Рывок, и я снова прижата к его груди.
Мгновение, и он яростно целует меня на глазах у всего потока!
Я обещала сломать ему нос, но он предусмотрительно завёл мои запястье за спину и удерживает их своей рукой. Другая – у меня на затылке – не позволяет увернуться.
Большинство – в глубоком трансе от происходящего. Никто не ожидал такого от, сдержанного по сути, любимца публики. Да даже я не ожидала, хотя он позволил мне заглянуть куда дальше внешней привлекательной оболочки.
Удар коленом в пах заставляет его согнуться, выпустив мои руки, но сегодня я в юбке, а это не самый лучший для этого приёма наряд. И Хоффман выпрямляется, на свою беду, потому что я – в бешенстве, и мой кулак врезается ему в нос. Раздаётся характерный хруст сломанной кости. По аудитории разносится визг нескольких голосов, но мне плевать.
Я стою перед ним, зажимающим нос с текущей по рубашке кровью.
– Я никогда не бросаюсь обещаниями, Хоффман!
– Хоффман, медпункт этажом ниже, по коридору налево, – ленивый голос Ильи Глебовича заставляет панически замереть весь поток.
Студенты напрочь забыли, чья именно пара им предстоит, увлекшись зрелищем.
– Илья Глебович, Самсонова рехнулась! – подружка Меркуловой решает, что это её звёздный час.
– Иванченко, – мне не виден взгляд преподавателя, но Рита сжимается, пытаясь стать в два раза меньше, – когда вы будете выползать изнасилованной из тёмных кустов, надеюсь, никто не скажет вам того же.
– Да как вы…
– Замолчали и расселись! – одинаково вздрагивают и манерные девчонки, и накаченные парни, потерянно возвращаясь к своим местам.
Надолго ли хватит их растерянности? Как бы до конца пары дотерпели! Что вряд ли, ведь многие уже хватаются за телефоны, рваными движениями набирая что-то в мессенджерах. Илья Глебович начинает писать тему занятия, но останавливается и оборачивается.
– Хоффман, вы всё ещё здесь? – смерив меня последним нечитаемым взглядом, не обращая внимания на капающую на линолеум кровь, твёрдым уверенным шагом Хоффман выходит из аудитории.
– Самсонова, ты в порядке? – вопрос из разряда фантастических, но я киваю и сажусь на своё место.
– Записываем, – и лекция начинается.
Глебов как обычно невозмутим, хотя даже Разумовская вряд ли смогла продолжать пару в обычном темпе.
А у меня болит рука. Чёртов Хоффман!
Ноют костяшки и даже запястье. Меньше всего мне хочется получить ушиб или вывих из-за кретинских выходок этого идиота. Как?! Ну как, вообще, до такого можно додуматься? Совсем с катушек съехал?! Так в моих же интересах это выяснить и отправить Хоффмана по месту назначения.
Вызванная к доске Иванченко что-то блеет, но сейчас математика меня не интересует, и вряд ли станет, даже если Глебов пообещает, что лично поспособствует моему отчислению. Тем более, что такими темпами я уйду сама.
Притрагиваться к кулаку больно, и я сдерживаю шипение.
Как назло, рука правая и при попытке взять ручку, у меня не получается согнуть пальцы. Чёртов Хоффман! Лишь бы самой руку не сломать! Если большой, указательный и мизинец ещё как-то действуют, то прикосновение к безымянному и среднему отдают болью в запястье. Том самом, которое распухает прямо на моих глазах.
Голос Ильи Глебовича приближается, и я непроизвольно втягиваю голову в плечи. Меньше всего мне нужна лекция о правилах поведения на паре.
– Смотрим на функцию, указанную на доске, – мой взгляд – в пустой тетради, а над головой продолжает лекцию нелюбимый преподаватель. – Фиксируем точку икс ноль, равную нулю. Пусть икс эн это некоторая последовательность, сходящаяся к икс ноль, при эн, стремящейся к бесконечности.
Моя пострадавшая рука оказывается в захвате пальцев Глебова так быстро, что я не успеваю даже пикнуть.
– Рассмотрим последовательность, указанную ниже. Как видите, она сходится к нулю.
Не прерывая лекцию, Илья Глебович обматывает мою кисть носовым платком, который он только достал из кармана пиджака.
