Только после его признаний, я не готова с ним один на один гулять. Не хочу чтобы питал ложных надежд. Пока обдумываю чем заняться, Адик прыгает на кровать и сразу мокрым носом в лицо тычет. Щеки облизывает, улыбается, хвостом виляет. И не противно совсем, пахнет от него МОЕЙ собакой. Люблю его до безумия. Просто обожаю эти карие глаза-бусины и белоснежные гольфы. Готова часами его наглаживать и целовать прямо в морду. Зря я столько времени боялась заводить собаку. Сама себя такого счастья лишала. За это время он неплохо прибавил, стал довольно крупным. Вероятно вырастит большим и очень красивым псом. Самым лучшим! Будет мне поддержкой и защитой. Хватаю его за загривок и зажимаю. А он обниматься не любит, терпит несколько минут и спешит вырваться. Точно! Пойду гулять со своим единственным настоящим другом. С ним можно и мороженное поесть и побегать. Одеваюсь, кладу в сумку его мяч и выходим. Погода так и шепчет легким теплым ветерком, что нужно в парк ехать. К тому же Адик там ещё не был.
В городском парке цветы зацвели, тюльпаны, ирисы и пионы. Запах от цветов стоит неимоверный, сладкий, приятный. Красиво кругом. Идём в самый конец где начинается лесополоса, там обычно практически никто не гуляет. Можно спустить Адика с поводка и мячик покидать. Смотрю в эту улыбающуюся довольную морду, которая радуется только тому, что можно безнаказанно бегать между деревьями в свое удовольствие, и самой радостно становится. И кажется что в жизни все не так уж плохо. Все наладится. И к замужней жизни привыкну, и Дана из головы выкину. Главное что со мной всегда будет мой пёс. С ним, не страшно.
Мяч Адику быстро надоел. Как и моё внимание. Ему хочется все осмотреть, каждый куст обнюхать и пометить. А я следом иду, в ушах наушники и песни любимого исполнителя. Наблюдаю за ним, за лесом, дышу свежим воздухом, который пахнет зеленью и древесной корой. Совсем о времени забыла. Смотрю в экран телефона и понимаю что через час надо быть в агентстве. А ещё нужно Адика домой завести и переодеться.
Вроде успела. Даже душ приняла. Иду к двери, а Адик за мной. Сидит на коврике, уши опустил и смотрит так жалобно. И как его одного на ночь оставить? Беру в руки его корм, открываю дверь по шире. Он сразу соображает что я хочу, выбегает в коридор и несётся к квартире Дана. Дверь обнюхивает, хвостом виляет и лает, мол, впустите меня поскорее!
Не успела я в звонок позвонить, Дан дверь открыл. Улыбается, Адика за ушами чешет.
— Че ты, морда? — спрашивает. — В гости хочешь?
— Дан, у меня съемка ночная. — говорю. — Боюсь его одного оставлять, вдруг скулить начнет,
