Хожу по краю. А потом не удерживаюсь и переступаю черту. Подцепляю резинку и миную её. Нина вздрагивает и сжимается.
— Максим… — кладёт ладонь мне на запястье, останавливая.
Не надо, малышка, не тормози меня. Мне сейчас это жизненно необходимо.
Второй рукой провожу по её горлу, запрокидывая голову мне на плечо, чтобы не видела себя в зеркале. Так проще переступить грань — когда не видишь.
— Позволь мне коснуться тебя, — шепчу, понимая, что сам уже давно на грани, — Просто расслабься. Не думай ни о чём.
Может быть, это действительно слишком рано для неё, слишком быстро. Но я хочу её оргазм. Хочу сорвать первую ягоду её сладкой дрожи. Нет, конечно же она доставляла удовольствие себе сама, это естественно, все так делают. Но первое чужое вторжение будет принадлежать мне.
Чувствую ладонью, которой обхватил горло, как она сглатывает. Жду, не двигаюсь. Она должна решить сама. Позволить сама.
Нина делает глубокий вдох и медленно выдыхает через открытый рот, а потом её хватка на моём запястье слабнет.
Умница, моя девочка.
Когда я касаюсь её нежных складок, Нина резко выдыхает и сжимает бёдра. Пальцами чувствую, какая она влажная. Это вызывает дрожь и восторг, и мне приходится прикусить щёку изнутри, чтобы удержать крышу на месте. Сейчас это всё для неё, моей Малины.
Прижимаюсь губами к шее и продолжаю исследовать её. Глажу мягко, пока не цепляя самую чувствительную точку. Пусть расслабится, привыкнет. Наблюдаю, как Пёрышко сжимает кулаки, чувствую, как громко бьётся её сердце. Нажимаю чуть сильнее, увеличивая темп, дублируя языком на нежной шее те же движения.
Стоит аккуратно коснуться клитора, как Нина вздрагивает всем телом. Приходится перехватить её под грудью, но она так и оставляет голову на моём плече. Сладкая девочка. Она обязательно раскроется. Совсем скоро.
Одна любовница как-то научила меня нескольким фишкам, и мне сейчас хочется впечатлить Нину, использовав их. Зажимаю мягко двумя пальцами её нежную плоть, а большим цепляю чувствительную точку. И получаю свой приз. Нина выгибается, уткнувшись влажным ртом мне в шею, и сладко, тягуче кончает.
Ширинка трещит, в мозгах лава. Жди, друг, нам с тобой пока рано.
Нина обмякает в моих руках, и я опускаюсь с ней на пол на колени. Дышит надсадно, глаза закрыла. Нащупывает мою руку, наткнувшись на пальцы, влажные её соками, и распахивает глаза, ведёт мутным взглядом. Я целую её, не давая уйти в смущение.
— Думаю, репетиция окончена, Пёрышко.
Потому что танцевать сегодня с ней я просто не смогу.
Глава 41
— И как нам теперь быть? — Максим хмурится и, сложив руки на груди, озадаченно смотрит на деканшу. — Конкурс через две недели, и одну из них мы теряем. Жанна Викторовна, это будет провал.
— Я уже пыталась договориться с Центром, но они готовы принять наших студентов на практику именно сейчас, в деканате тоже из-за этого проблемы с учебным планом, придётся всё переделывать. Потом, видите ли, Центр закрывается на ремонт, а всех воспитанников временно расселяют по детским домам и интернатам.
Извещение о переносе практики пришло сегодня утром на почту всей нашей группе. Центр временного содержания подростков, попавших в трудные жизненные обстоятельства, а в народе просто ЦРТП (центр реабилитации трудных подростков), в котором по договору студенты-социологи нашего университета проходят практику, в соответствии со своими нуждами передвинул нам сроки этой самой практики. И теперь мне с другими ребятами нужно на неделю уехать за сто километров из города. Практика проходит в закрытом центре с проживанием и питанием в корпусе учреждения. То есть даже если бы я захотела ездить каждый день, что само по себе для меня неудобно по времени и накладно по деньгам, то это просто было бы невозможно осуществить.
Вижу, что Ларинцев злится. Последние дни мы активно репетируем, он из меня все соки выжимает. Позавчера я просила отменить репетицию, пришлось даже признаться, что у меня критические дни, но в ответ получила категоричное нет.
