Но дочку ректора на картошку не посылали.
В период уборки беспробудно шли проливные дожди, все ходили в резиновых сапогах, бедра и груди девчонок были спрятаны под телогрейками, а лебединые шейки — замотаны платками, хвостиками назад, так что увидеть хотя бы кусочек женского тела не представлялось возможным. А, как назло, очень хотелось, особенно после бутылки портвейна, распитого с ребятами на голодный желудок.
Однако, когда ночью Геннадия посетила гениальная мысль забраться в палатку к рыжей пышногрудой Наташке, его все-таки точил червь сомнения — может прогнать.
«Но попытка не пытка», — решил Генка и, нырнув в промокшую палатку, осторожно расстегнул молнию ее спальника, за которым последовали тридцать три одежки.
Наконец его холодные руки нащупали то, к чему стремились: упругое тело, груди, словно твердые мячики, и теплые соки между ног, томившиеся в ожидании именно его, как она призналась позже.
Наташа не прогнала красавца Генку, наоборот, жарко прижалась и позволила все, чего не позволяла никому.
С тех пор прошло двадцать пять лет. Ее объятия не остывали.
Немногие женщины, с которыми ему приходилось иметь дело, так мгновенно и легко способны были получать удовольствие от секса. Некоторые, вымученные, но не удовлетворенные, вынужденно соглашались, что не выходит именно у них, а вовсе не у него. Другие после долгой возни имитировали удовлетворение — он это чувствовал, но не возражал. Правда, были и такие, с которыми все шло легко и гладко, но так хорошо, как с Наташкой, не бывало ни с кем.
Она впивалась в него всеми клеточками своего тела и души, передавая любимому такую гамму эмоций, что время их сексуального контакта можно было измерить секундомером. Он часто ворчал на нее за это:
— Ты что, не можешь себя попридержать?
Виновато улыбаясь, она вскидывала полные блаженного удовлетворения глаза и выдыхала:
— Не могу. Мне так ласково с тобой.
Он чмокал ее в теплую, уютную шею и, пожелав спокойных снов, поворачивался спиной.
Так они расставались, как она говорила, на целую вечность, он считал, что на коротко, всего только на ночь.
Теперь Натка имела все: шубы, дубленки, не говоря уже о костюмах и юбках, аккуратно рассортированных по отдельным шкафам.
Если ее джип был в ремонте, то Геннадий давал ей на время один из своих авто. На работу часто приходилось ездить порознь, хотя работали они вместе — жена была его полноправным и верным партнером.
Офис их фирмы находился в шикарном голубом здании из стекла и бетона. Клиенты с уважением относились ко все еще привлекательной бизнесвумен, но для этого, с точки зрения Геннадия, Наташа просто вымучивала себя всевозможными диетами и тренингами.
Как ни старайся, а бедра вобрали в себя все непотребности, съеденные за жизнь: хлеб, супы, картошку. Он критически разглядывал по утрам полную женщину в обтягивающем боди: мокрая от изнеможения, она крутила педали тренажера. То, что некогда считалось достоинством и привлекало мужчин, — высокий рост, пышногрудость, налитое тело — теперь превратилось в явные недостатки теряющей молодость дамы. Высокая фигура стала казаться громоздкой, аппетитные ножки — толстыми, широкие скулы делали лицо округлым, как луна.
Геннадий с грустью вспоминал студенческую юность, тоненькую дочку ректора, которую ему однажды все-таки удалось уболтать.
Взгляд его не очень зорких глаз теперь то и дело подмечал через стекла автомобиля стройные ножки весело хохочущих девчонок, призывно косящихся на его отполированный до блеска «Мерседес».
Искушение молодостью слишком велико, и вот уже «бархатная шляпка» сидит рядом и, как ему кажется, голой коленкой старается коснуться тщательно отутюженной Наткой брючины.
Его гардероб жена не доверяла никому, несмотря на аккуратную и преданную домработницу. Сорочки, костюмы и даже ботинки она приводила в порядок сама. Ей нравилось смотреть, как он, отглаженный и чистенький, отправляется на работу. Для нее был важен его внешний вид. «Семейная реклама», — смеялась она, чмокая его на прощанье.
Геннадий посмотрелся в зеркальце, прикрепленное к лобовому стеклу: «Не осталось ли на щеке ее коричневой помады?»
У «шляпки» была ярко-розовая.
Еще не освоившись, словно в чужой квартире, она замерла в салоне автомобиля, напряженно уставившись в окно.
— Мне до церкви, у поворота на площадь, пожалуйста, — просительно проворковала девушка.
Она назвала место, которое он проезжал каждый день. Голубые купола старенькой церкви были видны даже отсюда. Если от нее пройти дворами и выйти на площадь, где высятся современные здания, — наткнешься прямо на его офис. Кабы не проклятая пробка, езды отсюда максимум на десять минут.
С другой стороны, если бы не пробка, не видать бы ему прекрасной незнакомки. Пока все чинно стояли и проклинали забитый центр, он разглядел на обочине мечущуюся в поисках машины «шляпку».
В другое время ее подвез бы каждый. Но утром, когда между автомобилями даже нитку втиснуть нельзя, все с сожалением разводили руками: мол, видишь сама, не проткнуться.
Геннадий загадал: «Если по дороге, возьму».
Девчушка направлялась в его сторону. Она просила остановиться буквально в минуте до того места, куда ехал он сам.
«Значит, судьба», — решил он и распахнул двери.
— Спешишь? — считая разницу в возрасте достаточным основанием, чтобы позволить себе обратиться к ней на «ты», — спросил он.
Девочка неопределенно мотнула головой. Он тоже опаздывал на важную встречу. В фирме его ждал клиент.
— Сама видишь, я не самолет. Как доберемся, так доберемся…
Из-под шляпки благодарно сверкнули темные глазки.
— Спасибо, что взяли.
— Не за что.
Девочка положила на коленки коричневый рюкзачок и попробовала оттянуть юбку, скорее не юбку, а полосочку из-под длинного кожаного сюртучка.
Он облизнулся, словно кот на сметану, и стал в открытую рассматривать пассажирку.
У нее был правильный тонкий профиль. Из-под бархатной шляпки выбивались черные, словно смоль, блестящие волосы. Она оставалась натянутой, как струна, но старалась показать, что это для нее не впервой, что каждый день катается на таких дорогих машинах. Геннадий знал, что суперсовременный салон его авто приводит в замешательство даже видавших виды опытных автомобилистов: мягкие кожаные кресла, приборная доска, весь дизайн, словно в космическом корабле, льющаяся из четырех динамиков музыка, телефон и даже так называемый «Магеллан» — прибор, подсказывающий через спутник дорогу водителю.
Пока он изучал прекрасную незнакомку, движение на дороге возобновилось, и тут же впереди зазевавшегося Геннадия кто-то влез. Сзади яростно загудели. Он посмотрел в зеркало заднего вида, мужик в раздолбанной «Волге» крыл его на чем свет. Подняв руку (жест незадачливого водителя), Геннадий попросил прощения. В другое время он бы показал торопыге. Но присутствие розовых губок резко изменило настроение, и он, ощутив себя молодым, полным сил юношей, чтобы расположить к себе девушку, вспомнил одну из своих не раз проверенных баек.