– Подставив в функцию вместо икс, икс эн, получаем новую последовательность. Кто скажет какую?
Из-за Глебова мне не видны притихшие студенты, зато виден он сам с гипотермическим пакетом в руке.
– Я жду ответ! – не отпуская мою ладонь, он разворачивается к потоку. – Иванченко, Меркулова, мало опозорились? Так я могу повторить! Никто не знает? Тогда пишем дальше. Молча!
Глебов кладёт пакет на стол, ударяет по нему ребром ладони и с силой встряхивает.
– Нас интересует, как ведёт себя эта последовательность.
Кажется, ушиб руки перешёл в мозг, потому что я всё ещё в той реальности, где Илья Глебович, как сказал когда-то Хоффман, «нормальный мужик».
– Игрэк эн сходится к единице, при эн, стремящейся к бесконечности. Рассмотрим, как геометрически отображается связь между этими двумя последовательностями. Меркулова, к доске!
Пока она бредёт вниз, сопровождая каждый свой шаг тяжёлыми вздохом, и молитвенно смотрит на первые ряды в ожидании подсказок, Глебов переключает всё внимание на меня.
– Значит так, Кира, – очередное потрясение, – ладонь кладём на стол и не шевелим ей до перерыва! Будет ломить – терпи, иначе останешься без руки на ближайшую неделю. Всё понятно?
– Д-да, Илья Глебов-вич, – надеюсь, что заикание не останется со мной на всю жизнь!
– Меркулова, я всё вижу! – он разворачивается в тот момент, когда она пытается подсмотреть ответ у Паши, нашего второго математического гения. – На пересдачу захотела?
На пересдачу не хочет никто и оставшееся до перерыва время тишину в аудитории нарушают лишь нервные ответы студентов и шорох перелистываемых страниц.
Глава 39
– Кира, задержись! – благодаря Глебову руке вернулся приличный вид и я не могу проигнорировать просьбу. – Как рука?
Выходящие из аудитории студенты его не смущают, потому что он забирает гипотермический пакет, достаёт из стоящей рядом аптечки эластичный бинт и как-то хитро перетягивает мою кисть.
– Всё хорошо, – я сжимаю и разжимаю кулак, чтобы убедиться, что пальцы практически в норме, – если бы не вы…
– Сама ехать сможешь? – льдистые глаза смотрят пронзительно, как не снилось и рентгену.
– Д-да, – точно останусь заикой. – Спасибо за беспокойство.
– Уверена? – уточняет он, собирая материалы для лекций в стильный кожаный портфель.
– Уверена, – гораздо твёрже отвечаю я. – Всего хорошего, Илья Глебович.
Я звоню Александре Борисовне, предупреждаю, что задержусь и заезжаю в ближайший травм пункт. Зелёные стены, толпа народа разной степени опьянения и въевшийся в стену запах хлорки.
Надо бы ехать в платный, но я не хочу. Здесь мне комфортнее и лучше думается. Хотя какие раздумья… В голове только одна мысль – я наивная дура! Может, и правда отчислиться? В конце концов, у нас полно институтов и в половине из них точно есть факультет журналистики, зато нет Меркуловой и Хоффмана. Хотя после сегодняшнего ему самое время отчислиться. Самое смешное во всём этом то, что Глебов действительно оказался «нормальным мужиком», не знаю как Хоффман, а я уверилась в этом на все сто процентов.
В любом случае для начала неплохо бы закрыть первый курс, а уже потом думать обо всём остальном.
«Привет. Что с последней квартирой?» – Кирилл настаивает именно на ней, но последнее слово за мной, а я медлю. Стоит согласиться, что это и правда лучший для нас вариант – новый дом, закрытый двор и все остальные радости жилого комплекса комфорт класса. Осталось договориться о планировке, потому что мне даром не нужна сто пятидесяти метровая квартира, а Кирилл искренне уверен, что чем больше, тем лучше. Конечно, ему ведь в ней не убирать!
Пока я пытаюсь набрать текст левой рукой, на экране высвечивается вызов.
– Да?
– Привет.
– Привет.
– Наполеон или Эстерхази? – невозмутимо интересуется Вадим.
– Ни то, ни другое, – чаепитие сегодня не удастся, неизвестно сколько времени я проведу в травм пункте, – извини, вечер отменяется.
