— Это… это не я говорю. Надежда Георгиевна. Она дала мне понять, что ты в себе разобрался, нашёл какие-то ответы, всё понял и… искал Марину.
Муж какие-то время смотрел на меня в полном молчании. Кажется, я впервые видела его в таком состоянии — когда он не мог подобрать нужные слова для ответа.
— Это… уже просто бред какой-то. Какого хрена ещё и она свой нос суёт в наши дела! — он впечатал ладонь в стену, потом повернулся ко мне. — И ты — что? Ты ей поверила?
Весь кошмар в том, что после всех пережитых кошмаров я уже не понимала, кому стоит верить. Вероятно, не доверяла даже себе. Уж точно не после вчерашней ночи.
Я молчала, и его лицо начинало кривиться, будто от боли.
— Герман, может… может, нам стоит поставить всё это на паузу? Выходит, сколько мы ни пытаемся разобраться… становится только хуже. Хуже нам обоим, понимаешь?
— На паузу? — едва слышно переспросил он. — Как ты эту пазу себе представляешь? Как? После…
Он сглотнул и отвёл взгляд, будто ему вдруг даже смотреть на меня было невыносимо.
Наверняка, как и я, вспомнил о нашей вчерашней ночи.
— Я не знаю. Не знаю, но… дальше так тоже нельзя. Я не собираюсь тебе жаловаться на твою собственную мать, но если бы ты только слышал…
Дыхание перехватило, и я не смогла продолжать. Проклятые слёзы душили всякие попытки выговориться.
— Не нужна нам никакая пауза. Нам просто нужно поговорить.
— Мы уже говорили, Герман. Говорили. Не раз.
— Нет, — от упрямо мотнул головой. — Ты не понимаешь. Моя поездка многое прояснила. Я хочу…
Его прервала мелодия звонка. Он на автомате сунул руку в карман куртки, вынул телефон и взглянул на экран.
В его лице что-то переменилась, но я пока не понимала, что именно.
Я предполагала, он намерен ответить на, вероятно, важный звонок.
Вместо этого схватил меня за руку и потащил обратно в столовую.
— Герман…
— Вот и шанс расставить всё наконец по местам, — бросил он на ходу, буквально втащил меня в столовую, отодвинул стул, жестом пригласил сесть и положил передо мной на столешницу звонивший телефон.
Я взглянула на экран и обмерла.
Герману звонила Марина.
Глава 60
— Герман… — я оторвала взгляд от гипнотизировавшего меня экрана и беспомощно уставилась на мужа.
Но он ничего мне не ответил. Лишь приложил палец к губам, призывая к молчанию.
Я подавила нараставшую панику, которая требовала вскочить из-за стола и умчаться из комнаты. И не потому что я не хотела узнать наконец всю правду. Нет, вовсе не потому. Во мне говорил глубинный страх перед неизвестным.
И, кажется, Герман это почувствовал. Он замер за спинкой моего стула, а на плечо мне легла тяжёлая мужская ладонь, легонько его сжала.
Пальцем левой руки он между тем провёл по экрану, отвечая на звонок. А потом ткнул в кружок с символом мегафона — вывел звонок на громкую связь.
— Герман?..
Голос Игнатьевой из динамика телефона — с особыми, томными нотками — заставил меня в секунду промёрзнуть до костей.
— Надеюсь, ты звонишь, чтобы объяснить своё вчерашнее отсутствие на рабочем месте.
— М-м-м-м… так и знала, что ты начнёшь с рабочих вопросов, — усмехнулась она.
Кажется, Игнатьеву совершено не смущал ледяной тон моего мужа.
— Марина, ты не отпрашивалась, не брала ни больничный, ни отгул. Ты не вышла на работу и никого не предупредила. Это как называется?
— Это называется, у меня появились дела. Герман, ну прекрати строить из себя сурового начальника, а? Никаких горящих дел у меня вчера в офисе не было, я и позволила себе импровизированный выходной. А тебе не сказала, потому что обиделась, ясно?
— Нет, не ясно.
— Твоя Ольга совсем обнаглела, — охотно пояснила она. — Не пустила меня в твой кабинет. Сказала, по твоему собственному распоряжению. Разве так с подругами детства обращаются?
