– Я уверен. Иначе не тащил бы тебя в ЗАГС. А ты что, передумала?
– Нет, нооо…
– Я не хочу слышать никакие «но». Мы всё решили, этот шаг обсудили.
– Да не обсуждали мы ничего. Ты просто сказал, что сегодня едем подавать заявление.
– Да и что? Ты передумала?
– Я не знаю, – пожимаю плечами, закусываю нижнюю губу до боли. – А вдруг торопимся? В смысле… у нас же это серьёзно, да?
– Ты беременна вторым ребёнком от меня. Что ещё тебе нужно, чтобы считать наши отношения серьёзными?
– Я не знаю, Андрей… Не знаю, – почему-то хочется заплакать. Узнаю эти эмоциональные качели. С Викой было так же, только тогда у меня был повод плакать. Сейчас же всё хорошо.
– Доверься мне, – Романов берет меня за руку, надевает помолвочное кольцо на палец и целует тыльную сторону ладони. – Всё будет хорошо.
– А если нет?
– Тогда можешь считать, что я не мужик, – серьёзно произносит он. И побеждает.
– Ладно. Поехали в твой ЗАГС.
– Ура! Ура! Папа на маме женится! – хлопает в ладоши непонятно откуда взявшаяся Вика, мчит к нам обниматься. – Я вас так люблю! – ластится хитрая лисичка, вызывая у меня прилив нежности. Моя маленькая и в то же время такая взрослая принцесса.
– Так всё, поехали! – хлопает в ладони Романов, берёт меня под руку и ведёт за собой, на второй руке повисла Вика и я чувствую себя любимой.
Нет, Романов так и не сказал мне слов любви. И я уверена, что не скажет. Это не про него. Он не умеет показывать свои эмоции. Не научен.
Правда, у меня появился шанс это исправить. А вдруг получится?
После подачи заявления едем в ресторан, где нас уже ждёт целый отряд обслуживающего персонала. Для нас работает целый штат и зал принадлежит нам одним. Ненавязчиво играет живая музыка, а Романов, весь такой серьёзный, просматривает меню и решает, что мы будем есть. Ещё один его минус. Для Андрея существует два варианта: его и неправильный. Поэтому блюда нам выбирает он лично.
– Пап, я больше не хочу пасту. Можно мне мороженое? – через какое-то время начинает канючить Вика. Я улыбаюсь ей и уже хочу сказать «Да», но Романов иного мнения.
– От сладкого портятся зубы и фигура. Каникулы скоро закончатся и ты пойдёшь в школу. Я не хочу, чтобы мою дочь там кто-то называл толстой и беззубой.
В этом весь Андрей. Всё должно быть по его и плевать, что думают остальные. Наверное, этим он меня и зацепил когда-то. А может чем-то другим. Теперь уже и не вспомнить.
– Ну что ты ей всё запрещаешь? – заступаюсь за дочь. – Ну съест ребёнок пиалу мороженого, от этого не растолстеет и зубы не выпадут.
– Привычки. Привычки – это то, что нужно иметь с детства. Правильные привычки. Здоровые. Никакого мороженого. Хочет сладкого – пусть ест фрукты.
Я замолкаю и с улыбкой смотрю на дочь.
– Извини, – куплю ей мороженое во время прогулки.
Вика отодвигает свою тарелку с пастой, кривится.
– Здесь очень много сыра. Не вкусно.
– Тогда остаётся вариант с фруктами, – надавливает на неё Андрей. Мне даже становится жаль свою кроху. Но он отец, он глава нашей семьи. И мы его слушаемся, хоть это иной раз и бесит.
Вика берёт с тарелки кусок яблока, а Романов кладёт передо мной белый конверт.
– Что это? – спрашиваю с улыбкой, уже догадываясь о его подарке.
– Посмотри, – Романов сохраняет спокойствие и продолжает уплетать своё мясо, нещадно терзая его ножом.
Я открываю конверт, достаю оттуда три путёвки на острова и тихо пищу от радости.
– Море! Викуль, мы едем на море!
– Только после свадьбы, – тут же обламывает кайф Романов.
– Ну и ладно. А когда там у нас свадьба?
– Через две недели. Вообще надо было ждать месяц, но я решил не тянуть и договорился на две недели.
Как всегда Романов сам всё решил.
– Ты что, боишься, что я сбегу от тебя? – усмехаюсь.
Романов же серьёзен, как никогда.
– Да кто тебя знает. То ты во мне не уверена, то в себе. Решил подстраховаться. Я тебя один раз уже отпустил и упустил. Второй раз так не обожгусь.
