– Хочешь, я намажу?
Она строго посмотрела на него.
– Конечно. Это же твоя специальность. До него не сразу дошло.
– Она девушка моего друга! Ну, типа – они здесь познакомились.
– Выглядело так, будто у вас интимные отношения.
– Да ладно! – Он разволновался. – У нас хорошие отношения. Просто он вел себя как гад. Не хотел намазать ей спину. Это с его стороны было свинством.
Она решила оставить эту тему. И, как ни странно, ей стало легче, когда он рассказал свою версию случившегося. Она вручила ему бутылочку с кремом, глядя прямо в глаза.
– Ну, давай. Посмотрим, на что ты способен. Намажь меня как следует.
Хилари не могла поверить, что сказала такое. Она отвернулась, чтобы он не видел ее улыбки, и расслабилась, ожидая первого прикосновения. Ничего. Краем глаза она увидела его колено. Господи! Он собирался сесть ей на спину!
Она закрыла глаза и успокоилась, почувствовав сладкий кокосовый запах, когда тонкая струйка крема потекла ей на спину. Пока Мэтт закручивал крышку, крем мягкими ручейками потек по ее бокам и по позвоночнику к пояснице. Она напрягла ягодицы в ожидание елейной паточно-теплой струйки, но когда она уже почти дотекла, Хилари почувствовала остановившее ее прикосновение пальцев у талии. Пальцы соединились и отбросили крем назад, как шарик в пинболе, мягко вернувшись к бороздкам спинных мышц, расслабляя и успокаивая. Покрыв всю спину тонким слоем крема, он снова вернулся к пояснице, проходясь пальцами по позвоночнику, аккуратно, круговыми движениями, массируя каждый позвонок и переходя к следующему, снимая ее напряжение, ее страхи, ее беспокойства.
Она вздохнула и полностью сдалась. Чувствуя ее податливость, Мэтт смягчил давление и интенсивность нажатий, осторожно поглаживая и разминая чувствительную кожу на ребрах. Он массировал ей плечи, большими пальцами разминая узлы напряжения. Потом круговыми движениями пальцев прошелся по шее до ключиц, и она закусила губу, чтобы не застонать.
– Хилари, – мягким голосом позвал он ее, стараясь не сбить ее приятное сонное состояние. – Теперь сними верх купальника.
Она приняла это без вопросов и напряглась на секунду, снимая лифчик.
– Так лучше. Теперь я смогу нормально поработать над несколькими… зонами… напряжения.
С каждым словом он вминал пальцы в основание ее спины и, перенеся вес тела на ладони, прошелся ими вверх, к плечам. Она чувствовала, как ей в спину упирается его член, и схватилась рукой за траву, пытаясь остановить себя, хотя понимала, что все равно отдастся ему в конце концов. Ощущение свободы, освобождение – это слишком много для нее, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если бы он сейчас сдвинул руку чуть ниже, между ее бедер, она бы не сопротивлялась. Лишь чуть-чуть раздвинула бы ноги, чтобы ему легче было найти ее. Она теряла над собой контроль. Наверняка он чувствовал ее запах. Она нагнула голову и кое-как выдавила:
– Мэтт… это так… здорово. Я хочу пить. Ты не хочешь?
– Конечно. Мне сходить?
Он спрыгнул с нее. Хилари села и потянулась за лифчиком. Он не мог оторвать глаз от ее маленьких грудей, а она смотрела на его член. Напряженный, если не в полной боевой готовности. Она обхватила себя руками, чувствуя себя очень странно, так странно, как никогда раньше.
Пастернак не собирался бросать все на полпути и возвращаться с пустыми руками. Чертова сиеста! Если бы в его магазинах была сиеста, он бы потерял на этом двадцать пять процентов! Именно во столько обходится бизнес в обеденное время грамотному хозяину магазина. Ему оставалось сидеть до четырех и надеяться, что после открытия он найдет то, что ему было нужно. А потом надо будет только добыть таблетки. В таком маленьком городке, к тому же на курорте, это должно быть легко.
В конце концов пошел дождь, разогнав любителей позагорать у бассейна по комнатам.
Сидевшие под плетеным навесом бара Хилари и Мэтт едва это заметили. Хилари внимательно слушала Мэтта, который, отвернувшись к бассейну, рассказывал ей о своем детстве в приюте Северного Уэльса. Она могла бы и сама догадаться.
– В общем-то это было даже неплохо. Я даже счастлив был. Все такое понятное, да? Некоторые из пожилых женщин – особенно религиозные, – они пытались испортить нам настроение. Я однажды украл с кухни банку джема, не для себя – все его ели, – но она заставила меня исповедаться и, типа, перед всеми отлупила меня палкой и сказала, что от сына проститутки нельзя ожидать другого. Я понятия не имел, о чем она говорит.
Хилари хотелось обнять его, погладить его по голове, но он отводил взгляд. И продолжал смотреть на падающие в бассейн капли дождя.
– Такие вещи застревают в памяти, но это вроде как меня не слишком беспокоит. Приют был нормальным. Мне есть за что их благодарить. И я узнал, что такое любовь.
Тут он посмотрел на нее, словно спрашивая разрешения продолжать. Она коснулась его руки.
– И что произошло?
Он выдавил смешок.
– Я сам до сих пор не понимаю. – Мэтт покачал головой, рассеянно блуждая взглядом, будто ища подсказки. Потом глотнул колы. – Она работала сначала на кухнях, Аманда, – когда я ее в первый раз увидел. Мне было девять-десять, типа шустрый мелкий шкет, и она всегда улыбалась мне и давала добавки. Она ушла, но потом снова появилась через год-два, уже как воспитатель.
– Это что значит?
– Типа учителя, только они жили вместе с нами.
– Вроде компаньонки?
– Наверное, но Аманда сама была ребенком. Это было ужасно, а для нее и еще хуже, наверное. Мы знали, что поступаем вроде как неправильно. Но это не было неправильным. Мы любили друг друга. Это было самое прекрасное время. Самое лучшее, что у меня было.
– Что случилось? С ней?
– Я бы сам хотел знать. Я всякое слышал, но в таком месте не знаешь, кому верить. Только факты…
Его лицо напряглось.
– Я думал об этом постоянно, но понял лишь одно – она исчезла. Ушла. Джимми Клауз – мой лучший друг там, и я не вижу, с чего бы ему врать, говорил, что там был серьезный скандал у воспитателей. Госпожа Слэп – та, что сказала про мою мать, – он слышал, как она кричала, а Аманда плакала. Но с Джимми никогда точно не знаешь. Большую часть времени он жил в своем мире. Лично я ничего не слышал.
Она снова погладила его руку.
– Если ты посмотришь на все со стороны, то в этом есть логика, тебе не кажется? Сколько ей было?
Он пожал плечами.
– Двадцать.
– Получается, что двадцатилетняя женщина, взрослый человек, хочешь ты это признать или нет, но женщина на ответственной должности…
– Она была не такая! Она была… Аманда!
Хилари поколебалась.
– Но не для властей, Мэтт. Для совета директоров она была нарушительницей, преступившей основные правила.
