— Зачем? — спрашиваю я, поднимаясь.
— Затем, что я не хочу, чтобы он знал, что я тут была, — Вайолет открывает дверь, оглядываясь через плечо. — Боже, ты стала такой раздражительной. Когда мы с тобой познакомились, я думала, ты размазня. Но в последнее время ты постоянно огрызаешься.
— Знаю, — говорю тихо, опустив подбородок. — Извини. Трудные несколько недель выдались.
Она останавливается в дверном проеме, разглядывая меня.
— Ты… — Вайолет переступает с ноги на ногу, словно ей неуютно. Ей нелегко дается то, что она собирается сказать. — Ты в порядке?
Я киваю, что-то мелькает в выражении ее лица, возможно, боль, и на мгновение мне думается, в порядке ли сама Вайолет. Но потом она пожимает плечами и выходит из комнаты, захлопывая за собой дверь. Шумно выдохнув, ложусь обратно на кровать. Потребность засунуть пальцы в горло, чтобы избавится от тяжелого, противного ощущения в животе, душит меня. Черт. Мне нужна терапия. Не вставая, я тянусь за телефоном, набираю номер своего психолога, так же известного под именем Сет, и моего лучшего друга во всем мире.
— Я люблю тебя до смерти, Келли, — отвечает он после третьего гудка. — Но мне вот-вот повезет, поэтому тебе лучше звонить по важному поводу.
Сморщив нос, чувствую, как вспыхивают мои щеки.
— Ничего срочного… Просто хотела узнать, чем занимаешься. Но если ты занят, не буду тебя отвлекать.
Сет вздыхает.
— Извини, это прозвучало резче, чем я планировал. Если я тебе нужен, мы можем поговорить. Тебе известно, что ты для меня важнее всего.
— Ты с Грейсоном?
— Конечно, — отвечает он шутливым тоном. — Я же не какая-то неразборчивая шлюха.
Смех срывается с моих губ, и я удивляюсь, насколько лучше себя чувствую, лишь поговорив с ним.
— Честное слово, я в порядке. Мне просто скучно и я искала повод отвлечься от учебника по английскому, — скинув книгу с кровати, переворачиваюсь на живот, приподнимаясь на локтях. — Я тебя отпускаю.
— Ты уверена, точно-точно?
— Уверена на все сто. Теперь иди и повеселись.
— Ох, поверь, именно это я и собираюсь сделать, — отвечает Сет, и я смеюсь, но живот пронзает от боли. Я уже собираюсь сбросить вызов, когда он добавляет: — Келли, если хочешь с кем-нибудь пообщаться, можешь позвонить Люку… Вы оба сейчас переживаете одно и то же. В смысле, вы скучаете по Кайдену, не понимая, что на самом деле произошло.
Я прикусываю ноготь. Мы с Люком уже не раз вместе проводили время, но мне по-прежнему некомфортно оставаться с парнями наедине, если не считать Сета. К тому же, между нами все как-то странно, потому что мы с ним официально не говорили о том, что случилось дома у Кайдена. Эта проблема, словно белый слон в комнате, на которого никто не обращает внимания, огромный, печальный, убитый горем слон.
— Я подумаю.
— Хорошо. Если надумаешь, обязательно спроси у него о вчерашней лекции профессора МакГеллона.
— Почему? Что случилось?
Сет озорно хихикает.
— Просто спроси.
— Ладно... — отвечаю я, неуверенная, что хочу выяснить, о чем он. Если случившееся кажется ему забавным, значит, рассказ может меня смутить. — Приятного вам с Грейсоном вечера.
— Тебе тоже, малышка, — говорит Сет, и кладет трубку.
Я нажимаю кнопку сброса, затем листаю список контактов, пока не добираюсь до номера Люка. Мой палец нависает над кнопкой вызова целую вечность, но в итоге трусость меня одолевает, и я бросаю телефон на кровать. Поднявшись, надеваю свои Конверсы – те самые, заляпанные зеленой краской – потому что они напоминают мне о счастливом моменте моей жизни. Застегнув куртку, кладу телефон в карман, подхватываю ключи и дневник, прежде чем выйти из комнаты.
На улице холоднее, чем в морозилке, но я бесцельно бреду по пустому кампусу, после чего наконец-то усаживаюсь на одну из обледенелых скамеек. Идет снег, но ветви дерева образуют навес у меня над головой. Я открываю дневник, натягиваю воротник куртки себе на нос, и начинаю записывать свои мысли, изливая сердце и душу на пустые страницы, потому что это помогает не хуже терапии.
Я отлично помню свое шестнадцатилетие. Воспоминания о нем спрятаны у меня в голове на случай, если понадобятся, но я не часто к ним возвращаюсь. В тот день я научилась водить машину. Мама всегда реагировала странно, не позволяя нам с братом сесть за руль, пока не повзрослеем достаточно. Она говорила, это чтобы защитить нас от самих себя и от других водителей. Помню, я не понимала ее желания нас защитить, потому что вокруг так много вещей – колоссальных, способных изменить жизнь – от которых она не в состоянии нас уберечь. Например, от того, что мой брат курил травку, начиная с четырнадцати лет. Или от того, что Калеб изнасиловал меня в моей же собственной комнате, когда мне исполнилось двенадцать. В глубине души я знала, это не ее вина, но одна мысль все равно постоянно приходила на ум: «Почему она меня не защитила?».
Итак, в шестнадцать я наконец-таки впервые села на место водителя. Мне было жутко страшно, ладони потели так, что я с трудом могла удержать руль. Мой папа водил очень высокий пикап, в котором мне едва было видно дорогу за приборной панелью.
— А мы не можем поехать на маминой машине, пожалуйста? — спросила я у отца, поворачивая ключ зажигания.
Он пристегнул ремень и покачал головой.
— Лучше всего научиться ездить на большой машине, тогда водить любую другую будет раз плюнуть.
Я тоже пристегнулась и вытерла пот с ладоней о джинсы.
— Да, но мне практически ничего не видно из-за руля.
Папа улыбнулся, похлопав меня по плечу.
— Келли, я знаю, что водить страшно, как и жить. Но ты без сомнений способна с этим справиться, иначе я бы тебе не позволил сесть за руль.
Тогда я чуть не сорвалась и не рассказала ему, что случилось в мой двенадцатый день рождения. Чуть не рассказала, что я не могла справиться. Не могла справиться ни с чем. Но мной овладел страх, и я нажала педаль газа, направив машину вперед.
В конечном итоге я сбила соседский почтовый ящик, доказав неправоту своего отца. Мне запретили садиться за руль на следующие несколько месяцев, чему я была рада. Потому что водить машину – значит повзрослеть, а мне не хотелось взрослеть. Я хотела быть ребенком. Я хотела, чтобы мне было двенадцать лет, чтобы впереди меня ждали радости жизни, мальчики, поцелуи, влюбленность.
— Черт, ну и холод.
Я резко поднимаю голову, услышав голос Люка, и быстро захлопываю дневник. Он стоит недалеко от меня, засунув руки в карманы джинсов и натянув на голову капюшон своей темно-синей куртки.
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я, просовывая ручку в спираль дневника.
