разговоров поздно.
Но бывший так не считал.
– Послушай, Лина, мать не знает, что я здесь. Она погорячилась в тот день, признаю! – чистосердечно раскаялся. – Всё так ужасно обернулось с контрактом, что я растерялся! Я сам не ожидал, что она сделает тебя крайней!
Я запнулась на месте и картинно изумилась, повернув голову и распахивая взгляд:
– Ах, так вот оно в чем дело? Ты, оказывается, не ожидал?!
– Именно! – с готовностью кивнул Арнольд.
Я фыркнула с таким раздражением, опуская плечи, что едва искры из ноздрей не посыпались. Зашагала к дому, вцепившись в сумку.
– Лина!
– Хватит мне лапшу на уши вешать, Мерзляев! – рассердилась. – Регина всегда всё знает. И мало того, она сама тебя сюда прислала!
– Нет, клянусь!
– Да! Только я тебя не хочу. Все закончилось! Можешь матери так и передать. Я вам не собака, чтобы вы меня пинали, заставляя себе служить. Моего возвращения в «Регина-Стайл» не будет!
– Но, любимая, мне важны наши отношения! Ангелина, мы ведь любим друг друга!
– Что-о?! – я снова споткнулась, переводя взгляд на Арнольда. Лицо у бывшего было жалкое. Он точно не верил в то, что говорил.
– Л-любили, – заикнулся, – наверное.
– Наверное? – вот теперь я изумилась на самом деле. Господи, в каком месте ржать?
– И ты не отвечала на звонки. Я тебе второй день звоню, чтобы… чтобы признаться!
Мы остановились перед подъездом, и я вскинула сумку на плечо, давая понять, что тороплюсь.
– Так, сказочник, я домой. Тебе тоже пора. Пока! Надеюсь, не увидимся.
Но Арнольд меня остановил, отчаянно обняв за талию. Задышал шумно в лицо.
– Лина, ты так вкусно пахнешь. Обожаю твой вкус. Во всем!
– А ну пусти, Мерзляев! Я спешу!
– Ты только что вернулась.
– Это ненадолго. А завтра улетаю!
– Куда?
– За границу. В Амстердам!
– Зачем?
– За… за плеткой и красным корсетом! – вдруг выпалила от злости. – И не одна, а с любовником!
Я вырвалась из хватки Арнольда и сдула прядь со щеки, отступая.
У Мерзляева на лице отобразилось недоумение.
– Ты что, Ветрова, хочешь секса?
Господи, поразительная интуиция!
– Жажду! – сухо отрезала. – Горячего и страстного! Но не с тобой!.. Надеюсь, на свете еще остались мужчины, способные самостоятельно решить, кто им нравится и чего они хотят. Прощай!
Но Арнольд снова меня остановил, вдруг вздумав изобразить ловеласа. Прижал к себе в тени подъезда и зашептал у лица, обдавая унылым запахом скуки:
– Да ладно тебе, крошка… Ты все врешь, я знаю. Откуда в твоей жизни взяться любовнику?.. Давай помиримся! Я даже готов переночевать у тебя и терпеть твою сестру, а ночью… Хочешь, сделаю тебе куни?.. Лина, я не соврал, когда сказал, что соскучился. Мать умеет давить, это правда. Но я тебя хочу!
И сразу рукой под платье полез.
Пришлось Мерзляева невежливо пнуть ногой и оттолкнуть. Еще и сумкой врезать по уху. Да сколько можно Вселенной надо мной издеваться?!
Хлопнула дверью и домой вернулась злая, как фурия. Поела, приняла душ, легла спать и чуть не разревелась.
Вот же козел! Ушел, а мне теперь лежи и всю ночь про куни думай!
Я что, железная?
Ночью снова снился Орловский. В расстегнутой рубашке и с распущенными волосами, он вдруг оказывался в моей постели и… просил показать коробку со значками.
Р-р-р, ненавижу Хвостатых!
На следующее утро Орловский явился на работу раньше меня, и когда я вошла в офис без четверти девять, Максим уже находился в приемной.
Он как раз вышел из подсобки с чашкой горячего кофе в руке и направлялся к своему кабинету, когда я открыла дверь и переступила порог.
– Доброе утро, Ветерок, – как-то напряженно со мной поздоровался.
– Д-доброе, Максим Богданович.
Я подошла к своему столу и поставила на него сумку. Сняла шапку и стала расстегивать куртку.
– А вы почему так рано? – спросила.
Вышло спросить слегка подозрительно, но парень тоже странно смотрел на меня, замедляясь на полпути к кабинету.
– Плохо спал. Дел много скопилось на сегодня, решил не тратить время на завтрак.
– А-а… ясно.
– Ну, а вы что же, Геля?
– Я? – моргнула растерянно, поворачивая голову.
Волосы у Орловского этим утром были распущены, отливали чистотой и здоровьем, и едва касались шеи. Он тоже не ожидал меня так рано увидеть, иначе бы не вышел за кофе, не убрав их в хвост. – Я… тоже плохо спала, – внезапно призналась.
Мы встретились взглядами, и Максим как-то озадаченно нахмурился, а я очнулась.
– Комары кусали, – отвернулась, махнув рукой. – Всю ночь над ухом жужжали! Бж-ж, бж-ж!
– В декабре? – услышала удивленное. – Ваши комары, Геля, больше на пчел похожи.
– Ну, – моя спина напряглась, а мысли хаотично разбежались. – Я их подкармливаю медом, чтобы кровь не пили, вот они и не выводятся.
Господи, что я несу? Пришлось на миг прикрыть глаза и порадоваться, что парень не может видеть моего лица.
– Вообще-то, я вас о другом хотел спросить. Об Ангелине Ветровой.
Черт! Час от часу не легче.
– Слушаю, Максим Богданович.
– У вас получилось поговорить с вашим знакомым? С Марьяном Субботой.
Я сняла куртку и поправила на себе пиджак. Сегодня я снова была в белой строгой блузе под ним, зеленом галстуке и клетчатых шортах. А вот гольфы не надела, натянув ботинки просто на черные колготки.
– Да, мы виделись вчера.
– И что же? Он вам сказал, как можно связаться с Ангелиной?
Я поправила на лацкане значки, в это утро их было всего четыре – разноцветные кошки, взяла себя в руки и повернулась к шефу, превращаясь в исполнительную секретаршу, полную внимания.
Максим отпил кофе и поднял бровь. Сегодня на нем была рубашка под цвет глаз, темные брюки неформального стиля и высокие ботинки. Из светлого – только бежевый галстук и металлический ремешок дорогих часов на запястье. Меньше всего он походил на Босса серьезного агентства, скорее на представителя модной тусовки.
– Сказал, – кивнула. – Я вчера сама ей звонила, и мы поговорили.
– Даже так? Вы молодец, Ветерок! – обрадовался Орловский. – И что же Ангелина ответила насчет встречи?
Ты посмотри, какой довольный. Словно приз вытянул. Наверняка что-то подлое задумал!
– Извините, Максим Богданович, но мне придется вас огорчить. Она не хочет с вами встречаться, – напряженно ответила. – Вообще!
Парень шагнул ближе, опуская чашку с кофе на мой рабочий стол. Спросил, озадаченно нахмурившись:
– Не хочет? Почему? Ангелина вам объяснила причину?
Я пристально смотрела в ореховые глаза, ожидая поймать в них намек на игру. Вот сейчас я обязательно его раскушу! В душе зашевелилась обида.
– Да, объяснила. Она почему-то уверена, что