— Замечательно, — в голосе Германа зазвучала ирония. — Так, давай проясним. Моя подчинённая обиделась на ограничение своих полномочий и отказалась выходить на работу. Официальная формулировка: Обиделась.
— Смотрю, ты сегодня не в настроении.
— А с чего ты решила, что застанешь меня в добром расположении духа?
— До меня родители дозвонились.
— И?
— И сказали, что ты меня… разыскиваешь.
Последнее слово прозвучало с такой неприкрытой надеждой, что у меня внутри всё невольно сжалось. Игнатьева решила, что Герман бросился за ней вдогонку, потому что распереживался.
Вспомнились безжалостные слова Надежды Георгиевны. Она ведь тоже утверждала, что Герман явился к ней ни свет ни заря, пытался выяснить, куда запропастилась Марина.
Мне стоило неимоверных усилий воли, чтобы не оглянуться, не взглянуть на мужа и по выражению его лица определить, кто же тут всё-таки врал. Но не сделала этого и по большей части только лишь потому, что боялась даже пошевелиться — не дай бог Игнатьева заподозрит, что в разговоре участвуют трое.
— Я действительно тебя разыскивал, — проговорил муж, и моё сердце почти остановилось.
Его тон изменился. В нём зазвучала тоска.
Так он… он действительно…
— Марина…
— Слушаю, — с придыханием. Она тоже уловила перемену в его голосе.
— Марина, объясни, зачем столько лжи?
— О чём ты? — настороженно.
— Эта твоя подстава с обнажёнкой в квартире. Видеозапись. Явные попытки рассорить меня с женой. Зачем это всё?
Его голос звучал надломленно и устало. Я буквально всем телом чуяла его боль. Но длинные пальцы на моём плече сжались, будто предлагали повременить с реакцией.
Из динамика донёсся вздох, и он тоже выдавал усталость.
— Правду, видимо, говорят. Вам, мужикам, всё нужно в лоб говорить и по тысяче раз. Намёков, даже самых очевидных, вы не понимаете. Только ты, Ахматов, всем мужикам мужик. Ты и открытым признаниям не доверяешь.
Она замолчала, видимо не горя желанием продолжать. Герман тоже отозвался не сразу.
— Значит, все эти твои грязные игры… всё только лишь для того, чтобы повторить наш студенческий опыт?
— Не хочу я ничего повторять! — с неожиданным нажимом огрызнулась она. — Я хочу тебя всего и навсегда, понимаешь? И не только в постели. Господи, неужели это не ясно? Когда ты разведёшься, наконец, с этой клушей, ты поймёшь, что единственной женщиной в твоей жизни всегда была я!
От горячности в её голосе я даже дышать перестала. Кровь прилила к лицу, и комната перед моим взором будто бы накренилась.
Совсем потерять связь с реальностью мне не позволяла рука мужа, по-прежнему гревшая моё плечо.
— То есть после развода ты рассчитывала на новую свадьбу, — Герман усмехнулся. — Информативная у нас беседа сложилась, Игнатьева. Я всего-то хотел узнать, куда запропастилась моя подчинённая, а в процессе почти предложение руки и сердца получил.
— Что, нравится надо мной издеваться?
Я так и видела кривящиеся в ухмылке пухлые губы. Хищно прищуренные глаза.
— А разве я не могу себе это позволить? Ты же издевалась надо мной всё это время. Ты превратила мою жизнь в ад и надеешься в этом аду воцариться.
— Да брось ты эту поэзию, Герман. Я знаю, что рано или поздно ты оттаешь. Я дам тебе время пережить этот развод, поскорбеть о былом. Но потом ты вернёшься ко мне. И мы будем вместе.
От её слов веяло такой уверенностью, что даже я ей сейчас почти верила.
— Вернусь к женщине, разрушившей обманом мой брак?
— Это не обман, Герман. Запись ты видел.
— О, я не только запись видел. Я ещё и пообщался с тем, кто тебе эту запись пообещал. Игнатьева, ты плохо сработала. Твой подельник Алексеев не успел сбежать из столицы. Сегодня я с ним говорил. Подозреваю, бывший ухажёр моей жены, Самарин, тоже не понаслышке с тобой был знаком. Ты всех сумела к своей маленькой спецоперации приплести.
И вот тут я сдержаться уже не смогла. Вздрогнула всем телом, шумно втянув в себя воздух.
Кажется, Игнатьева это услышала.
