Тим не вышел на связь ни через час, ни через два, ни через пять. В итоге я выпила целую бутылку вина, включила какую-то мелодраму и вдоволь поплакала над грустным сюжетом. А потом, опустошенная, легла в кровать, проклиная Тима, Мальдивы и себя за то, что так остро реагировала и так глупо себя вела.
На следующее утро я проснулась с тяжелой головой. Целая бутылка вина, выпитая прошлым вечером, давала о себе знать. Первым делом я потянулась к телефону, но от Тима до сих пор не было никаких новостей. Раздраженно вздохнув, я пошла в душ, чтобы прийти в себя.
Погода, наконец, наладилась, поэтому после душа я вышла на балкон, откуда сразу нырнула в океан. С огромным удовольствием поплав и чувствуя себя уже намного лучше, я надела красивое белое платье, соломенную шляпку и отправилась на завтрак.
Весь день я была как на иголках. Тим так и не вышел на связь. Я пыталась не думать о нём, переключиться, получать наслаждение от Мальдив, но это было сложно, учитывая, что мне нечем себя было занять. Основное развлечение — плавать и загорать, но эти занятия совсем не отвлекают от тревожных мыслей. Нашла в интернете какой-то роман, который очень нахваливали в комментариях и решила углубиться в чтение.
Когда стемнело, а часы показывали уже восемь вечера, я уже не на шутку начала тревожиться и нервничать. Прошло больше суток с того момента, как мы виделись с Тимом. Больше суток он не отвечал, не звонил, не выходил на связь. Это же не нормально? Единственное адекватное объяснение — с ним действительно что-то случилось. Но у меня не было никаких номеров, по которым я могла бы позвонить и что-то узнать.
Что же делать? Я чувствовала себя так беспомощно. С одной стороны, он — самый родной сейчас мне человек, но с другой — я так мало знала о его жизни, что не понимала, где он, что происходит, кому можно позвонить, чтобы хоть что-то узнать.
И тогда я приняла единственное верное на мой взгляд решение — купила ближайшие билеты до Москвы. Ближайший прямой рейс был завтра вечером. Меня накрыло паникой. Еще целые сутки здесь, в неизвестности? Единственный, кому я могла позвонить, это Майк. Но нет смысла ему звонить, он наверняка ничего не знает.
Я сходила с ума. Чувствовала одновременно боль, страх, негодование, обиду, панику. Коктейль невероятно острых чувств.
— Тим… ведь с тобой всё хорошо, правда? — тихо прошептала я себе под нос.
Я спала просто ужасно. Ворочалась, мучилась от бессонницы, засыпала, а потом несколько раз неожиданно просыпалась. Только под утро я, наконец, забылась тревожным сном.
— Детка… — сквозь сон услышала я знакомый шепот. — Детка, ты такая соня, оказывается. Уже двенадцать дня.
Я резко вскочила в кровати. Передо мной сидел Тим.
— Ты… ты мне снишься? — хриплым со сна голосом, спросила я.
— Почему же? — Тим вопросительно вскинул бровь.
— Тим, это ты? — недоверчиво прошептала я.
А он даже умудрился в ответ улыбнуться. И тогда я схватила подушку и начала его бить, параллельно выкрикивая:
— Ты офигел? Я тут схожу с ума уже вторые сутки. Как ты мог? Как ты посмел? — я задыхалась от собственной злости и криков.
Мне было так больно. Он здесь, здоровый, свежий, бодрый. А у меня в груди дыра, размером с целую планету.
В итоге Тиму надоело закрываться от моих ударов подушкой, и он просто повалил меня на кровать, откинул подушку. Перехватил мои руки и закинул их над головой, а сам навалился сверху. Я спала в тоненькой, шелковой майке и трусиках, поэтому вздрогнула от ощущения его горячего, твердого тела.
— Сэм, согласен, виноват. Закрутился. Потерял счет времени, — спокойно произнес Тим.
— Ты серьезно? Не вспомнил обо мне ни разу? Ни увидел ни одного из сорока непринятых?
Послышался тяжкий вздох. Кажется, он был еще и недоволен тем, что ему приходится объясняться.
— Сэм, я был на важных переговорах.
Как будто это было достаточно объяснением!
— И что? Ты не спал? Не ходил в туалет? Не ел? Может быть, даже не дышал всё это время? — зло выкрикнула я.
К черту уравновешенность! К черту терпеливость! Я тут чуть не сошла с ума.
— Сэм… — он замолчал, кажется, не зная, что сказать.
Конечно, ведь никакие слова в реальности не могли объяснить его поведения.
Я вдруг перестала крутиться и вырываться. Все силы покинули меня, как только осознание того, что он действительно здесь, рядом дошло до меня. С ним все хорошо.
