Эмили удивленно смотрела на сына. Подобные перепалки возникали каждый день и порядком надоели ей. Что же произошло с этим некогда милым, невинным мальчиком с огромными глазами? Почему он ведет себя так непредсказуемо и подчеркнуто грубо?
Вдруг ее осенило.
— Послушай, тебе говорит что-либо слово «скороспелка»?
Керри надолго задумался, и Эмили решила, что попала в точку.
— Все ясно, — быстро проговорила она. — Так вот, пока ты не осознаешь смысл этого слова, говори со мной как джентльмен.
— Дорогая мамочка, ты пытаешься накинуть мокрое одеяло на вечерние сумерки. Запомни: я пригласил тебя на эту крышу вовсе не для того, чтобы слушать наставления, а как верного и надежного друга.
Эмили видела, что Керри вполне серьезен. Она даже заметила зеленоватый огонек в его глазах, свидетельствующий о том, что сын искренен. Такой же огонек Эмили не раз наблюдала в глазах его отца.
— Ну ладно, объявляю перемирие. — Она огляделась. — А теперь скажи, пожалуйста, что вы, хулиганы, делаете по ночам на этой ржавой и грязной крыше? — Эмили осторожно направилась к краю крыши, обнесенному невысокой оградой, бросила взгляд на живописное побережье южной Калифорнии и на небольшой, но очень уютный и до боли знакомый город, где провела свои последние и далеко не самые худшие в ее жизни шестнадцать лет.
Керри присоединился к матери, и теперь они стояли плечо к плечу, но при этом казались чужими людьми. Во всяком случае, совсем не походили на мать и сына. Керри унаследовал от отца темные каштановые волосы, изумрудного цвета глаза и стройную фигуру. Однако лицо его, как и у матери, часто выражало напряженное любопытство.
Эмили успокаивало то, что Харрис Шоу передал сыну не только упрямый и сильный подбородок, но и неиссякаемую жажду жизни.
Керри указал на длинную, вытянувшуюся вдоль всего побережья дорогу для прогулок.
— Мы стоим здесь и наблюдаем за тем, что там происходит. Например, вон те парни ищут бля… то есть приключений на свою голову. — Вынув из бокового кармана небольшой бинокль, он протянул его матери.
— Господи, это же мой театральный бинокль! А я-то никак не могла понять, куда он делся!
— Я просто одолжил его у тебя, а ты опять ведешь себя как занудная мамаша.
Взяв бинокль, Эмили внимательно присмотрелась к парням, бесцельно бродившим по набережной. Они действительно производили впечатление людей, истосковавшихся по приключениям. Бейсбольные кепки, яркие шорты, цветастые майки, а особенно наглые рожи выдавали в них местных хулиганов.
— Неужели ты наблюдаешь отсюда за посторонними людьми? Это же не только противозаконно, но и аморально.
— Лишь в том случае, если эти посторонние ходят нагишом.
— Значит, ты наблюдаешь за ними, когда они голые?
— Нет, аморально глазеть на них, если они голые, — уточнил Керри. — Мы никогда не посмели бы вторгаться в частную жизнь людей, подглядывая за ними, если бы они, предположим, принимали душ, переодевались или делали что-то еще в этом роде…
— Дерьмо собачье!
— Мама! Ты шокируешь меня!
— Да, а ты моришь меня голодом. Где перекусим?
Керри ухмыльнулся и подтолкнул мать к дымовой трубе.
— Для вас, мадам, найдется самый шикарный столик в нашем заведении. — Последние слова он произнес с французским акцентом, более ужасным, чем британский.
— Дорогой… будь любезен, позаботься о том, чтобы мне сделали ясную и четкую фотографию входного отверстия этой раны.
Мелодичный йоркширский акцент детектива Маргарет Уинстон был бы уместен в лондонском театре, но не там, где произошло убийство. Маргарет склонилась над трупом и, приподняв голову, поправила очки.
— Обрати внимание, дружок, на пороховые ожоги. Они должны быть в фокусе.
Пока судебный фотограф щелкал фотоаппаратом, Маргарет неотступно следовала за ним и одобрительно кивала.
— Да-да, премного благодарна. Спасибо, этого будет вполне достаточно. А сейчас сними этот кусок черной ткани, торчащий у него изо рта. — Она привычным жестом поправила на затылке седеющие волосы. — Боже милостивый, да это похоже на трусы! Или я ошибаюсь, Чарльз?
Чарли Лэндиз, давно отвыкший от того, чтобы его называли полным именем, откликнулся не сразу.
— О да, мэм, по-моему, эта тряпка напоминает женское белье. Впрочем, сейчас трудно сказать что-либо определенное.
— Верно. Молодые люди в наши дни чрезвычайно… изобретательны, особенно в тех случаях, когда дело доходит до приятного отдыха. Совершенно невозможно предугадать, чем может все кончиться в таких вот злачных местах. — Маргарет поддела пальцами резинку и потянула черную ткань из перекошенного рта покойника. Вынув предмет, она внимательно оглядела его. — Да, действительно, это женские трусики. Правда, очень узкие. Как по-твоему, Чарльз? Не понимаю, зачем носить такое изделие? Зимой даже в Калифорнии в таких трусиках не разгуляешься.
Усмехнувшись, Чарли посмотрел на Иоланду Перес, помощника следователя, которая снимала отпечатки пальцев с покрытого пылью телефона. Та бросила быстрый взгляд на Маргарет.
— Вы правы, мадам, но только в принципе, — деликатно заметил Чарли. — Дело в том, что в августе в Калифорнии холодов не бывает. — При этом он обратил внимание на небольшую окровавленную подушку с дыркой посредине, лежавшую рядом с уже остывшим телом.
— Это верно, хотя и грустно, — глубокомысленно заметила детектив Уинстон, изучая туго натянутые чулки, которыми жертва до сих пор была привязана к спинке кровати. Чулки такого высокого качества она в последний раз видела только после окончания Второй мировой войны. — Знаете, а я до сих пор тоскую по сказочным снежным бурям графства Йоркшир, где провела детство. — Вынув из внутреннего кармана жакета изрядно потертую записную книжку, Маргарет достала из-за уха остро заточенный карандаш и быстро начертила какие-то странные символы — изобретенную ею весьма хитроумную стенографию. — Никаких улик, ничего, что позволило бы судить о личности преступника. — Она снова обвела взглядом комнату, желая убедиться в том, что ничего не упущено. — Зафиксированная в регистрационном журнале фамилия, разумеется, вымышленная. Стоит ли удивляться, что убийца расплачивалась наличными. Труп обнаружен горничной. Гм-м…
