Она была красивой блондинкой, помощником районного прокурора и больше всего думала о том, чтобы не переборщить с наказанием. Считала, что человека можно исправить, если наказать за совершенное преступление, но не слишком жестоко. Так, чтобы понял, осознал и вернулся к нормальной жизни не искалеченным долгим сроком, а вполне жизнедеятельным гражданином. Красавица дочка, отличница, любимый муж, все было так, что хотелось помогать даже убийцам осознать свою вину и исправиться. Но гибель мужа круто изменила ее характер. Не только косметику она выбросила в мусоропровод, но все свои добрые помыслы. Не сказать, что крыша поехала, но убеждение в том, что преступность нужно выжигать каленым железом, с годами лишь крепло в ней. Никакие посулы, никакие угрозы не могли ее заставить отступиться от своего правила. «Пушистая» красавица блондинка превратилась в жестокого прокурора, и карьера ее пошла резко вверх. Стала районным прокурором, потом окружным, потом ушла в Генпрокуратуру.
Московские авторитеты выли от злости, когда узнавали, что обвинителем на процессе по делу их кореша будет выступать именно она. Не скупились на взятки чиновникам Генпрокуратуры, чтобы только сменить обвинителя на процессе. Понимали, что судьи считаются с ее мнением и почти всегда принимают ее сторону. А она требует по максимуму. Но и с чиновниками, и даже с начальством Воронина говорила жестко и убедительно. И ее безоговорочно поддерживали все оперативники Москвы, ибо понимали — если обвинителем на процессе будет Воронина, их труд не пропал даром. А многие знали ее мужа, Игоря. С таким прокурором и самое высокое начальство будет считаться, тем более теперь, когда в стране хоть какой-то порядок установили.
Сейчас она сидела на кухне, ожидая дочь. Не складывались их отношения в последнее время. Дочь в упор не хотела видеть мать, говорила с ней односложно и очень грубо. Ну, может, сегодня удастся поговорить по душам? Да и тревога застряла в груди, все же Светка ее дочь, и тут может быть все, что угодно. Врагов, и очень влиятельных, и с большими деньгами, у нее столько, что не позавидует и самый задолжавший бизнесмен-неудачник. Могут отыграться на дочке. Конечно, дочке нужно бы нанять телохранителя, да не сомневалась, что та категорически откажется. Знала, что и более мелкие чины нанимают для своих чад телохранителей, и не только. Строят дачи в самых престижных местах под Москвой, но изменить своим принципам не могла. Это было как предать Игоря, который был единственным мужчиной в ее жизни. Самым любимым.
А отношения с дочерью испортились, когда Светка стала встречаться с потенциальным бандитом Малышевым. Ну дурак дураком парень, троечник, учителя плачут от него. Знала об этом давно и с ужасом поняла, что ее дочь встречается с этим поганцем, и не только встречается…
Очертания сковородки на плите вдруг расплылись, вместо них пришли воспоминания, такие яркие, как будто это было на самом деле и сегодня.
Она махнула водителю служебной «Волги»: мол, поезжай в гараж — и пошла к своему подъезду. Поднялась по лестнице на третий этаж, позвонила в дверь. Тишина была в квартире, она открыла дверь своим ключом, спросила по привычке:
— Света, ты дома?
Не сомневалась, что дочь дома, готовится, скоро ведь выпускные экзамены. Светлана была и вправду дома, только к экзаменам она, похоже, и не думала готовиться. Выскочила из своей комнаты раскрасневшаяся, тяжело дыша, сказала:
— Мам, у меня гость. Извини, но…
— Кто это? — бесцеремонно спросила она и, отодвинув дочь в сторону, решительно шагнула в ее комнату.
И увидела того самого Малышева, бандита без пяти минут. Он был уже в джинсах, но еще без носков.
— Извините, Любовь Георгиевна, мы тут… готовились… — растерянно пробормотал парень.
Но она уже поняла, к чему они тут готовились, а скорее всего уже приготовились.
— Вон отсюда! И чтобы близко тебя здесь не было, понятно? — жестко приказала она. — И к моей дочери ближе чем на сто метров не подходи, иначе я тебя!..
— Мам, да успокойся ты, — сказала Светлана.
— Я-то спокойна, а ты, деточка, соображаешь, что творишь?
— Извините… — Малышев, забыв о носках, побежал в прихожую, обул кроссовки и выскочил за дверь.
— Ты что, Берия, что ли?! Или гестапо?! — закричала Светлана. — Ты какое право имеешь вмешиваться в мою жизнь?
— Право матери. Света, ты хоть понимаешь, что это за человек? Кого ты приглашаешь к себе? Это же бандит, скоро станет одним из тех, кто убил папу. И ты!..
— Никакой он не бандит! У тебя больное воображение, мама! Саня — нормальный парень, очень хороший.
— Ах вон оно как? И ты была с ним… очень хорошей сегодня? Ты хоть предохранялась, дура?
— Сама ты дура! И не смей больше вмешиваться в мою личную жизнь, понятно?!
Первый раз дочка говорила с ней таким тоном. Прежде они жили душа в душу.
— Успокойся, Света, подумай, не предаешь ли ты своего папу, встречаясь с таким типом?
— Он не тип, поняла?! — яростно крикнула Светлана. — А папа был бы рад моему выбору. Я его сделала, поняла? Он мой любимый парень, я от него рожу!
— Это исключено.
— Ты так думаешь! Ну и думай, мне плевать на твое мнение! А папа сказал бы другое! Отвали от меня!
— Света…
— Отвали, я сказала!
— Но он же бандит, Света!
— Откуда ты знаешь?
— Да это все учителя говорят, я ходила на собрания, слышала. Ни единого положительного отзыва, Света…
— Да пошла ты!..
Она вдруг поняла, что дочка, сжавшая кулаки, готова ударить ее. Не ударила, просто убежала в свою комнату. А она не решилась идти следом. Стало ясно, что проблема серьезная и ее надо как-то решать. Оградить дочь от этого поганца. Тогда еще не знала, как это сделать, но знала другое — она это сделает, чего бы это ни стоило.
Плита, сковородка на ней. В сковородке котлеты и макароны. Она все сделала правильно, но лучше от этого не стало. Дочь, единственный родной человек, ушла из ее жизни. Родители умерли, свекор со свекровью были далеко, жили в Хабаровском крае, так что рядом была только дочка. А ее вроде бы и не стало. В чем она ошиблась? Почему так получилось? Непонятно. Малышев был потенциальным бандитом, и слава Богу, что Светка не забеременела от него. А то ведь могла стать матерью сына уголовника. Она предотвратила это. Но Светка… вместо того чтобы поблагодарить мать, озлобилась на нее.
