— Я буду жить так, как считаю нужным. Я не буду перед вами оправдываться, — взбегаю по ступеням вверх.
После недолгого общения со свекровью хочется принять душ и отмыться.
По коже расползается липкий страх. Прикажет охранникам меня удерживать, и что я сделаю?
Вызову полицию. Буду бороться. Хватит с меня.
— А мы покушали и спим, — Светлана встречает меня с улыбкой. — Как зуб?
— Зуб хорошо. А вот свекровь — плохо.
Подхожу к дочурке и любуюсь ее милым личиком. Мое сокровище, мои силы, ради нее я выстою.
— Я слышала, вы так кричали.
— Извини, что вас во все это втянула. Теперь понимаю, что решение было необдуманным перевозить вас. Я тут долго не выдержу. Да и вам тяжко… атмосфера в доме удручающая, — иду в ванную, умываюсь.
А слова свекрови будто прилипли к коже и не отмываются.
— Ты все правильно сделала. Одной это все проходить нереально. Тем более мы только рады, — Светлана стоит у входа в ванную, вижу отражение ее доброго лица в зеркале.
Сколько всего прошла, годами просвета не видела, а не утратила человечность.
— Вам и без меня тяжело, а тут еще мои вечные проблемы, — обнимаю сестру, утыкаюсь носом в ее плечо. — Я очень благодарна за помощь. И я отблагодарю! Только на ноги встану.
— Будь счастлива, Лер. Это лучшая благодарность.
— Мы все будем счастливы, — говорю со странной уверенностью в голосе. — А теперь давай о приятном!
— О чем?
— Две женщины заинтересовались работами Паши! Сейчас ими займусь, как раз надо отвлечься. Но что-то мне подсказывает — это только начало.
Начет картин у меня такое чувство, словно я держу в руках бриллиант, но много лет его считали просто булыжником. Не знаю, откуда эта уверенность. Она просто есть.
— Если все получится, — Светлана складывает руки как в молитве, — Паша оживет. Картины — это его жизнь. Но он уверен, что это просто мазня. Он утратил веру в себя.
— Значит, вернем ему веру!
Отвечаю женщинам, делаю дополнительные фото заинтересовавших их картин. Паша сегодня очень печальный, неотрывно смотрит в окно, практически не общается. Зоя Ивановна тоже не выходит из своей комнаты. Им тут плохо. В общежитии им было куда привычней и свободней.
Еще больше убеждаюсь в своем решении, как можно скорее покинуть «гостеприимные» стены этого дома.
Одна из клиенток написала, что подумает. Вторая же попросила выслать картину и даже скинула предоплату.
— Паша! У нас первая продажа! — забегаю, чтобы его обрадовать.
— Не может быть. Ты меня разыгрываешь, — хмурится.
На что я показываю ему переписку.
— Странно, что она выбрала эту картину… Я писал ее не в лучшем душевном состоянии.
Картина и правда мрачная. Невероятно красивый конь стоит посреди горящего поля. В глазах животного безысходность, конь окружен огнем и не понимает, как выбраться из западни.
Я понимаю смысл этой картины, улавливаю ее грусть. Полотно живое, возможно, потому и сразу нашло своего покупателя.
— Ты передал в ней свои эмоции.
Настроение становится лучше. Если покупка пройдет успешно, то часть денег хочу вложить в рекламу. У Паши талант, и мне хочется не столько заработка, сколько вернуть его к жизни. Хоть конечно, в нашей ситуации и деньги лишними не будут.
К вечеру свекровь оттаивает. Даже пытается быть милой.
— Валерия, я волнуюсь. Охрана для твоего же блага. Ты не пленница, но прошу, если куда-то едешь, бери собой парней. Они позаботятся о тебе.
Ага, как будто у меня есть выбор, думаю про себя. Не озвучиваю своих мыслей. Очередной конфликт мне не нужен. Лучше не злить ее, а просто идти к своим целям.
— Где вы их нашли? — спрашиваю, вспоминая слова Николая Владимировича про сомнительную репутацию их начальника. — Они как-то не внушают доверия. На бандитов похожи.
— Ой, Валерия, — машет рукой. — Ты фильмов пересмотрела что ли? Это парни одного моего очень хорошего друга. Он дал лучших людей. И если надо, решит и другие вопросы, — глаза дико сверкают.