— Тим, зачем все это? Я не потерплю такого к себе отношения. Не играй со мной в эти странные игры, — тихо, но твердо сказала, смотря в его темные глаза.
Он выругался, а потом прижался губами к моим губам, прошептав на выдохе “прости”.
И я ответила на поцелуй. Яростно, зло, жадно. Вкладывая все эмоции, которые пережила за эти несколько дней без него.
Его руки жадно начали скользить по телу, исследуя. Вот его рука на груди, сквозь нежную, тонкую ткань поглаживает напрягшиеся соски. Вот его рука скользит вдоль шеи, вырисовывая узоры и щекоча. Вот опускается ниже и мнет до боли попу. Тим приподнимается, расстегивая ремень и ширинку. Я тоже привстаю и тяну вверх его белую футболку. Вслед за его футболкой снимаю свою.
Его глаза сверкают, когда он разглядывает мою грудь. Потом он вновь придавливает меня своим телом, отодвигает полоску трусиков, и резко входит, начиная вдалбливаться агрессивно, резко, отрывисто, выбивая дыхание из легких. Я выгибаюсь, подстраиваясь под его жесткие движения. Кричу, стону, кусаюсь, задыхаюсь. Мне жарко, горячо, хорошо. Невозможно хорошо. Его рот опять накрывает мой. Язык резко, бескомпромиссно исследует мой рот. Я отвечаю, не желая отступать ни на шаг. Пальцы зарываются в его волосы. Он опускается, прихватывая губами напряженный сосок и начиная сосать, параллельно продолжая резкие, глубокие толчки. Потом его внимание переключается на другой сосок. Я кричу, молю и… взрываюсь, распадаясь на миллион мелких кусочков.
Мы оба тяжело дышим. Он все еще лежит на мне, придавливая весом своего тела. Быстро чмокает в губы и привстает сначала на локти, а потом и вовсе садится на край кровати.
Я смотрю в потолок, чувствуя, что голова продолжает, кажется, немного кружится. А внутри… наконец, становится спокойнее, лучше. Он здесь, он рядом. Отступает тревога. Наконец-то.
Я поворачиваю голову, утыкаясь взглядом в спину Тима и в ту же секунду напрягаюсь.
— Тим?
— М? — он поворачивает голову, встречаясь со мной взглядом.
— Что у тебя на спине? — тихо спрашиваю я, чувствую, что, кажется, все силы покинули моё тело и мой голос.
— А что там?
Я смотрю на его спину, где тянется несколько ярких, красных царапин. Царапин очень похожих на те, что могут оставить чьи-то ногти в порыве безудержной страсти.
— Тим… ты спишь с кем-то еще? — я вновь смотрю в его глаза, желая прочитать правду, понять.
Он ведь не мог? Этому однозначно есть какое-то еще объяснение. Какое-то разумное, логичное объяснение.
Тим хмурится, встает и подходит к зеркалу, которое весит неподалеку. Поворачивается спиной, пытаясь разглядеть, что я там такого увидела.
— Сэм, — он смотрит на меня и спокойно говорит, — я просто поцарапался в душе. Поскользнулся, а там было что-то острое.
Я продолжаю настороженно разглядывать его, не веря, но бесконечно желая поверить.
— Мы ведь не обсуждали с тобой верность, но я, надеюсь, это подразумевалось по умолчанию.
Тим подходит, садится на кровать, берет меня за руку и уверенно говорит:
— Тебе не о чем беспокоиться. Ты мне веришь?
Он проникновенно смотрит прямо в глаза, и я неуверенно киваю в ответ, чувствуя, как что-то внутри болезненно сжимается.
Глава 21. Разбитое сердце
Отпуск пролетел очень быстро. В итоге мы пробыли на Мальдивах еще пять дней вместо планируемых десяти, и Тиму начали активно названивать из Москвы. Так я впервые увидела, что он действительно принимает активное участие в бизнесе.
Я ведь знала, что бизнес Тиму достался по наследству и, конечно, мне было интересно узнать про эту его часть жизни больше. Мне нравилась мысль, что Тим не просто богатый мажор, а умный, расчетливый бизнесмен. Это меня невероятно возбуждало. И успокаивало. Потому что будь Тим просто богатеньким мажором, скорее всего, я бы не верила в то, что мы действительно сможем с ним создать отношения. Ведь мажоры — непостоянные, безответственные, ненадежные. Хотя… я не была знакома ни с одним мажором, так что это все были, скорее, мои фантазии. Но в любой случае бизнесмен — серьезный, сильный, уверенный в себе мужчина, который знает, чего хочет, вызывал во мне больше доверия, чем избалованный мальчик, который вырос на всем готовом и не знает цену тому, что имеет.
