Проходит ещё немало томительных минут, и я оказываюсь на свободе: медсестра ведёт в обычную палату. Она предложила помощь санитаров и инвалидное кресло, но я отказалась — могу ведь сама двигаться.
Я шагаю медленно, чтобы не сделать хуже организму, который только-только начал восстанавливаться. Едва выходим в коридор, к нам тут же бросаются мама и брат. Рита стоит в сторонке и кусает губы, скрестив руки на груди. Она улыбается мне уголками губ, но я вижу, как все напряжены. Им тоже пришлось пережить немало ужаса в эти дни. Даже представить не могу, чего они успели надумать… Я ведь была без сознания, а они всё это время места себе не находили…
— Прости! — говорю я брату, утопая в его объятиях.
Кажется, он немного подрос… Или нет?!
— За что, дурындочка? — спрашивает он.
— Ну… Я испортила вашу свадьбу, — пожимаю плечами.
Нашла время, когда об этом говорить! И правда, дурында!
— Балда ты, как есть! — смеётся Костя, мягко целуя меня в лоб, и отстраняется. — Гульнём на твоей…
Я не придаю значения его словам и обнимаю маму, а потом Риту.
— Мама чуть с ума не сошла! — шепчет подруга. — Её даже врачи отхаживали с сердцем! Мы все чертовски боялись за тебя!
Я виновато смотрю на маму и поджимаю губы. Бедная… Через что ей пришлось пройти из-за меня?! С другой стороны, я ведь не специально… Я даже не предполагала, что такое может случиться, беременность ведь шла хорошо.
Мне хочется как можно быстрее оказаться рядом со своей малышкой, поэтому, когда медсестра кивает, я иду следом за ней. Даже не спрашиваю, куда увели ЗБ… Сейчас это не имеет значения… Только она…
Моя девочка…
Моё сокровище.
— Палата у вас с дочерью будет одна, — начинает женщина. — Жених оплатил отдельную, выделенную… Только ребёнок сейчас находится в кувезе*. Это как инкубатор для цыплят: с подогревом и другими функциями. Не стоит бояться, когда увидите дочь: к ней сейчас подключены все необходимые системы. Показатели у неё для недоношенной очень даже хорошие… Думаю, что пары недель будет достаточно.
Доктор говорит, а у меня подкашиваются ноги. Мне становится страшно: что такое ужасное я могу увидеть там, в палате, если меня предупреждают заранее?! Сердце ведь не железное, не выдержит, если малышке там плохо…
Мы двигаемся дальше, и я чувствую, когда приближаемся, потому что сердце готово выскочить из груди и забиться в бешеной пляске.
Я чувствую свою девочку, и душа рвётся к ней.
Она где-то рядом… И, кажется, зовёт меня…
— Полякову нужно было на УЗИ ещё отправить! Куда вы её так рано повели? — слышу раздражённый голос доктора, и медсестра одёргивается.
Я хочу возмутиться, но доктор сверкает на меня гневным взглядом, словно пытается отчитать за двойку.
— Ваш жених платит деньги, но у меня и без вас пациентов полно. Вот пройдёт всё обследование, тогда и в палату! — почти шипит она, и уже не нравится мне своим поведение.
Медсестра тоже сжимается под её напором, хотя и старше доктора лет на десять, если не больше.
Ноги ведут меня дальше по коридору… Кажется, что я даже точно угадаю, в какой именно палате находится дочь, но я понимаю, что лучше не спорить. В конце концов, ещё один час ничего не изменит, а моей малышке нужна здоровая мама.
— Смотрите-ка! После родов чуть не померла она у нас, а теперь такая боевая тут ходит! — ворчит себе под нос доктор и идёт впереди меня.
— А далеко идти? У меня живот тянет… — спрашиваю я, уже жалея, что отказалась от кресла и помощи.
— Близко! Потерпи! Обратно санитары отвезут потом, к дочери… Не звери мы ведь тут!
Я киваю, стискиваю зубы и иду дальше. Вот как люди могут менять своё поведение за секунду: сначала доктор скалила зубы, а потом вдруг начала проявлять заботу…
В голове появляется вопрос: «Может быть, и ЗБ тогда на самом деле заботился обо мне, а я всё придумала с наигранностью и желанием отобрать малышку?!»…
Но я отметаю эти мысли…
Из-за них у меня случились преждевременные роды…
И я не хочу, чтобы произошло ещё что-то плохое…
___________________________________________
Пояснения:
*Кувёз (от фр. couveuse «наседка», «инкубатор») — приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры, в который помещают недоношенного или заболевшего новорожденного.
