– Чтоб быть на-все-гда!
В ту секунду со мной говорил мой ласковый и прекрасный мужчина, который как будто вот-вот собирался предложить мне руку и сердце.
А лучше бы он был грубым, злым и вообще настоящим козлом, кто он и есть. Так мне было бы легче смириться с тем, что произошло после. Ни вечером, ни на следующий день, ни через неделю он не позвонил. Я проплакала в подушку восемь ночей, засыпая от усталости. Раздобыла его рабочий номер. Трубку взяла секретарша. У нее был такой мелодичный голос, что я сразу поняла: он с ней тоже спит. Я не знала, что сказать. Но попросила соединить, мол, с господином, по срочному поводу, да, ну вы же знаете, снимается новый ролик вашего шампуня, я модель… Ох, да, модель самого несчастного существа на свете.
– Алло! Я слушаю! – в трубке раздался до боли, до нечеловеческой боли, родной голос. Звонкий, энергичный, ни разу не страдавший за эти дни. От сексуальной хрипотцы не осталось и следа. Это у меня галактики взрывались каждое утро в первые же секунды пробуждения. А от него веяло стабильностью, радостью бытия и отсутствием любых хлопот, кроме собрания директоров. Представляла окружающие его серые офисные стены, стеклянные перегородки, кожаные диваны. Весь этот пропитанный успехом и гонкой за сверхприбылями мир. Туда мне не было хода.
– Антон! Это я… – хотела сказать трепетно-нежно, а получилось надрывно и жалко.
– Кто? Алло, я не расслышал… Слушай, вот эту схему переделай, пожалуйста! – он мимоходом дал кому-то указание, донесся чей-то лебезящий ответ… – Алло! Ну кто там, говорите!
– Это я, ты меня не узнал что ли? – злость придала мне сил. Ну правда, какого черта?! Сейчас он у меня получит по полной. Только я приготовилась выпалить все самые нецензурные слова, которые знала к тому времени, как последовал хук слева…
– О-о, Настя! Настю-юша! На-а-астенька! Как же я рад тебя слышать! Куда ты пропала, милая? Я по тебе так скучал! Слушай, сейчас ужасно некогда, завал полнейший. А ты можешь мне перезвонить ближе к вечеру, в пять, например?
– Но у меня нет твоего номера телефона!!!
– А-а… Конечно, дорогая! Вот мой номер… Записала? Ну все, целую, зайчонок! До связи!
Ошалело записала цифры на клочке бумаги. На автомате лишь повторяла: «Да, да, я позвоню, конечно…»
Запиликали гудки, разговор окончен. Разговор, который прокручивала, представляя в подробностях по миллисекундам все эти дни, пролетел как шальная пуля. Пронзил виски насквозь.
Настю-юша… Пробовала на вкус свое имя, которое недавно еще было в его губах. Оно звучало теперь совсем по-иному. В нем появился тайный смысл. Он меня назвал Настюша, рассуждала я. Он меня любит. Он просто заработался. Нет у него никакой жены. Вечером я ему позвоню, мы встретимся и этот кошмар закончится.
К пяти вечера я была готова и во мне все было идеально.
Сидела на диване, не шевелясь. Ровная спина, руки на колени: отличница, желающая получить пятерку в любви.
Смотрела на часы и ждала.
Минутная стрелка начала обратный отсчет: пять, четыре, три, два, один…
Ровно 17.00! Пуск! Нажала на кнопку звонка.
– Би-ип… Би-и-ип… – между каждым «би-ип» сердце успевало сделать сто ударов. Ноги вытянулись в струнку и мелко дрожали пятки. Это были самые длинные пять «би-ипов» в моей жизни.
– Алло!
– Это я, привет! – выпалила и чуть не выронила трубку, не зная, куда девать руки и что дальше говорить.
– А-а, это ты. Я тебе перезвоню, хорошо! – он произнес эти слова скороговоркой, как автоответчик. И положил трубку. У него явно ничего не дрожало от звука моего голоса.
Только что мне было так жарко, что в ладонях бы сварилось яйцо. Вдруг стало холодно, я просто окоченела. Метнулась на кухню. Налила горячего чаю, укуталась в плед. Трясло. Мысли разбегались в кучу. Это было стыдно и унизительно. Я никогда ни за кем не бегала. Это парни всей земли ради меня готовы были на все. И вдруг я оказалась в шкуре отвергнутой влюбленной дуры, как сериальные Розы-мимозы, которым так любит сочувствовать моя мама.
Опять слезы… Не пойму, откуда эти слезы? Что-то я расклеилась, сорри. Душа слезами омывается, говоришь? Ну-ну! Фр-рр!
Мама? А при чем здесь моя мама? С какой стати, Юля, тебе знать про мою маму, это же не имеет никакого отношения ко мне!
– Все нездоровые сценарии в жизни любого из нас начинаются с фигуры матери. Мать – первый человек, которого мы видим в жизни и с кем строим свои первые отношения, она закладывает основу… – психолог Юля говорила ровно, как диктор в передаче про животных. Так вот как выглядит прием у психолога – тебе читают лекции. Мы сейчас уснем, а-а-а… Упс, зевнули. Простите великодушно. Так что там на повестке дня? Фигура матери, угу. Ха-ха три раза.
