Я встаю и направляюсь к лифту, снова просматриваю видеозапись и вижу, что она расслабленно лежит на кровати. Ее тело неподвижно, голова откинута в сторону. Похоже, Элли закрыла глаза и спит. Улыбаясь, я убираю мобильник в карман. Это наказание.
ЭЛЛИНГТОН
В понедельник вечером я смотрю на себя в огромное зеркало, провожу руками по белому платью на бретельках, красным каблукам и губной помаде в тон. После ужина мы встречаемся с Кирой. На моем лице макияж, волосы уложены в высокую прическу. Мы собираемся пойти погулять. А я — нажраться таблеток, напиться, а потом пойти с ней домой и забраться в постель к Сину. Если он будет дома. Он провел со мной все выходные. Теперь, когда мама вернулась, я не хочу быть здесь.
Взявшись за подол платья, я приподнимаю его, чтобы посмотреть на клеймо на внутренней стороне бедра. Последние пару дней на нем была повязка. Син промывает и меняет повязку. Я ненавижу то, что мне это нравится. Что он предъявил на меня права так, как никто никогда раньше. В каком-то смысле это заставляет меня чувствовать себя принятой. Даже я знаю, что это полный пиздец. Что мое из-за своего детства я принимаю то, что большинство общества сочло бы неправильным.
Возвращая платье на место, я отвечаю Кире, спускаясь по лестнице в столовую. Я сажусь за стол.
— Эллингтон?
Я поднимаю глаза и вижу, что входит моя мама с несколькими сотрудниками.
— Ты в порядке, дорогая? Ты выглядишь немного больной.
Не дождавшись от меня ответа, она поворачивается к ним, отдает распоряжения, затем снова поворачивается ко мне, скрещивая руки на груди.
— Я в порядке, мама. Просто устала.
— Ну, если бы ты не торчала всю ночь со случайными мужчинами, как енот, роющийся в мусоре, ты бы не была такой измотанной.
Я киваю, взяв с середины стола бутылку шампанского.
— Ты права, мама, — я опрокидываю бутылку, отхлебывая из нее.
Она хмурится, но затем приказывает своим маленьким сучкам принести новую бутылку, так как я претендую на эту. Мама уходит, а я отрываю бутылку от своих губ, глубоко вдыхая.
— Бокал, мисс Эллингтон.
Один из ее наемных сотрудников ставит передо мной фужер с шампанским. Он хочет сказать мне, что моя мать не оценит моих невоспитанных манер в присутствии наших гостей.
Я протягиваю руку, беру хрустальный фужер и с грохотом роняю его на мраморный пол рядом со своим креслом. Он со второй свадьбы моей мамы. Подарок папочки.
Сотрудник прищуривает глаза, когда я смотрю на него снизу-вверх.
— Прости, он выскользнул.
— Ничего страшного, мисс. Я принесу другой, — натянуто произносит он, поворачиваясь в сторону прихожей. Я слышу, как он щелкает пальцами, приказывая кому-то идти в столовую, потому что убирать за мной — ниже его достоинства.
Наклонившись, я поднимаю осколок и держу его в руке. Указательным пальцем пробегаю по острому углу. И с шипением вдыхаю, увидев, что порезалась им. Появляется маленькая капелька крови и стекает по пальцу. Я беру его в рот и сосу. Вкус крови напоминает мне о том, что мы с Сином делали на корме лодки. Блять, сейчас я хочу его еще больше, чем раньше.
Почему? Потому что я знаю, что Син такой же ебанутый, как и я? Потому что он все это время знал, что это я? Он пришел за мной, когда я нуждалась в нем. Он обнял меня в моей постели. Это должно что-то значить, верно? Что это больше, чем просто секс?
И загадочный мужчина. Он сделал со мной столько грязных… нет, мерзких вещей. О некоторых я умоляла. В других случаях он не давал мне такой возможности.
Я слышу доносящийся из коридора смех и прячу стекло в ладони. Мама входит, и мои глаза встречаются с парой карих. Мое дыхание учащается. Я видела его всего два раза в жизни.
Я сижу в большом зале на диване, опустив глаза в пол.
