как крепко ты спишь. Я не первую ночь провожу вместе с тобой.
Еще бы не крепко, я пью легкое успокоительное, и в сочетании с вечерним коктейлем, это вырубает меня напрочь.
Что? Не первую ночь?
Пользуясь моим ступором, Тимур забрасывает меня на плечо. Я успеваю только взвизгнуть.
— Убери свои руки! — требую я.
Сделав пару шагов, Камер наклоняется и валит меня на постель.
— Даже и не мечтай.
Я весьма остро ощущаю, что Тимур зол.
Весь его гнев трансформируется в желание одержать верх над непокорной женщиной простым и понятным способом. Горячий налившийся член прижимается к моей ноге, готовый показать мне, где моё место. Крамер, неоднократно шутивший, что это самое место под ним, собирается мне об этом напомнить.
Ну уж нет! Не позволю брать меня, когда ему вздумается!
Но все попытки вырваться терпят неудачу, потому что Тимур просто перестаёт удерживать свой вес на руках, и меня придавливает словно бетонной плитой.
Я луплю его по спине и извиваюсь под ним, но это только облегчает Крамеру доступ к моему телу. Его рука беспрепятственно проскальзывает подо мной, ныряет под резинку шёлковых пижамных шортиков, и пальцы впивается в упругую плоть.
Боже! Ещё немного он меня трахнет!
Сквозь шёлк топика Тимур прикусывает соски. Влажный шелк чувствительно раздражает горошинки.
Хочу вцепиться Крамеру в волосы, но он перехватывает мою руку, переплетая наши пальцы, и заводит мне за спину, придавливая моим же телом.
Усмехнувшись, Тимур наклоняется и, согревая дыханием, языком ласкает полоску оголившейся кожи живота.
Замираю, практически перестав шевелиться, потому что стоит мне сделать хоть одно движение, как пальцы Крамера придвигаются ближе к заветной цели. Он уже многообещающе поглаживает сжавшееся тугое колечко.
Зубами подцепив край топа Тимур тянет его вверх, освобождая все больше тела для своих посягательств. Единственной свободной рукой я тяну топик обратно вниз, но все бесполезно. Незагорелые полушария уже вот-вот откроются его взору и языку.
Психанув, дёргаю ткань, но вырвать ее из зубов Крамера мне не удается. Воистину Тирекс! Зато удаётся успешно надорвать топ. Шелк, жалобно всхлипнув, трескается даже не по шву, а прямо по центру груди.
— Спасибо, милая, так лучше, — ухмыляется Тимур, выплёвывает ткань и, носом сдвинув лоскут в сторону, впивается губами в беззащитный сосок.
Зашипев, я ещё раз пытаюсь отстраниться, потому что от каждого посасывания и движения языка меня прошивает насквозь.
— Я тебя не хочу, — замерев, я выплевываю ему в лицо. — Ненавижу!
Тимур оставляет в покое мою грудь.
— Ненавидишь? Возможно. Но насчёт не хочешь — ты врёшь, — с этими словами он просовывает руку глубже между ног и проводит пальцами по промежности, к моему ужасу оказавшейся влажной.
Два пальца погружаются в меня, они беспрепятственно проникают в мою скользкую пещерку.
Разгоряченная сопротивлением я не заметила, как возбудилась.
Пристально глядя мне в глаза, Крамер гладит мои стеночки изнутри.
— Что скажешь, Линда? Совсем неприятно? — и большим пальцем надавливает на клитор.
Хватая ртом воздух, я выгибаюсь от неожиданно острого ощущения и ещё больше насаживаюсь на пальцы.
— Ты можешь меня ненавидеть, — в меня проскальзывает третий палец, заполняя дырочку, пустовавшую почти три недели, — но ты должна помнить, кому принадлежишь.
И глядя мне в глаза, он начинает уверенно трахать меня рукой. Я кусаю губы, чтобы скрыть то, что испытываю, но этот монстр хорошо изучил моё тело, и стоны слетают с моих губ всё чаще. Практически обездвиженная, я даже не могу уклониться, когда он начинает сводить меня с ума.
Меня уже начинает колотить от желания, потому что пальцы — это не то, и мне нужен его толстой длинный беспощадный член внутри, который будет буравить мою бесстыдно хлюпающую щёлку, будет долбить, пока не выплеснет сперму и не потушит этот сжигающий все на своем пути пожар. Пусть бы в его огне истлели и гордость, и боль, и разочарование.
Тимур покидает пульсирующую горящую голодную дырочку, и, впиваясь в меня злым поцелуем, переключается на клитор, совсем меня не жалея. Ритмично перекатывая жемчужинку, продолжая тереться о мое бедро стояком, грубо целует, властно сминая мои губы. В бешенстве и агонии желания я кусаю его за губу, но он не останавливается, и его язык устанавливает господство.
Накал страсти и обострившаяся чувствительность приводят к тому, что я неизбежно кончаю, стону как мартовская кошка ему в рот. Я так стискиваю его пальцы, что чудом их не ломаю, а Крамер все не останавливается. Перестав терзать клитор, он возвращается к киске и жестко вставляет три пальца, снова и снова нанизывает меня, раз за разом бросая в темную пучину ещё одного оргазма. Не такого ослепляюще острого, но длинного и почти мучительного. Я царапаю его плечо, впиваюсь ногтями, как можно сильнее, оставляя красные полосы, платя ему и за это унижение, и за свою страсть. Тимур словно наказывает меня этим наслаждением, завязанным на инстинктах и ненависти. Не выдерживая переполняющих меня ощущений, я кричу и падаю в бездну.
Обессиленная, я чувствую себя тряпочкой, сдувшимся шариком, и абсолютно неспособной к дальнейшему сопротивлению. Отпустив меня, Тимур поднимается и, возвышаясь надо мной, смотрит на распростертое перед ним тело.
Ласково проведя ладонью по моему уже ненапряжённому, но все еще подрагивающему животу, накрывает лобок рукой. Стоя между моих раздвинутых ног, он подрачивает готовый к финальной битве член, разглядывая набухшие, блестящие от смазки срамные губы — свидетельство моего поражения.
Даже сейчас, ослеплённая гневом и обидой него, на себя, на свою слабость, на то, что тело предало, я не могу не восхищаться тем, как он красив. Чёртовы метисовые гены! Он совершенен.
Злой, возбуждённый, сильный и красивый.
Но не мой.
Не для меня.
А ещё в этот момент мне вдруг хочется, чтобы Тимур на своей шкуре прочувствовал всё, что я пережила по его милости.
— Так будет каждый раз, Линда, — подхватив меня под колени и разведя их шире, Тимур склоняется надо мной.
— Тебе каждый раз придётся брать меня насильно. Лучше бы я трахнулась сегодня с Сашей!
Тимур каменеет. Нечитаемым взглядом он смотрит мне в глаза. Я жду, что сейчас он возьмет меня и покажет, что мои слова пусты, и я буду все равно под ним стонать, но Крамер молча скатывается с меня, натягивает шорты и выходит на балкон. Слышу шорох и пружинящий звук подрагивающих под его весом металлических перил.
Больше Крамер на отдыхе меня не беспокоил.
Через день я решаю осторожно уточнить на ресепшн.
Он выписался из отеля в тоже ночью.
