Маргарет Пембертон - Богиня

– Извинись за все, что наболтала здесь, Джесси Салливан! Проси прощения или выцарапаю твои гляделки!

– Нет! – всхлипнула Джесси, пытаясь вырваться. – Нет, это правда! Твоя мать бросила тебя, потому что ты была рождена в грехе. Так говорит сестра Доминика. Она говорит…

Ногти Дейзи так глубоко впились в кожу Джесси, что из-под них выступила кровь.

– Ты врешь! Признайся, что врешь.

– Никогда. Ты ублюдок! Ублю…

Дейзи, охнув, ударила Джесси по губам.

– Лгунья!

– Ублюдок!

Джесси попыталась освободиться, и обе девочки свалились на пол, брыкаясь, царапаясь и крича. Пораженные ужасом зрители пытались опомниться. Некоторые, наиболее сообразительные, побежали за помощью. Но никто не осмелился растащить дерущихся. Кровь лилась из разбитых губ Джесси, Дейзи была вся в царапинах. Вмешаться – означало подвергнуться серьезной опасности быть изуродованной на всю жизнь.

Однако помощь подоспела вовремя. Сестра Доминика, побагровев от гнева, уже шагала к дортуару, где крики и всхлипывания перерастали в дикий визг.

– Это Дейзи Форд, сестра! Она хочет убить Джесси…

– Неправда! Джесси говорит, что…

– Там весь пол в крови, сестра Доминика…

Монахиня пробилась сквозь толпу воспитанниц с такой непривычной для себя скоростью, что распятие на черном платье то и дело взлетало в воздух. У открытой двери дортуара она, однако, замерла, окаменев от негодования. Тумбочки перевернуты, содержимое рассыпано по всей комнате. Девочки продолжали бороться: то одна, то другая оказывались сверху.

– Прекратить! Немедленно прекратить!

Ни та ни другая не повиновались и, казалось, даже не слышали наставницу. Под извивающимися телами зловеще захрустело стекло от разбившейся рамки для фото. Лицо Джесси было перепачкано кровью. Лицо Дейзи искажено ненавистью и яростью.

Сестра Доминика, выступив вперед, схватила Дейзи за плечи и с неизвестно откуда взявшейся силой отшвырнула от сопротивляющейся жертвы. Обрадованные появлением наставницы, девочки поспешили помочь истерически рыдающей Джесси встать.

– Как посмела ты… опозорить монастырь подобным образом?! – зашипела сестра Доминика. – Ты, злобная, порочная, испорченная, неблагодарная…

– Пустите меня!

Дсйзи развернулась с такой силой, что едва не сбила монахиню с ног. Грудь ныла от ударов, голова кружилась.

– Это вы порочны, сестра Доминика! Наговорили обо мне столько лжи Джесси Салливан! Врали, что я рождена в грехе! Что мать отказалась от меня!

Кровь отхлынула от лица сестры Доминики. Джесси безвольным клубочком лежала на полу, жалобно всхлипывая, окруженная сочувствующими подружками.

– Ты немедленно отправишься в часовню, – приказала монахиня, стискивая трясущиеся руки. – И двенадцать раз прочтешь Розарий[2]. Ты…

– Я ничего подобного делать не собираюсь, – перебила Дейзи, сверкнув глазами. – Я иду к преподобной матушке. И все расскажу ей о вашей лжи… и порочности.

– Ты будешь делать, как тебе сказано, Дейзи Форд, иначе тебя ждет наказание, которого ты не забудешь до конца жизни!

Дейзи перевела наконец дыхание и непримиримо уставилась на наставницу.

– Я иду к преподобной матушке, – повторила она и под взглядами десятков перепуганных и восхищенных воспитанниц направилась к двери.

Ладони сестры Доминики взмокли от пота. Настоятельница монастыря редко выходила из себя, но в этих нечастых случаях гнев ее был ужасен. И сейчас будет направлен на нее.

Монахиня быстро пошла за Дейзи.

– Ты только себе сделаешь хуже, – произнесла она, пытаясь говорить как можно убедительнее. – Испортила вещи других воспитанниц, избила подругу. Джесси наверняка понадобится врач. Глупо и неразумно докладывать сейчас обо всем преподобной матушке.

Однако Дейзи по-прежнему молча шагала по выбеленному коридору. Сестре Доминике пришлось почти бежать, чтобы не отстать от нее.

– Джесси поступила нехорошо, вбивая тебе в голову подобные истории, и я позабочусь о т.ом, чтобы это больше не повторилось.

Но Дейзи уже было не остановить. Еще несколько шагов, и она окажется у двери кабинета настоятельницы.

– Дейзи Форд, я запрещаю тебе беспокоить преподобную матушку из-за таких пустяков.

Дейзи остановилась.

– Мое происхождение не пустяк, сестра Доминика, – сухо сообщила она, и впервые в жизни монахиня поняла, что столкнулась с ребенком, которого невозможно ни унизить, ни запугать.

Она со свистом вдохнула, подавляя желание отвесить Дейзи хорошую затрещину. Девочка постучала в сосновую дверь, и преподобная матушка пригласила ее войти.

Настоятельница, сидя за большим дубовым письменным столом, о чем-то совещалась с сестрой Франческой. Подняв голову, она изумленно уставилась на Дейзи, решительно вставшую посреди комнаты. Воспитанницы обычно появлялись здесь только по вызову. Глаза ее расширились еще больше при виде исцарапанного, покрытого запекшейся кровью лица Дейзи и синяков, украшавших ее лоб и шею.

– Да, Дейзи? – спросила настоятельница, откладывая листок бумаги, который держала в руке. – Могу я помочь тебе?

Дейзи глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– Джесси Салливан сказала мне, что я не сирота. Якобы мать принесла меня в монастырь и бросила, и что я незаконнорожденная. Она говорила это в присутствии всех девочек, и теперь они верят ей. Я очень прошу вас объяснить им, что она лжет.

Сестра Франческа тихо охнула. Письмо, которое она держала, кружась, легло на яркий связанный крючком коврик.

Настоятельница перевела взгляд с белого осунувшегося лица девочки на настороженно стоявшую у порога сестру Доминику. В глазах монахини блеснули искорки тщательно подавляемого страха. Настоятельница очень медленно отодвинула стопку документов.

– Оставьте нас, сестра Доминика, – властно произнесла она.

– Я… но…

При виде выражения лица преподобной матушки сестра Доминика осеклась и неохотно, но все же повиновалась. В комнате воцарилась тишина.

Преподобной матушке не было необходимости спрашивать, откуда Джесси Салливан обо всем узнала. Позже она разделается с сестрой Доминикой.

Настоятельница мягко улыбнулась девочке.

– Пожалуйста, садись, Дейзи.

– Нет, спасибо, преподобная матушка, – пробормотала Дейзи, облизывая пересохшие губы. – Мне только нужно, чтобы вы сказали девочкам, что Джесси лгунья.

Настоятельница подняла пресс-папье и вновь поставила его на место. У Дейзи оглушительно колотилось сердце. Почему преподобная матушка не сердится? Почему не поведет ее обратно в дортуар, чтобы обличить Джесси?