*****
Две недели спустя
– Гущина Анна Егоровна, согласны ли вы стать супругой Романова Андрея Алексеевича?
В зале стоит такая оглушающая тишина, что я на какое-то время теряюсь.
– Не хочешь ответить? – толкает меня Андрей.
– Что? Ааа… Да, я согласна.
– Простите, не могли бы отвечать громче? – улыбается мне регистратор.
– Да, я согласна выйти за Андрея Алексеевича! – произношу торжественно и перевожу взгляд на своего жениха.
– Романов Андрей Алексеевич, согласны ли вы взять в жёны Гущину Анну Егоровну?
– Да, согласен! – Романова говорить громче просить не надо. Вряд ли в зале остался хоть кто-то, кто не расслышал его ответ.
– В таком случае объявляю вас мужем и женой! Можете поцеловать супругу, – широко улыбается регистратор, а зал оживает аплодисментами. Андрей целует меня. Целует страстно, жёстко, будто ставит на мне свою печать.
Я понимаю, что с ним легко не будет. Но я обязана попробовать. Однажды мы уже упустили такую возможность, больше не упустим.
Где-то позади нас сидит в инвалидном кресле его отец. Я не оборачиваюсь, но знаю, что он смотрит на нас. И тоже жалеет. Ведь это могло произойти ещё тогда…
Запрещаю себе думать о мести раз и навсегда. Что было, того уже не изменить. И хорошо, что Андрей раскрыл меня сразу же. Я, ослеплённая яростью и обидой могла наворотить таких дел…
Но всё обошлось. Теперь всё будет иначе.
Нас поздравляют Вика, её дедушка и пара наших свидетелей (первых попавшихся на улице людей). Открывается бутылка шампанского и мы целуемся под крики «Горько!».
– Я хотел с тобой поговорить ещё раз, – подъезжает ко мне Романов-старший, пока Андрей отвлёкся на Вику.
– Я вас слушаю, – не уверена, что хочу это слышать, но деваться всё равно некуда. Не бежать же мне со собственной свадьбы, в конце-то концов.
– Я помню твои слова в больнице. Ты сказала, что не простишь меня. И я тебя очень хорошо понимаю. Я отобрал у тебя ребёнка на долгие годы… Я натворил немало ошибок. И, наверное, прощения мне нет. Но я всё же скажу это. Прости меня, Аня. Прости за всё, – голос старика дрогнул и мне самой стало душно. То ли платье тесное, то ли от подступающих слёз.
– Да, я вам сказала, что не прощу. И я обдумывала все не раз и не два. И в итоге пришла к выводу, что я больше не ненавижу вас. Я не против испытывать сильные чувства, но только не ненависть. Она уничтожает и не оставляет после себя ничего светлого. Я рада, что Андрей остановил меня тогда. Я могла совершить непоправимое. Так что… Я прощаю вас, Алексей Григорьевич. И хочу, чтобы вы об этом знали. Я вам не враг больше. И вы меня простите за те слова в больнице… Я на самом деле так не думаю.
– Я всё понимаю, – кивает он. – Прими от меня подарок, – протягивает мне маленькую коробочку, а в ней кольцо. – Это кольцо принадлежало матери Андрея. Думаю, теперь оно по праву твоё. Надень его, не обижай старика.
– Спасибо, – я принимаю подарок и встречаюсь взглядом с Андреем. Теперь уже мужем.
Он направляется к нам, видит кольцо и взяв его в руку, надевает на мой палец.
– Отец прав. Это кольцо должно принадлежать тебе.
– Спасибо… – чувствую, как щеки розовеют и мне срочно нужно освежиться. – Я в дамскую комнату. Ненадолго.
Вхожу в туалет, опираюсь на раковину и закрываю глаза. У меня сильнейший токсикоз, а ещё хочется апельсинов и манго. И любви хочется. Страстной и жаркой. Низ живота буквально полыхает от похоти.
«Зайди в туалет» – пишу Романову и тот появляется спустя две минуты.
– Что такое? Плохо?
– Ага, – выдыхаю я. Вика может поехать домой в другой машине? Я не хочу, чтобы она меня такой видела.
– Конечно.
А в машине мы целуемся. Затолкав тошноту подальше, я предаюсь самому сильному из всех чувств и взбираюсь верхом на Романова. Как хорошо, что между нами с водителем есть зеркальная стенка, а ещё я в свободном платье.
Расстёгиваю ширинку Романова, отодвигаю трусики в сторону и сама на него насаживаюсь, испуская тихий стон. Андрей сильно сжимает мои ягодицы и насаживает меня на себя, что есть сил.
