Арина растерянно взглянула на Аверина. Зашедшая в кабинет медсестра попросила ее пройти с ней. Саша поднялся со стула, собираясь сопровождать жену, но Ольга Николаевна его остановила:
— Александр Андреевич, нам надо поговорить…
Арина не слышала их дальнейшего диалога, так как ее повели в длинную комнату, где располагался огромный аппарат. Ее переодели в белую длинную больничную рубашку и попросили улечься. Затем засунули внутрь и сделали несколько снимков.
Необъяснимая тревога, даже отчаяние, усиливалась. Арина настойчиво требовала объяснений у специалистов, проводивших процедуру, но они заверяли, что ее лечащий врач ей все объяснит.
Вернувшись в кабинет гинеколога, Арина увидела задумчивого Кирилла, владельца частной клиники, в которой она наблюдалась. Рядом с ним сидели тревожная Ольга Николаевна и еще несколько людей в белых халатах, которых она не знала. Бледный как смерть Аверин не поднимал взгляд, не решаясь смотреть жене в глаза. При ее появлении они все замолчали…
— Что не так с ребенком?! — прошептала Арина. — Вы сказали, что с ней все в порядке, — обратилась она к гинекологу, которая убивала ее своим молчанием. — Я требую, чтобы мне объяснили немедленно, что не так с моей дочерью! — закричала она и отчаянно обратилась к мужу. — Саша?!
— С ребенком все в порядке, — сказал один из врачей, имени которого она не знала. — Но вы должны незамедлительно сделать аборт…
Глава 15
Арина слушала, находясь, словно в густом тумане, через пелену которого, эхом доносились слова целого консилиума врачей о каких-то обнаруженных у нее раковых клетках, злокачественной опухоли в мозгу и метастазах, быстро распространяющихся по всему ее телу. Вторая стадия, которая мгновенно может перейти в третью, хуже в четвертую. И что это должно означать? Чем отличаются стадии кроме дурацких циферок? Они говорили и говорили, и едва ли Арина до конца понимала значение многочисленных медицинских терминов. Трепанация черепа, удаление новообразования, химиотерапия, радиотерапия… О чем они ради всего святого рассуждают?! Это не может относиться к ней…
Она зажмурилась. Когда она была маленькой, и бабушка в очередной раз с широким кожаным ремнем надвигалась на нее, ей казалось, что если с силой прикрыть глаза, то возможно, она просто исчезнет? Должно же существовать в этом злом мире обыкновенное волшебство, которое не позволит ничему дурному случиться с Ариной? Хотя бы один раз! Один единственный раз… ну пожалуйста!… Арина быстро усвоила, что никакого чуда нет. И в этот раз ее снова не пронесет. Перед глазами у Арины мигала кровавая надпись “аборт” — жестокий приговор, вынесенный ее врачами.
Открыв глаза, она невидящим взглядом обвела кабинет Кирилла. Заметила на его столе пачку ментоловых сигарет. Она подскочила со стула, подошла к столу и перебила людей в белых халатах, рассуждающих, когда же ей лучше убить своего нерожденного ребенка.
— Я сильно наврежу ребенку, если выкурю одну сигарету? — ее громкий голос, раздавшейся в кабинете, показался Арине неестественным, резким, словно принадлежал другому человеку. Все мгновенно замолчали и уставились на нее. — Повторяю вопрос, я сильно наврежу своему ребенку, если покурю сейчас? — в ее голосе появились титановые нотки, которые она часто слышала от старой карги. Арина еле сдерживалась, чтобы не заорать благим матом на тупых врачей, которые безмолвно замерли и пялились на нее словно она обезьяна в цирке. Она редко позволяла себе материться и орать на других людей. Всегда сдерживалась, чтобы не походить на свою сумасшедшую бабушку. Но если они не ответят ей сию минуту, то рискуют услышать громовой голос, поносящий идиотов, на чем свет стоит. Господи, сколько часов она провела, тренируя мягкий, чарующий и грудной тон, придававший ей женственности и соблазнительности! Спрашивается, зачем?
Из всех присутствовавших, отмер только Кирилл. Он подошел, протянул ей пачку и зажигалку и мягко улыбнулся:
— Курите, Арина. От пары сигарет ничего страшного не будет. Как врач вам говорю.
