— Мне нравятся просторные помещения, — сказал он, осматривая парадный зал.
На двух противоположных стенах зала окна поднимались от пола до потолка. В округлых же нишах двух других стен под окнами стояли диваны. В зале, как и везде, был высокий потолок, а с потолка свисала хрустальная люстра, недостаточно яркая для комнаты таких больших размеров. Камин, напоминавший нос морского судна, был деревянный, выложенный изразцами викторианской эпохи — готический стилизованный узор на фоне охры.
Мебель, тоже времен королевы Виктории, была ветхой, из стульев торчали пружины и набивка, узоры на портьерах и коврах стерлись.
Повсюду стояли фотографии в серебряных рамках и безделушки. Стены, так же как и в холле, были увешаны множеством картин, рисунков, от количества которых рябило в глазах.
— Прекрасно, — выдохнул Дэнзил.
— Все это годится разве что на свалку, — проворчала Хелен.
— Вы сказали, обстановка выставляется на продажу? Если я куплю дом, я бы хотел получить право и выбрать то, что мне понравится.
— Уверена, это можно устроить. — Клэр сомневалась, что им удалось бы продать и десятую часть имущества. Там было несколько действительно ценных вещей, но в основном мебель была в плохом состоянии и пошла бы с молотка за гроши. Клэр разбиралась в таких вопросах, так как часто вела торги. Обычно этим занимался ее отец, но, когда выставлялось слишком много предметов, Клэр подменяла отца и заканчивала аукцион. Она научилась оценивать вещи с первого взгляда и прекрасно представляла, какую сумму они бы выручили от продажи обстановки «Сизой чайки».
— Дэнзил, ты что, смеешься? — со стоном воскликнула Хелен, идя за ним в следующую комнату.
Клэр задержалась, чтобы закрыть распахнутую входную дверь, через которую в холл залетело несколько опавших листьев, и лишь потом последовала за Хелен и Дэнзилом. Она обнаружила их в темной комнате для прислуги. Это было узкое длинное помещение с крошечными, плохо пропускающими свет оконцами, все в тусклых коричневых тонах. На одной из стен, бывших когда-то кремовыми, располагался ряд звонков с помеченными на них названиями комнат. С потолка свешивались огромные крюки, на которых прежде висели окорока и сушеные целебные и пряные травы, а еще к потолку крепился ворот, теперь сломанный, — им пользовались для сушки белья. В центре комнаты стоял выскобленный сосновый стол, за которым собирались слуги.
— Как здесь мрачно! — в десятый раз произнесла Хелен, не пытаясь скрыть своего отвращения.
— Слой лака, белой краски, симпатичные обои — и комната засияет! — уверенно заявил Дэнзил. — Этот шкафчик, должно быть, ровесник дома, — сказал он, проводя пальцем по пыльным полкам, ломившимся от кухонной утвари.
— Верно, — подтвердила Клэр. — Кое-что из фарфора здесь отличного качества. Большая часть посуды — викторианской эпохи и будет хорошо оценена на торгах.
— Возможно, я куплю ее всю.
— О Боже, ты будешь жить как в музее! — простонала Хелен.
На верху шкафчика стояла ваза с засохшими цветами, служившими напоминанием о том, что все в этом мире тленно. Пыльные стебли были подернуты паутиной с запутавшимся в ней высохшим пауком.
Заметив этот жутковатый букет, Хелен бросила на Дэнзила укоризненный взгляд.
— Здесь как в гробнице! Я не могу отогнать мысль, что сейчас изо всех щелей полезут ожившие мертвецы. Я этого больше не вынесу! Я возвращаюсь в машину. Поторапливайтесь, а то я окончательно замерзну.
Каблучки удалявшейся Хелен застучали по кафельному полу холла. Звук захлопнувшейся двери гулким эхом разнесся по старому дому.
— Боюсь, ей не понравился дом, — пробормотала Клэр.
— Она не будет здесь жить, — негромко ответил Дэнзил.
Клэр задумалась. Не будет?.. Он явно не собирался устраивать в доме уютное любовное гнездышко. Понимала ли это Хелен?
Скорее всего, нет. Но Клэр убедилась, что их отношения не были просто деловыми. Хелен относилась к Дэнзилу как собственница, имевшая на него все права.
В глазах Дэнзила, устремленных на нее,
Клэр заметила язвительную усмешку. Изучая ее лицо, он читал все ее мысли. Легкий розовый румянец появился у нее на щеках.
— Я хотел посоветоваться с Хелен по поводу цены.
Клэр сразу же откликнулась:
— Я считаю, что этот особняк — стоящая покупка, учитывая размеры и огромные земельные угодья вокруг.
Он бесстрастно взглянул на нее.
— Что ж, вы должны были это сказать, не так ли? Но я надеялся, что Хелен даст мне объективную оценку недвижимости. Мы можем подняться наверх и осмотреть остальные комнаты?
Верхний этаж дома казался еще просторнее и пустыннее. Каждый их шаг отдавался эхом, а половицы под ногами жалобно стонали, будто недовольные тем, что дом потревожили. И здесь царил такой же леденящий холод.
Клэр охотно присоединилась бы к Хелен, однако, постоянно напоминая себе о процентах, которые фирма получит от продажи дома, она мужественно переходила с Дэнзилом из одной спальни в другую и бодро расхваливала интерьер.
Но в главной спальне, глядя на кровать с превратившимся от времени в лохмотья темнокрасным пологом, она подумала, что надо быть сумасшедшим, чтобы купить такой дом. Высокие окна в спальне были закрыты дубовыми ставнями. Комнату освещала лишь тусклая лампа на столике у кровати. Ее свет отражался в висевшем на противоположной стене узком, в готическом стиле зеркале, забранном в дубовую раму.
Зеркало, вероятно, хорошо пойдет на аукционе, сказала себе Клэр, задержавшись на нем взглядом. По размерам оно вполне годилось для современных домов и прекрасно соответствовало новому течению в оформлении интерьеров.
— Очень милое зеркало, — сказал Дэнзил, проследив за ее взглядом. — Я непременно оставлю его.
У него есть вкус, отметила Клэр. Заинтригованная, она спросила:
— Чем вы занимаетесь, мистер Блэк? Что у вас за работа?
— Сейчас у меня нет работы. — Дэнзил потряс портьеру, и в воздух поднялись клубы пыли. — Но не волнуйтесь, я заплачу за «Сизую чайку» наличными. С деньгами проблем не будет.
Задавая вопрос, она имела в виду совсем не это. Не удовлетворив свое любопытство, Клэр попытала счастья снова:
— А где вы сейчас живете? Конечно, я спрашиваю не о гостинице Джимми Сторра.
— В Лос-Анджелесе, — холодно ответил он.
От неожиданности глаза Клэр широко раскрылись.
— В самом деле? Но вы не американец, ведь так?
Он говорил с едва заметным акцентом, однако Клэр не приняла бы его акцент за американский.
— Нет. Я родился в Шотландии, хотя ничего не помню об этой стране. Мы переехали, когда мне было два года. До двадцати одного я жил в Манчестере, однако в юности я провел немало времени в Гриноу, и у меня остались добрые воспоминания о вашем городе.