– У меня на этой фигуре, как ты выражаешься, все закончилось. Ну не знаю. А что про нее рассказывать, обычная мама, как у всех. Претензий давно нет. В детстве, может, и были. А сейчас какие могут быть претензии? Детство давно кончилось. Просто ко мне судьба была намного менее справедлива, чем к остальным. Моя правда жизни сурова. Матери на меня всегда было плевать, она – дура сердобольная к кому угодно, кроме собственной дочери. Ей до меня дело было, только когда болела. И то все по знахаркам каким-то таскала. Бабкам и в порчу больше верила, чем во врачей и в медицину. Ну та еще семейка, да.
Отец? А что отец? Вечный мечтатель, бабник и нахлебник. Не повезло мне, как некоторым, родиться в счастливой, спокойной и обеспеченной семье. Что я имею в виду, когда говорю так? Ну, наверное, в семье, где тебя есть кому обнять, где тебя выслушают, ну где просто все нормальные и адекватные.
– А вас не обнимали?
– Почему же не обнимали? Иногда обнимали. Только все детство, что помню, ор стоял. Ни мать, ни отец не могли спокойным голосом разговаривать. Друг на друга – криком, на меня криком. Такая у меня, знаешь, крикливая семья была.
– Люди кричат от глубокой внутренней боли…
– Какие же вы, психологи, добренькие. А мне что ли не больно было? Я, ребенок, должна была думать о том, что им больно? Да ну их нафиг! Вот я же могу сдерживаться, я вообще стараюсь всегда молчать, не то, что кричать. И говорю как можно тише, тогда лишь есть вероятность, что тебя все-таки решат выслушать.
– Поэтому сейчас вы говорите так громко, что вас слышно в другом крыле?
Ой, юмористка что ли.
– Ну подумаешь, ни слова больше тебе не скажу! Стоило лишь открыться…
– Извините, не обижайтесь, можете говорить как угодно громко, в это время здесь никого нет. Расскажите о ваших родителях, как они встретились, поженились?
– Как, как, да ничего особенного. Мать мечтала стать художницей, а дед ей крылья обломал. Сказал, что художествами всегда успеет заняться, а на земле нужно стоять двумя ногами и послал учиться в машиностроительный. Виноват же был почему-то мой отец. Они познакомились, когда ее по распределению послали работать на завод в Москву. При знакомстве он соврал ей, что художник, она и влюбилась. Думала, что он ей поможет выбиться в артистические эти ее элитные круги. Не знаю, что она в них находит, в этих бородатых маргиналах? Только сидят в каких-то подвалах, пьют и разглагольствуют целыми днями! Непризнанные гении, разгильдяи. Все мечтают в историю искусства войти, прославиться и разбогатеть каким-то чудом в одно прекрасное мгновение. Ну вот папаша мой такой. Все что-то выкруживал, какой-то скоростной супербизнес придумывал. То книгу писать хотел, не пошло. То мазню какую-то рисовал, но обмануть никого не удалось. Лишь раз делом занимался – ларек с кассетами открыл. В это время только и зарабатывал, но недолго. А-а, ну еще на Север ездил однажды, тоже хорошо заработал, но ему не понравилось. Он видишь ли, слишком великий для такой тяжелой работы. Нет, он конечно, пахал всю жизнь, но за копейки. Брался за любой труд, кушать-то надо. Хотя вообще все мать на себе тащила, у нее на заводе карьера шла медленно в гору, зарплата стабильная. И квартиру нам ее завод дал. Двухкомнатную в новостройке, но и это было лучше, чем в общаге, в коммуналке с вонючими бабками. Вообще, не знаю, как они друг друга выдержали столько лет. Скандалили все время. Однажды, когда мне было 16, тетя, папина сестра, стала выговаривать мне, что я плохо подметаю пол, ляпнула: «Будешь так подметать, замуж никто не возьмет!» Я резко ей ответила: «Не хочу ни в какой замуж, я семейной жизнью по горло сыта!»
И веник бросила, для пущего эффекта. Тетка остолбенела и пролепетала:
– Ишь, поколение молодое, дерзкое… Все девушки хотят замуж, это нормально…
– Ну тогда я ненормальная!
До сих пор смешно, когда вспоминаю ее лицо. Наверное, я все же хотела замуж, как и все девочки. Точно не помню.
Да, у меня был парень, Лешка. Его я помню, еще бы не помнить. У него-то с родителями хорошо было. Папа – преподаватель, мать – доцент, интеллигенция, хотя тоже получали гроши. Но его вежливые манеры сводили с ума мою маму. Наверное, хороший парень был. Единственное светлое пятно в моей половой биографии, хи-хи. Мы ходили за ручку, за одной партой сидели. Как-то он пришел в гости в строгом сером костюме, натянутый, как струна. Сел на диван и говорит дрогнувшим голосом: «Настя! Я понял, наши отношения должны стать серьезными. Хочу, чтобы ты знала. Ты моя будущая жена!» Достал картонную коробочку с колечком: «Вот, мы должны обручиться, прими это в знак моей любви».
