Обвиняемым по-любому становился Борька. Он подписывал все документы, в том числе расписку о приеме акций. И он же обещал Незванову лично отдать деньги.
Борька, узнав о намечающемся уголовном преследовании, дико перепугался. Сам всегда был незлобным, никого не доводил до тюрьмы или сумы. Про то, что Митяшев не выполнил поручения, знать не знал. А теперь, вместо быстро приближавшегося исполнения мечты жизни, ему светил реальный срок.
Особенно его пугала перспектива попасть в СИЗО.
Вообще-то подобная перспектива пугает всех нормальных людей. Однако Борьку она пугала буквально до потери пульса. Он никогда не жил в окружении злых и жестоких парней и очень опасался стать предметом их преступных поползновений.
Семенов буквально был в панике, грозя Кочергиной мгновенным отъездом и немедленной сдачей всех клиентов, если она не закроет дело.
Она закрыла.
Правда, Елене Леонидовне и в голову не пришло сделать это законным путем, примирением сторон, например, с адвокатом и всеми сопутствующими документами. Время было такое, не способствовало правовому порядку. Более того, сильно способствовало правовому нигилизму.
А потому Кочергина испытала в деле своего нового сотрудника, бравого, только что вышедшего в отставку, еще вполне молодого генерала МВД. Он взял кучу денег – триста тысяч долларов наликом, больше, чем первоначальный долг, – и поехал улаживать дело.
И конечно, уладил.
Вернувшись, доложил красотке-начальнице об успешно проведенной работе. Сколько и с кем пили, кого он трепал по плечу из старых и новых товарищей. Кульминацией была смешная история, как верные эмвэдэшные друзья, пролистав дело, швырнули его вверх, аж страницы залетали по комнате.
Было дело, да сплыло. Точнее, улетело.
С обиженным Незвановым отставной генерал даже встречаться не стал. Не тот уровень.
«Терпила» – потерпевший на милицейском сленге – был на городском. А вопрос решался – стандартное словосочетание нового времени – на губернском и выше.
Борька успокоился, тем более что долго своим бизнесом заниматься не собирался.
Через пару лет собрал чемоданы, прихватил папу с мамой – и уехал во Францию, в большой дом на холме, с виноградником на солнечном склоне и видом на океан. Денег хватало – они с Кочергиной для своих клиентов зарабатывали миллиарды. Клиенты платили им миллионы.
Елена Леонидовна не хотела расставаться с Семеновым, она легко бы пошла ему навстречу с какими-нибудь исключительными финансовыми условиями. Но Борька никогда не был жадным. Деньги ему были нужны лишь как инструмент.
Для осуществления мечты жизни.
Он все предусмотрел, сделал не торопясь и продуманно, причем исключительно по закону. В цивилизованной европейской стране Борис Викторович Семенов собирался зажить кристально честно и законопослушно.
Он искренне считал, что если и есть у прежнего Борьки какие-то скелеты в шкафу, то все ушли в теперь уже далекое постсоветское прошлое.
Как выяснилось, иногда они возвращаются.
Адвокатская контора у Трех вокзалов. Дог по имени Кинг и «Майбах» у подъезда
Городской шум раздражает многих.
А Ольгу сейчас он радовал. Она шла по оживленной, полной машин и народа, улице, и настроение было отличным. Да, машины шумят, трамваи грохочут, между людьми приходится постоянно лавировать. Но и денек был хорош, и воздух – без московского смога: провисевшая над мегаполисом три недели жара, наконец, спала. Мало того, по городу простучал ливень, почти тропический. Вымыл улицы, смыл в канализацию всю накопившуюся неприглядность, и теперь асфальт блестел свежестью. Зато небо, уже очистившееся от туч, снова блистало синью, хотя теперь не обливало город тяжким зноем.
Шеметова легко шла вперед, обгоняя попутчиков, с удовольствием ощущая кураж, молодость и готовность к великим битвам.
Да, сегодня уже никто не усомнится в ее адвокатском призвании. За плечами – десятки дел, из них несколько таких, которые сделали ей имя среди профессионалов. В том же Архангельске – точнее, на показательном процессе в райцентре Любино[1] – они с Багровым буквально вырвали парня из-под расстрела, размотав длинную цепь взаимоотношений юного убийцы и его жертвы, местного майора-участкового. Так что теперь, бывает, столкнувшиеся с бедами люди приходят не просто в известную адвокатскую контору, а ищут именно ее, Ольгу Викторовну.
Конечно, если честно, она пока не достигла популярности своего любимого во всех смыслах Олега Багрова. Он по-прежнему поражает и оригинальной логикой, и умением придать аргументам неотразимый вид в суде. Ну да ничего. Какие наши годы!
Разумеется, Ольге никогда не стать обладательницей роскошного бархатного баритона, буквально гипнотизирующего судей и обвинителей. Однако представители процессуального противника уже и ее встречали с недовольными лицами, поняв, что именно Шеметова будет им противостоять в судебном заседании.
Да, жизнь определенно была прекрасна. Даже непонятно откуда взявшиеся восемь килограммов не омрачали счастья от такой жизни. Хотя лучше бы их все-таки не было.
Она и так не была худышкой. Сестренка – вот та просто модель, с точеной талией и стройными ножками от ушей. Ольга же с детства радовала родителей сплошными пятерками, победами в олимпиадах и округлостью форм.
Пожалуй, единственное, чем не радовала – строптивостью.
Уж как папа не хотел, чтобы дочка шла в юстицию. Это ж убийцы всякие, целые месяцы в году, проведенные в пахнущих бедой и туберкулезом следственных кабинетах СИЗО. Он объяснял, доказывал, втолковывал. Дочка слушала, никогда не перечила и делала по-своему.
Перед поступлением родителям пришлось пойти на хитрость, даже вспоминать не хочется какую – это была единственная, давно прощенная обида Ольги на любимых маму с папой. Все равно вышло так, как хотела Шеметова-младшая.
Правда, пришлось год отработать в суде ассистенткой и три первых курса отучиться в Воронеже. Лишь на четвертый круглую отличницу и победительницу многочисленных конкурсов перевели на юрфак МГУ. Там сразу жестко проверили, заставив за полтора месяца досдать или пересдать семнадцать (!) предметов. После семнадцатой – честной до последней завитушки – «пятерки» Ольга легко вошла в студенческую элиту московского вуза.
Впрочем, сеанс воспоминаний можно было заканчивать. Она добралась до любимой конторы.
Вот как можно любить казенное учреждение? Ну, не совсем казенное, даже при Сталине адвокаты были теоретически независимыми людьми. Для Шеметовой же контора и вовсе была родной.
