***
В предрассветные часы, когда серое небо постепенно начинало рассеиваться, освещая окрестности первыми тусклыми лучами, люди Лоретти и полицейские уже отчаялись поймать призрачную всадницу. Они пробирались через кустарники и скользкие лесные тропы, едва различая друг друга в густом тумане. От ночного страха осталась усталость, перешедшая в отчаяние — на протяжении часов, казалось, что сама природа играет с ними, пугая мерцающими тенями и дразня звуками копыт, что доносились со всех сторон, но так и не привели к цели.
Один из полицейских, ослабленный долгой погоней, едва не споткнулся, когда из лесной дымки впереди неожиданно вырисовалась фигура лошади. Она стояла неподвижно, словно призрак, темнея в туманной дымке, и, казалось, наблюдала за людьми чёрными пустыми глазами. Лошадиная голова была опущена, словно в поклоне, а из-за неподвижности животного оно выглядело замогильной статуей, внезапно возникшей на этом пустом лесном просторе.
— Там! — выдохнул один из мужчин, указав в сторону лошади, и все устремились к ней, не отрывая взгляда.
Подойдя ближе, они застыли. На спине чёрного, как ночь, жеребца, недвижимо сидела фигура в белом платье. Подъехавшие ближе поняли, что это вовсе не призрак — на лошади сидела привязанная девушка. Белое платье, изначально светлое и нежное, теперь было запятнано алыми пятнами, причудливыми, словно цветы на поляне…только это были не цветы – это была кровь. Самое большое красное пятно с черной дырой зияло на груди девушки, а её лицо… её лицо застыло в смертельной маске ужаса и боли, и оно навеки отпечаталось в её чертах.
— О, Господи… — прошептал кто-то, отступая назад, словно поражённый. – это Рита…Маргарита Динаро…
Лица собравшихся исказились от панического страха и отвращения. Никто не мог произнести ни слова, будто что-то тёмное и тяжелое повисло над ними в этом туманном предрассветном часе. Лицо Риты было мертвенно-бледным, её глаза, которые некогда сияли жизнью, остекленели, взирая в пустоту. Вокруг стояла тишина, такая глубокая, что даже сердце билось как-то глухо и отстранённо.
Скрипя зубами, Лоретти шагнул вперёд, по лицу его проскользнула тень невыносимой боли и тяжести. Он вплотную подошёл к лошади, чёрной, как уголь, и увидел, что девушка крепко привязана к седлу. Смерть не была случайной — это было преднамеренное убийство. Рана на груди, искусственная посадка на спине коня, платье, красивое, вечернее, теперь осквернённое кровью. Всё это складывалось в жуткую картину, как послание, оставленное самой смертью.
Один из полицейских, сглотнув комок в горле, вслух озвучил то, что все уже поняли, но никто не решался сказать:
— Её убили. Но кто?
— Только зверь мог так надругаться над телом, — вымолвил один из людей Лоретти, глядя на привязанную к лошади девушку.
— Альберто… — прошептал один из мужчин. Слово, произнесённое почти беззвучно, однако отразилось в воздухе, точно раскалённое лезвие.
Лоретти обернулся. Его взгляд, мрачный, исполненный боли и гнева, вцепился в того, кто посмел обвинить его сына. Губы Джузеппе дрожали от невыразимого страдания, которое не давало ему дышать, но он сумел взять себя в руки.
— Пока это не доказано, — холодно и твёрдо сказал он, — никто не смеет произносить это имя.
Весть о страшной находке пронеслась по городу. Леденящий ужас и паника заполнили каждый уголок Сан-Лоренцо, словно сама смерть прошелестела по его улицам. Жители, настороженные первыми слухами о страшной находке, собирались маленькими группами, переговариваясь и пугая друг друга всё новыми, преувеличенными рассказами. Каждый пересказ добавлял кровавых деталей и зверских подробностей. Лишь одно осталось неизменным: имя предполагаемого убийцы — Альберто Лучиано.
— Да он же настоящий демон, а не человек, — раздавались возмущённые шепотки. — Только дьявол мог так жестоко убить бедную девушку и выставить её напоказ всем нам, как трофей.
Рафаэль не упустил возможности подлить масла в огонь. Пройдясь по рядам горожан, он посеял ещё больше подозрений, рассказывая о «жестокой натуре» Альберто, который убивал людей, обманывал и обворовывал женщин. Он намекал на его тёмное прошлое и, не стесняясь, сочинял истории, где Альберто предстаёт безжалостным и жестоким монстром.