— Какие вопросы?
— Разные, — разворачивается и уходит.
Тревога только усиливается. Ощущаю себя частью какого-то гнилого плана, марионеткой.
Вечером, когда уложив дочь, собираюсь и сама ложиться, телефон извещает меня о пополнении карты на круглую сумму.
Следом за пополнением в мессенджер приходит сообщение от Ромы.
Глава 56
«Я не имел права оставлять тебя без средств. Не имел права пользоваться твоей добротой. Недостаточно любил. Я недостоин тебя. Тогда я думал, что оставшись без денег, ты вернешься ко мне. Ты будешь в безопасности рядом со мной. Любимая, ты знаешь, я всегда желал для тебя только самого лучшего. Но когда все случилось, ты ушла, я был в панике, хотел любыми способами тебя вернуть. Сейчас я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Не зли мою мать, но уезжай, не оставайся рядом с ней. А я всегда помогу. Мне жаль, что я не стал мужем, которого ты достойна».
Несколько раз перечитываю сообщение. Конечно, он насыпал добрую порцию соли на свежие раны. Чувства не могут пройти по щелчку пальцев. В памяти все еще живы моменты, когда я была рядом с ним действительно счастлива. Рома, умел сделать так, чтобы я чувствовала себя единственной женщиной во всем мире.
Только это все ложь… Была Алена, возможно, не только она.
Нет ему веры. Не может быть.
И про свою мать, он ничего нового мне не сказал. Я и сама склоняюсь к аналогичному выводу. Но деньги существенно облегчат мне жизнь.
Только рука даже не может написать: «Спасибо».
«Мне нечего тебе ответить».
Пишу как есть.
«Пришли, пожалуйста, фотографию Аришки. Я так ждал доченьку, так тяжело, что не могу ее видеть».
Так много хочется написать. Болезненного, оскорбительного, правдивого. Так ждал, что утешался в объятиях сестры, так ждал, что сделал ей ребенка.
И все же Рома отец. Подхожу к кровати доченьки, делаю несколько фото. Отсылаю.
«Спасибо. Она невероятная. Глаз не оторвать».
Читаю ответ, закусываю губу, чтобы не завыть в голос.
«Как там Зоря?».
Спрашиваю, а сердце еще сильнее сжимается. Еще одна боль. Если предательство Ромы я переживу, то, что делать с дочерью не понимаю. Как с ней общаться?
«Все вопросы мы с матерью уладили, по поводу ее выходки на выступлении. Зоре ничего не угрожает. Она сейчас учится и занимается. Отношения у меня с ней натянутые. Я позабочусь о дочери, не переживай. Дима тоже на данный момент со мной. Маму твою уже выписали».
Морщусь от его сообщения.
Как не переживать, если я даже не могу общаться с собственной дочерью. Перед глазами ее злобное лицо, ее высказывания.
Мама… я столько лет закрывала глаза, на ее отношение ко мне. Все пыталась доказать, что я любящая дочь. Слепо верила, что придет день, и она меня полюбит.
Мать всегда говорила мне о любви, особенно при ком-то, а на деле, я чувствовала отчуждение. Хоть обо мне заботились, Матвей сидел в детстве со мной во время моих болячек, даже сказки мне читал, мать покупала все необходимое, я всегда ходила в чистых, добротных вещах, была сыта. На меня почти никогда не кричали. Только ее сердце для меня было закрыто, я всегда это подсознательно чувствовала, но убеждала себя в обратном.
Ситуацию спасала Алена, с которой мы были так дружны. Она всегда защищала меня перед матерью, а я ее. Мне есть что вспомнить, очень много добрый и счастливых моментов было в детстве и потом… Только в какой-то миг, дружба, любовь, все превратилось в театр лицемерия. А во многом таким и было с самого начала.
Сейчас Дима у Ромы… Он продолжает помогать моей сестре.
Больно… Меня еще долго не отпустит. Пора привыкать к этому состоянию.
Ничего не осталась от, как мне казалось, дружной семьи.
Про развод Роме не пишу. Надо сначала встретиться с адвокатом. Но чем быстрее я получу свободу, тем будет лучше.
Только у нас двое детей, мы все равно с ним связаны, контактов с ним не избежать.