Глава 26. Долгожданная встреча
УЗИ показывает хорошие результаты. Пока я вытираю с живота гель и надеваю халат, врач ругает меня за то, что отказалась от помощи и после реанимации пошла своим ходом в палату к дочке. А что я должна была делать?! Я хочу поскорее убедиться, что всё в порядке, потому что меня съедает дурное предчувствие.
— Я всё понимаю, ребёнка торопилась увидеть, а не думала, что кровотечение сильное откроется?! Не боялась? Что тогда делали бы?
Я слушаю её слова, но не могу ничего ответить, потому что до сих пор нервы напряжены до предела. Пока я не увижу свою дочь, я не буду уверена, в нормальном ли она состоянии. И до сих пор я не понимаю, за что именно извинялся ЗБ?! Вдруг он забрал мою малышку?!
Закончив с УЗИ, доктор вызывает санитаров, и они помогают мне пересесть в кресло-каталку. Я ощущаю себя инвалидом, ей-богу! Но не противлюсь. Хватит с меня. Я в своей жизни уже столько всего наворотила из-за своего упёртого характера…
Оказавшись у дверей палаты, я поднимаюсь на ноги и дрожащей рукой открываю. Около стеклянной люльки, кажется, именно это приспособление и называется кувезом, стоит медсестра и что-то поправляет. По палате ходит ЗБ, точно раненый зверь, сцепив руки в замок за спиной. Он смотрит на меня, и этот взгляд пробирает до мозга костей. На его лице застывала вселенская печаль, от которой меня потрясывает, и я возвращаю взгляд к дочери.
«Мама», — слышу голос в голове и захлёбываюсь от горечи.
Моя девочка…
Такая хрупкая и беспомощная лежит в люльке, опутанная проводами и капельницами. На глаза наворачиваются слёзы и щиплют их, хотя, кажется, что уже и щипать-то там нечего.
— Что-то не так? — спрашиваю я, делая шаг вперёд.
Сердце бешено колотится в груди. Я смотрю на босса и прикусываю щёку изнутри, а затем перевожу взгляд на медсестру, но она суетливо уходит.
— Кать, что-то пошло не так… Ты только не бойся! Всё будет хорошо! — с нотками хрипотцы в голосе говорит ЗБ и делает несмелый шаг ко мне, а я приближаюсь к стеклянному ящику и понимаю, что дочка чувствует себя плохо.
Ноги в это мгновение становятся ватными, а дышать так тяжело, словно получила под дых. Любуюсь своей крошкой и так боюсь, что с ней приключится что-то дурное.
— Мама здесь, милая! Слышишь? Я рядом! Я тебя никому в обиду не дам! — шепчу я, всхлипывая, и гляжу на неё, прислонив ладонь к толстому стеклу. — Я рядом…
Взгляд прилипает к малышке. Если бы только я могла ей помочь… Я всё готова была отдать, только бы ей хорошо было.
В палату спешно входят врачи, что-то говорят между собой, а затем увозят мою девочку, не дав ничего сказать, не объяснив, что случилось. Немой крик сковывает меня стальными цепями. Чувствую, как ЗБ прижимает меня к себе, и не хочу сопротивляться, позволяю ему сделать это, потому что нуждаюсь в поддержке. Вцепляюсь пальцами в рукава больничного халата, одетого на нём, и плачу, уткнувшись носом в плечо.
— Что с ней? Что? — захлёбываюсь рыданиями я.
— Я не знаю… Кто-то из медсестёр напортачил в настройках аппаратуры… Во всём разберутся. Доктор сказал, что всё будет хорошо! Слышишь, Катя? — шепчет он мне в макушку, касаясь головы своими губами.
— Обещай, что всё будет хорошо! Обещай! — хриплю я, сильнее цепляясь за ткань халата и рубашки, находящейся под ним, задевая ногтями его плечи, наверняка оставляя на них царапины.
— Я сделаю всё, что будет в моих силах! Все виновные понесут наказание! Наша девочка сильная! Кать, она выживет! Будет здоровой! Я её видел! Она снилась мне!
— И мне тоже! — отвечаю я и расслабляюсь в его руках.