«Нина, две ношпы перед репетицией и разминка на лайте» — вот такой ответ получила. Ещё и записал себе в календарь график моих «красных» дней. И вот это было совсем стрёмно. Радовало только то, что он никак это действие не прокомментировал.
Вообще последние дни мы проводили очень много времени вместе. Максим забирал меня от Юльки утром (да, я всё-таки сдалась и снова переехала к ней, но комнату в общежитии пока оставила за собой), после пар забирал и отвозил обратно, потом то же самое с репетициями. И мои уверения в том, что я вполне могу и сама перемещаться, и что Влад больше ничего подобного не вытворит, пропускал мимо ушей.
За эти дни я пытаюсь привыкнуть к его вниманию и вниманию окружающих. На следующее утро после той репетиции я думала, что больше никогда не смогу посмотреть ему в глаза. По дороге домой мы молчали, дома с Юлькой я говорить не хотела и уснуть долго не могла. Ворочалась с боку на бок, вспоминая и сгорая от стыда и… возбуждения. Я ведь раньше ни о чём таком даже не помышляла. Мне замечательно жилось, но Ларинцев словно спичкой чиркнул у газопровода. Нет, конечно, общение с некоторыми парнями вызывало у меня приятное томление и вполне себе здоровый межполовой интерес, но я никогда не давала этому развиться. А с Максимом всё иначе. Я и сама не поняла, как за первым поцелуем на следующий вечер почти готова была отдаться. Не уверена, что смогла бы отказать, поведи он меня в эту сторону.
Но на следующее утро Максим, когда я с горящими щеками села к нему в машину, а Юлька устроилась на заднем сидении, никак не намекнул. Мягко улыбнулся и притянул меня для лёгкого поцелуя. Богатырёва сзади застыла и так и просидела всю дорогу до универа каменным изваянием. И только когда мы встретились в столовой на большом перерыве, после долгого помешивания кофе в бумажном стаканчике выдала: «Охренеть. Ты и Ларинцев. Официально».
А потом понеслось безостановочное «я знала, я сразу, ещё в том такси поняла, что между вами искра проскочила». Короче Юльку смог остановить нарисовавшийся в столовой Рома Должанов. Он присел за наш столик, ляпнув перед собой поднос с едой. Юлька нахмурилась и отодвинулась. А потом зависла на том, как подошедший Максим снова поцеловал меня. Вообще-то на глазах у половины университета это было очень смущающе.
Перед репетицией вечером я очень волновалась, потому что одно дело быть среди людей, другое — снова остаться вдвоём в том самом месте, где я уже однажды потеряла голову. Но оказалось, что на занятие, и все последующие, пришла Ирма. Её ребёнок уже выздоровел, и руководительница смогла снова с нами поработать.
Да и вообще, было ощущение, что в тот вечер мне это приснилось. Максим продолжал вести себя непринуждённо и открыто, но… как будто немного на расстоянии, что ли. Держал дистанцию. Целовал, обнимал, присылал милые сообщения, но будто давал мне немного пространства, немного времени привыкнуть к тому, что мы пара. И я действительно стала расслабляться, ощущать себя комфортнее, стала привыкать к понятию «быть в отношениях», пока он меня вчера не вогнал в краску, с совершенно невозмутимым видом прямо за рулём при мне скачав приложение «Женский календарь» и внеся туда дату начала моих месячных.
— Слушайте, а что если… — Жанна Викторовна трёт пальцем висок, а потом, крутнувшись на кресле, вытаскивает со стеллажа за спиной толстую папку. — Максим, у вас, управленцев, практика на март запланирована?
— Преддипломная. А управление персоналом на госсоцобъектах на февраль вроде бы.
Деканша листает бумаги, скреплённые в папке, а потом зависает над одной из них.
— Угу, — выдаёт своим мыслям. — У вас же тут совсем недолго. Слушай, а если я тебя сейчас отправлю? Четвёртые курсы же всё равно не централизовано проходят. Там и порепетируете.
— Ну давайте, — Максим пожимает плечами.
— Сейчас только узнаю, есть ли у них свободная комната.
— Да нам если что и одной хватит.
