На одну секунду соблазн поймать его на слове и согласиться на обратный билет в Лондон был настолько силен, что Ким чуть было не произнесла: «Благодарю вас, мистер Фейбер. Я так и поступлю!», но потом передумала. Сама не зная почему, хотя, возможно, ей помогла записка, спрятанная на дно сумочки.
– Я прекрасно поняла вас, мистер Фейбер, – заверила она его.
Он на секунду подобрел.
– Хорошо, – сказал он и направился к двери. – Вы долго были в пути, наверное, устали и хотели бы отдохнуть. Обед подают в восемь. Я буду ждать вас в гостиной без десяти восемь. Пока вы здесь, будете жить как член семьи.
Ким едва слышно поблагодарила за такую уступку. Внезапно он обернулся и посмотрел на собаку, которая мирно дремала в своей корзине.
– А если это животное будет надоедать, выпроводите его вон, – сказал он. – Собаке шестнадцать лет, и скоро придется ее усыпить.
– О нет! – невольно воскликнула Ким и скорее почувствовала, чем увидела его высокомерную улыбку.
– Мне кажется, у вас с моей матерью найдется много общего, – заметил он. – Впрочем, Бутс немедленная опасность не грозит. Пока что она вполне здорова и не кусается. Но как только это случится, я вызову ветеринара.
Глава ТРЕТЬЯКим вернулась к себе и только но чистой случайности не потерялась по дороге. Войдя в свою гостиную, она перевела дух. Ей казалось, что там, внизу, она столкнулась с чем-то холодным и безжалостным, и то, что такое впечатление производил мужчина чуть более тридцати лет, без явных физических или других недостатков, казалось еще более странным.
Насколько она могла судить по первой короткой встрече, Гидеон Фейбер был подвижен и здоров – в нем угадывалась спортивная закалка, когда он появился вместе с Макензи, весело прыгавшим впереди. По правде говоря, самое первое впечатление Ким было на удивление приятным, потому что она увидела чрезвычайно привлекательного человека, а его куртка из грубого твида и шарф яркой расцветки, замотанный вокруг шеи, очень ему шли. Приятный мужчина в твидовой куртке и в хороших отношениях с собакой мог бы укрепить это первое впечатление. Но не мистер Фейбер. Потрясение следовало за потрясением, и теперь, после встречи с ним, у Ким остался очень неприятный осадок. Весь его характер выразился в тех словах, что он произнес, прежде чем покинуть библиотеку: «Как только это случится, я вызову ветеринара!»
Гидеон Фейбер ошибок не допустит. Первая окажется последней, как он и предупредил Ким.
Пробило шесть, до обеда оставалось еще целых два часа. В душе Ким поднимался гнев, стоило ей подумать о миссис Фейбер, запрятанной где-то в этом огромном доме; она ищет возможности хотя бы мельком взглянуть на молодую женщину, которую наняли ей в секретари на ближайшие полгода – хотя, если придерживаться фактов, точный период не оговаривался, – естественно, она, должно быть, умирает от любопытства, если появление в доме секретаря так важно, как об этом говорил ее старший сын.
А как явно он презирает желание матери поведать миру о своей жизни… Как мало у него сочувствия к родному человеку, какой он суровый и черствый, по-видимому, от природы.
Неужели все сыновья миссис Фейбер слеплены из одного теста? А ее единственная дочь? Может, хотя бы у нее больше сочувствия к матери?
В агентстве упомянули замужнюю дочь миссис Фейбер, а о сыновьях почему-то умолчали. Поэтому Ким представляла себе старую женщину, одиноко живущую в роскоши – она была вдовой человека, сделавшего состояние на стали – и, конечно, не обремененную родственниками. Вдова пожелала написать мемуары, и кто-то должен был ей помочь. Все очень просто… А Ким получила это место просто потому, что случайно оказалась в агентстве сразу после того, как из Мертон-Холла пришел запрос.
Она была способным работником, даже очень способным, и ее рекомендации с последнего места работы были превосходными. Кроме того, она отвечала требованию, о котором Гидеон Фейбер, наверное, не подозревал, потому что с агентством по телефону говорила его сестра, и именно она поставила столь необычное условие:
– Пожалуйста, пришлите девушку привлекательную, с приятным характером, потому что моей маме кажется, что она не сможет ладить с женщиной, все достоинства которой ограничиваются профессионализмом. Она бы хотела видеть рядом с собой хорошенькую девушку… готовую быть не только секретарем, но и компаньонкой.
В агентстве решили, что мисс Ловатт прекрасно отвечает всем этим требованиям. Они даже гордились тем, что нашли ее.
Но расхаживая по своей комнате, Ким была далеко не уверена, что ей нужно остаться. Наверное, следовало принять обратный билет в Лондон и вычеркнуть из памяти Мертон-Холл и все, что с ним связано. Работу, не менее интересную, можно получить и в другом месте… Пусть не в таком шикарном. Но там она сможет хотя бы принадлежать самой себе и не подчиниться приказам бездушного человека.
Ким вынула из сумочки короткую приветственную записку миссис Фейбер и снова прочитала ее. После чего решила, что придется хотя бы ненадолго остаться.
В спальне уже побывала горничная и распаковала вещи, аккуратно разложив их по ящичкам и развесив в гардеробе. Ким распахнула дверцы шкафа, выбрала себе наряд – долго раздумывать не пришлось, так как у нее было всего два вечерних платья – и затем наполнила водой ванну в прекрасно оборудованной ванной комнате. После купания она почувствовала себя куда веселее. Черное кружевное платье, разложенное на кровати, было новое и чрезвычайно ей шло. Черные кружева гармонировали с шелковистыми волосами, завившимися колечками на лбу, и, покончив с макияжем, Ким подумала, что миссис Фейбер – если бы им действительно удалось встретиться сегодня – не пришла бы к выводу, что агентство ее подвело. Без лишнего тщеславия или нескромности она знала, что по праву может считаться привлекательной. Не прибегая к помощи обильной косметики, она сумела сделать глаза на удивление большими, и их цвет напоминал скорее голубизну ирисов, чем лаванды. Цвет лица у нее был почти идеален – один влюбленный поклонник сравнил его с белоснежной розой, – и она использовала губную помаду ровно настолько, чтобы сделать губы мягкими, зовущими и чуть блестящими в приглушенном свете электрических ламп.
Под конец она обернула нитку жемчуга вокруг стройной шеи, подобной цветку, чуть побрызгала на себя туалетной водой – сильные духи не подходили к обстоятельствам, – затем переложила письмо миссис Фейбер в маленькую парчовую сумочку и, покинув комнату, начала разведку на своем этаже.
Это был второй этаж, и наверняка спальня миссис Фейбер располагалась тоже здесь. При мысли о миссис Фейбер Ким ощутила легкое чувство вины, но тут же отмахнулась от него, сказав самой себе, что она всего лишь знакомится с расположением дома.
