отключилась, а Юля невольно представила, как появляется вместе с Никитой на его нереально крутой машине, едет по городу и останавливается перед домом Серёжи. Странное дело, чувств к несостоявшемуся мужу давно не осталось, но удовлетворение от этой сцены было более чем ощутимым. Всё-таки месть – мелочное, но крайне приятное блюдо.
Когда Юля снова решила выйти из спальни, часы показывали половину десятого, а герой её нынешнего романа сосредоточенно раскладывал ворох чистого белья в аккуратные стопочки, разбирая их по цветам. Никита был так поглощён делом и предавался ему с таким вдохновенным выражением лица, словно занимался самой приятной работой, которую только можно представить. Юля невольно вспомнила, как у неё дома порой одежда вываливается из шкафа, а постель даже здесь она просто застилает покрывалом, не придавая значения складкам на нём, и вздохнула про себя – в плане чистоты и аккуратности они бы точно не сошлись. Чудо вообще, что он терпит весь мелочный беспорядок, который она невольно порой устраивает.
– Нашёл, чем себя занять в выходной? – спросила она, подпирая плечом стену. Никита вздрогнул, выныривая из мыслей, и посмотрел на неё, держа в расставленных руках бледно-голубую в тонкую белую полоску простыню.
– Если бы у меня не было машинки, можно было занять целый день стиркой, – ответил он, продолжая складывать ткань. – Я вообще люблю заниматься домашними делами – руки заняты, а голова свободна. Ты как, выспалась?
– Конечно, я могу сказать, что меня напрягают внезапные выходные, но нет. – Юля широко улыбнулась. – Так что выспалась и может, ещё бы поспала.
– В такой-то пижаме грех не спать. – Никита качнул головой. – Где твой халат, накинула бы.
– Смущаю?
– Волнуешь.
– Она максимально закрыта. – Юля пошевелила пальцами ног, едва выглядывающими из-под атласных штанин. Никита невольно опустил глаза и посмотрел на них, неслышно вздохнув.
– Поэтому и волнует, – наконец ответил он, возвращаясь к раскладыванию одежды. – Завтрак приготовишь, или сегодня готовка на мне?
– Ты вчера так поразил своим десертом, что заслужил завтрак. Через полчаса всё будет.
– Значит, тебя легче поразить едой, чем цветами? Запомню. – Никита подхватил стопку пододеяльников и подошёл к ней.
– Цветы я тоже люблю, но дорога ложка к обеду.
– Цветы нужно дарить без повода, только тогда они ценятся.
– Почему? – Юля не делала попыток отойти, чтобы пропустить его, просто стояла и смотрела прямо в глаза.
– Потому что, когда цветы дарят просто так, это всегда искренне и от души.
– Значит, тюльпаны были не от души.
– Следуя этой логике – да, но вообще я действительно хотел извиниться и сделать тебе приятное.
– Мне было приятно. – В горле пересохло. Юлин взгляд заскользил по его лицу, кажется, впервые видя лёгкую щетину на до этого безупречно гладкой коже. Не думая, что делает, она подняла руку и осторожно коснулась его щеки. – Скоро будешь ходить с бородой?
– А как бы ты хотела? – тихо спросил Никита, поворачивая голову и невесомо ловя её пальцы губами. Тело словно прошило током, от макушки до пяток, и пришлось переступить с ноги на ногу, чтобы остаться стоять. Юля медленно опустила руку и, наконец, отошла в сторону, огибая Никиту. – Не знаю. Как тебе удобнее.
– Не люблю щетину. – Никита почесал подбородок. – Она колется. Бриться каждый день, правда, тоже не люблю, и, если бы был один, не стал бы этого делать до конца выходных. Но ради тебя готов потерпеть неудобства.
– Не надо таких жертв. – Юля постепенно отступала к ванной, не прерывая зрительный контакт. – Гладкость твоей кожи меня не волнует.
– А зря. – Ресницы Никиты взметнулись вверх, а глаза полыхнули так ярко, что сердце, пришедшее было в нормальный ритм, снова застучало с перебоями.
Юля юркнула за дверь и облокотилась о неё, прижавшись затылком. Давно не удавалось чувствовать себя настолько живой и желанной. Не зря мама всегда говорила, что нет прекрасней и уверенней в себе женщины, чем та, что влюблена. Сейчас Юле казалось, что она может покорить весь мир.
Завтрак прошёл за просмотром новостей и обсуждением ближайшего будущего и всего, что происходит в мире. Они даже посмотрели вместе передачу, где все кричали друг на друга, и совершенно не было понятно, о чём вообще речь, кроме одного – приближается что-то неотвратимое, неизвестно куда ведущее и мало кому приятное.
– Скажи, а на работе твоего папы это не отразится? – спросила Юля, когда от чужих криков начала болеть голова, и они, наконец, выключили телевизор.
– Не должно. Он никогда не складывал все яйца в одну корзину, если одно прогорит, другое будет в плюсе.
– Мудро. – Юля вздохнула. – Я копить не умею. Если заказчики уйдут в туман на неопределённое время, даже за квартиру платить будет нечем.
– Я помогу, – просто сказал Никита, даже не глядя в её сторону.
– Надеюсь, до этого не дойдёт.
Не было сомнений, что для Никиты оплатить месяц, два, да хоть год аренды её однушки ничего бы не стоило, но быть ему обязанной не хотелось. От повисшей неловкости спас звонок. Едва посмотрев на экран, Юля обрадованно вскрикнула, схватила телефон и помчалась на балкон. Мама звонила редко – работая учителем русского языка и литературы, она подрабатывала репетитором, и свободного времени даже на то, чтобы просто поговорить, практически не было. По той же причине Юля сама почти не звонила маме, потому что либо отвлекала от занятий с очередным учеником, либо будила, когда мама ложилась подремать на полчаса.
– Мамулечка, я так рада тебя слышать!
Настроение, подлетевшее к потолку, постепенно сменялось тревогой с каждым новым маминым словом, мир рушился, а то, что казалось незыблемым, рассыпалось в прах. Под конец разговора, во время которого Юля почти всё время молчала, из глаз хлынули слёзы, и всё, что она смогла проговорить:
– Я всё понимаю, мамочка. Правда. Ты там держись.
Всю жизнь Юля росла с верой в то, что вечная любовь существует, потому что пример был прямо перед глазами: родители. Папа впервые увидел маму, когда ей было тринадцать, а ему восемнадцать. Она шла в школу, а он уходил в армию. Вернувшись, он встретил её снова в лесу, где она с подругами разбила палатку, а он с друзьями расположился неподалёку. Мама тогда потеряла ботинок, а он нашёл и отдал. Больше они не расставались, тридцать лет прожили душа в душу, и вот теперь, как гром среди ясного неба, – папа захотел развестись. Сказал, что устал от того, что жены постоянно нет дома, что давно забыл, что значит – быть женатым. Что уходит к другой женщине, которая показала, что в его возрасте можно любить с той же силой и отдачей, как и тридцать лет назад. Юля думала об этом, прокручивая в голове мамины слова, представляя, как ей сейчас больно и одиноко, и от бессилия