Она открыла окно нараспашку. В ноздри ударил морозный свежий воздух. Ей он всегда нравился. Для нее он означал, что после новогодних каникул пора собираться в спасительную школу, где хотя бы на полдня можно было укрыться от страшной бабушки и вздохнуть свободно. Арина прикурила и с наслаждением выдохнула табачный дым с ментоловым привкусом. Она смотрела на бездонные, светло-голубые небеса, прищурилась от внезапно появившегося яркого зимнего солнца. Заметила стаю воробьев беззаботно чирикающих и кружащих на свободе. Вспомнились нестираемые из памяти строки из пьесы Островского “Гроза”, монолог Катерины, который она читала на четвертом курсе, на экзамене по сценической речи:
“Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь?”…
Только вот, несмотря на созвучность имени с главной героиней, Арина не сможет… она уже никуда не полетит…
— Сколько мне осталось? — снова собственный голос резанул по слуху. Арина даже усомнилась, точно ли именно она воспроизводит этот скрежещущий ужасный звук. — Какой прогноз? Прошу вас сказать мне честно, как есть.
— Мы не можем утверждать с точностью. Эта болезнь слишком непредсказуема. Именно поэтому мы настоятельно рекомендуем незамедлительно начать лечение, а для этого в срочном порядке сделать… На вашем сроке поздновато конечно, но вы должны рискнуть, чтобы спасти свою жизнь.
— А если аборта не будет? — перебила она онколога. — Сколько?
— Судя по динамике распространения метастазов и размеру опухоли… тем более, что она разрастается… Я не могу утверждать с точностью, но… примерно полгода. Однако если сразу начать лечение, то у вас прекрасные шансы…
Арина вздрогнула, услышав свой срок. Шесть месяцев! Всего лишь шесть месяцев! Обняв себя двумя руками, она стала раскачиваться на пятках, словно убаюкивая себя, как младенца.
— Когда вы сможете назначить процедуру… аборта? — раздался совсем убитый шепот Аверина. Любимый… она снова его разочаровала. Снова подвела. Вновь не смогла подарить ему то, о чем муж долгие годы так отчаянно мечтал. Боже, да существует ли хоть что-то в этой проклятой жизни, на что она способна?! Должно же быть то, что она в состоянии сделать! Единственное, что у нее точно получится!
— Завтра. В девять пятнадцать, — вынесла смертельный приговор ее долгожданной беременности угрюмая гинеколог Ольга Николаевна. Женщина, которая должна была помочь ей родить ее Василису, премудрую и прекрасную, как царевну из волшебной сказки.
— Назначайте. И готовьте, что вы там предлагали. Химио- и радиотерапию. Мы на все согласны. О деньгах не беспокойтесь. Я все оплачу, — сказал Аверин.
— Я не могу завтра, — возразила Арина, отвернулась от окна и уверенно расправила свои плечи. — У меня йога для беременных.
Присутствовавшие палачи уставились на нее, словно она внезапно сошла с ума, и теперь несет откровенный бред.
— Арина, ты слышала, что сказали врачи?! — взвизгнул злой как черт Аверин, который то и дело сжимал кулаки от бессилия. Какой же он все-таки красивый… даже когда разгневан. Сильный, мужественный и безумно красивый. Что он с ней делал рядом все эти тринадцать лет? Зачем женился? Она же ни на что не способна…
— Слышала, — прошептала Арина, опустив глаза. — Мне предлагают либо убить своего ребенка, либо себя. Кирилл, извините, а если я еще одну покурю? — она снова обратилась к задумчивому шефу частной клиники. Судя по его настороженному, но теплому взгляду, ей показалось, что в этой комнате только он ее сейчас почему-то понимает. — Это очень плохо?
— Курите, Арина. Ничего страшного не будет, — он снова ей улыбнулся.
— Знаете, а я никогда не злоупотребляла. Так, баловалась. Почему-то всегда любила именно ментоловые, — она вертела длинную белую сигарету в пальцах, ставших скованными, словно чужими. — А когда узнала, что беременна, то, как отрезало, верите? — она улыбнулась Кириллу, глядя в его мудрые глаза и ища понимания. — Полгода. Я могу успеть родить?