— Кто мог это сделать? — плачет моя мама. — Кто мог убить Джеймса?
— Я не знаю, Лора. Но я найду его. Я позабочусь об этом. Возмездие будет.
Я поднимаю глаза и смотрю на ублюдка, который сидит напротив меня. Он обнимает мою маму, пока она рыдает, прижавшись к нему, но его глаза устремлены на меня. Он опускает взгляд на мое платье и, нахмурившись, смотрит на мои запястья. На них все еще видны следы от стяжки, которой таинственный человек связал меня после того, как убил моего отчима.
Открывается входная дверь, и моя мама вскакивает на ноги.
— Что-нибудь есть? — умоляет она.
— Нет, мэм, — качает головой офицер. — Нет доказательств взлома.
— Он, должно быть, был на вечеринке, — рычит Линкольн. — Проверь список.
— Мы уже…
— Тогда дважды, трижды проверь его, черт возьми, — огрызается он, и мама вздрагивает от рыданий. — Я хочу знать, как он получил доступ в этот гребаный дом.
Через мою спальню. Я видела, как он вышел через французские двери на мой балкон. Должно быть, вошел тем же путем. Я никогда их не запираю. Предпочитаю оставлять их открытыми на ночь и слушать, как ветер завывает в деревьях. Это успокаивает.
— Вы в порядке, мисс? — мужчина подходит и встает передо мной.
Я смотрю на него сквозь ресницы. Они слиплись. Офицер опускает взгляд на мое платье и туфли на каблуках. Я знаю, что выгляжу дерьмово. Они думают, что это потому, что мой отчим мертв, но это потому, что я позволила его убийце трахнуть меня своим пистолетом. Моя киска горит. Я почти уверена, что у меня инфекция. Но мне похуй. Это того стоило. Чтобы меня трахнули той самой штукой, которая убила человека, которого я ненавижу? Я согласна на инфекцию в любой день ради свободы.
— Она в порядке, — усмехается Линкольн.
— У нее шок, — плачет моя мать. — Она не разговаривает с тех пор… с тех пор, как Линк нашел тело.
Я даже не знала, что Линкольн будет присутствовать на сегодняшнем вечере. Я бы не осталась дома, если бы знала. Но это ничего не значит. Там было полно гостей. И я осталась наедине с собой. Как всегда.
— Давайте вызовем скорую помощь, чтобы ее осмотрели.
Офицер не ждет ответа. Он говорит в рацию на плече и вызывает «скорую».
— Почему? — кричит мама, заставляя меня вздрогнуть. — Почему это произошло? Снова?
Сейчас она рыдает, стоя на коленях у дивана. Линкольн подходит к ней сзади и кладет руки ей на плечи.
— Лора…
— Он был так добр к нам. Он любил нас.
Я хнычу от ее слов, и офицер замечает это.
— Вам плохо, мисс? — спрашивает он меня.
— Она в порядке, — огрызается Линкольн, но офицер не отводит от меня взгляда.
В порядке ли я? Нет. Я хотела бы изгнать из памяти каждое его прикосновение, каждый поцелуй, каждое долбаное воспоминание о нем, но не могу. Только смерть окажет мне такое милосердие.
По лестнице спускается другой офицер и протягивает нависшему надо мной полицейскому пузырек с таблетками.
— Нашел это в ванной возле его тела.
— Что это?
Мужчина понижает голос.
— Виагра.
Я вздрагиваю. В прошлом году мне достаточно повезло, и ему понадобилась помощь, чтобы у него встал член. Ему было не так интересно трахать меня, когда все происходило по расписанию. Часть меня — больная часть — стыдилась того, что я больше не делаю это для него. Другая часть велела ей заткнуться на хрен.
— Кто-то отрезал его палец, — говорит другой мужчина, спускаясь по лестнице.
От пронзительного крика моей матери, последовавшего за заявлением офицера, у меня звенит в ушах. Я видела, как таинственный человек отрезал его. Он не знал, что я там была, но я была. Сначала я потрясенно молчала. Он думал, что я заговорю. Мужчина даже не представляет, как хорошо я умею хранить секреты. Один из таких секретов — сидящий напротив меня и держащий в объятьях мою рыдающую мать.