— Этот человек ничего не оставляет на пути к своей цели, — Рафаэль внушительным тоном обращался к толпе, которая ловила каждое его слово. — Вы все видели его маску святого, но знаете ли вы, что скрывается за ней? Жажда наживы, похоть, грязь, алчность, вот что его толкает вперёд. Он убил Риту потому, что она ему мешала, потому что отказалась подчиниться его воле. Все знали какой у нее характер…она могла что-то узнать о лже-падре.
Жители Сан-Лоренцо молчали, скованные общим ужасом и предчувствием надвигающейся беды. Для них имя Альберто Лучиано стало синонимом угрозы, живым воплощением того зла, что гнездилось где-то рядом, но не было видно до поры.
Лоретти шел в дом Изабеллы. Ему предстояло лично сообщить ей о смерти её дочери, и от одной мысли об этом сердце Джузеппе сжималось невыносимой тяжестью. Он ощущал ответственность за происходящее, ведь именно он поднял весь город, устроив охоту на призрачную всадницу. Можно было бы наплевать…насрать как он обычно это делал. Но здесь замешан его сын и женщина…которую он так и не разлюбил.
Лоретти шёл, почти не чувствуя земли под ногами. Его шаги были медленными и тяжёлыми, словно каждый шаг наводил его на мучительную мысль о том, что ему предстоит увидеть в глазах Изабеллы. Как он сможет объяснить ей всё, что произошло? Что её дочь мертва, и её тело выставили как чудовищное предупреждение для всего города? Что он, Джузеппе, допустил это, подогрев охоту?
Дверь дома Изабеллы была приоткрыта, но Лоретти постучал, чувствуя, как напряжение сжимает горло. Дом встретил его тишиной. Той самой тишиной, что бывает перед страшным ураганом. Слуги отвели его в гостиную, и, когда Джузеппе переступил порог, Изабелла уже стояла посреди комнаты. Её лицо было напряжено, и в глазах мелькали страх и настороженность.
— Джузеппе, что случилось? — её голос прозвучал глухо, надрывно. Она уже знала, что всё плохо, но, как мать, надеялась на чудо, надеялась на любую новость, кроме самой страшной.
Лоретти медленно шагнул вперёд. Он посмотрел ей в глаза, и на мгновение ему показалось, что даже это короткое молчание отозвалось где-то в глубине её души. Она все поняла. Помертвела.
— Изабелла, — он попытался найти слова, но осознал, что нужных слов не существует. Все они были пустыми и бессмысленными перед лицом её горя. — Рита… Я… Мне очень жаль.
— Нет, нет, это не может быть… — прошептала она, едва удерживаясь на ногах. — Она жива, она должна быть жива. Этого просто не может быть…Вы перепутали. Она найдется. Она…она просто уехала в Рим. Как Анжелика когда-то. Она тоже хотела. Она уехала в Рим. Я знаю.
Лоретти сделал шаг к ней, готовый подхватить её, если силы её окончательно покинут.
— Её нашли… в лесу, — проговорил он, каждое слово отдавалось в его сердце, словно он терзал себя острыми осколками и резал его на куски. — Она была… привязана к лошади… Её убили. Рита погибла.
Изабелла схватилась за грудь, словно пытаясь остановить ту боль, которая прорезала ее легкие, вывернула все внутренности. Лицо её исказилось от ужаса, и, не выдержав, она едва слышно вскрикнула, затем без сил опустилась в кресло, держась за подлокотники.
— Рита… моя девочка, — прошептала она, почти не дыша. Слёзы подступили к её глазам, но она не плакала — горе было слишком велико, слишком необъятно для простых слёз.
Лоретти сжал её руку, не находя утешительных слов, а затем, собравшись с духом, добавил:
— Город уже уверен, что это сделал Альберто. Рафаэль разжигает ненависть, утверждая, что Альберто убил Риту… из мести.
Изабелла подняла на него глаза, в которых пылал страх, смешанный с упрямством.
— Нет. Это не он, Джузеппе. Это не Альберто, — твёрдо произнесла она. — Он мог быть кем угодно, совершать ошибки, но он никогда не посмел бы… никогда не смог бы убить свою сестру. Пусть даже он и не знал об этом. Я не верю…не верю. Останови это безумие! Останови…Останови!
