— Тебе чего, Маугли? — спросил блондин.
Ремир на него не отреагировал, он смотрел лишь на неё пристально и жадно. Затем, не колеблясь, заявил:
— Ты мне понравилась. Я хочу с тобой встречаться.
Кто-то за столом ахнул, кто-то прыснул, у неё же брови так и поползли наверх. Блондин тоже опешил:
— Нихрена себе заявочки! Полька, кто это? — обратился он к ней.
— А я откуда знаю? — пробормотала она.
— Маугли, — блондин опять обратился к нему, — ты откуда такой наглый?
Ремир даже бровью не повёл.
— Ты будешь со мной встречаться? — спросил он требовательно, глядя на неё в упор. Она повернулась к подружкам, хихикнула:
— Мальчик, спасибо, конечно, — промолвила она, — но я как бы уже встречаюсь.
— С ним? — Ремир презрительно кивнул на блондина. — Зачем он тебе? Он тебя не стоит.
— Ты, что ли, стоишь? — засмеялся тот.
— Я бы не стал тебя лапать за… — на миг он смутился и договорил уже тише: — У всех на глазах.
Полина зарумянилась, хотела что-то ответить, но блондин её опередил:
— Чеши отсюда, Маугли, пока мы тебе не ввалили. И ей, кстати, это нравится.
За столом грохнул дружный смех. Ремир развернулся и стремительно вышел из столовой. В висках стучала кровь. Всё тело горело огнём, как будто резко подскочила температура.
Быстрым шагом, едва не срываясь на бег, он пронёсся через всю территорию лагеря, перемахнул через высокую ограду и спустился к Байкалу.
Купаться в озере без присмотра категорически воспрещалось, но за этим не особо следили, ибо желающих занырнуть, в общем-то, и не находилось. Байкал, конечно, чистый, прозрачный, но ледяной, даже в июльский зной.
Ремир, не раздумывая, скинул одежду, кроссовки и влетел в воду, подняв шквал хрустальных брызг. Внутри так пекло, что и холод он почувствовал далеко не сразу, а лишь когда вышел, спотыкаясь, на каменистый берег. Остыл — да, но в мыслях всё равно царил невообразимый хаос. Стоило вспомнить, как блондин тискал её, и вновь закипала злость. И она ведь в самом деле нисколько не возмущалась, сидела там, улыбалась, будто так нормально.
Ремира аж мутило от брезгливости. И вместе с тем ощущал, как внутри клубилось непривычное чувство — стыдное, томительное волнение, отчего горячая кровь сразу приливала к щекам. Хоть снова ныряй в Байкал.
Ни на обед, ни на ужин Ремир не ходил, а после отбоя снова подрался с пацанами из своей комнаты. На этот раз к нему задирался не длинный, а другой. Плотный, коренастый Витёк. Да даже и не задирался, а просто прокомментировал сцену за завтраком:
— Эй, смуглый, ты, конечно, отмочил сегодня номер. Мы аж прифигели. Ну ты тоже нашёл, к кому подкатывать! К Польке! На неё пацаны и покруче слюни пускают, и ты вдруг такой шустрый выискался: «Давай встречаться». Ещё и прямо при Назаре!
Ремир молчал. Неприятно было всё это слушать и вспоминать. А Назаром, догадался он, Витёк назвал того блондина.
— Скажи спасибо, что Назар не ввалил тебе, а то мог бы.
— Неизвестно ещё, кто кому ввалил бы, — буркнул Ремир, и все трое захохотали.
— Ты совсем больной? — просмеявшись, продолжил Витёк. — Кто ты, и кто Назар. Чего ты вообще к ней полез, если она с Назаром чпокается? Нафиг ты ей сдался, малолетка? К тому же у Назара бабок — куры не клюют…
Злость, что с утра пульсировала в груди горячим комом, наконец разорвалась. Витёк и охнуть не успел, как Ремир кинулся на него с кулаками, сшиб с ног, замахнулся… но тут подоспели Длинный и второй. Схватили за руки, скрутили, еле удерживая, пока Витёк прицельно бил под дых. Ремир отчаянно рвался, выкручивался, вскидывал ноги и угодил-таки Витьку в пах. Затем все кучей завалились на пол. Переплелись, пыхтя, руками-ногами. Потом — на шум, очевидно, — заявился вожатый и мигом положил конец этому барахтанью.
***
На следующий вечер в клубе устраивали дискотеку. Там ещё кто-то пел, специально приглашённый. Какой-то местный рэп-бэнд полуподвального разлива. Ну как пел? Шпарил речитативом да и всё, вместо припева — гитарный запил. Но публика экстатически визжала.
Ремир, пожалуй, единственный во всём лагере, кто не пошёл. Но в комнате тоже не сиделось, и он снова убежал к Байкалу. Купаться уж не полез — это было бы слишком, просто коротал время на берегу, взгромоздившись на огромный валун и подтянув к груди тощие коленки. Думал о всяком, в том числе и о том, почему отец, который учил его буквально всему, начиная от всяких бытовых мелочей и заканчивая тонкостями стратегии переговоров, никогда, ни разу не заикнулся о такой простой и важной вещи, как отношения с противоположным полом. Почему в книгах женщины прекрасны, бескорыстны и чисты, а в жизни бесстыдно кувыркаются в постели с любовником, жаждут денег или вон позволяют тискать себя у всех на виду? К чему тогда вся эта возвышенная чушь про любовь, когда на самом деле всё до тошноты примитивно? И эта Полька… Зачем вот она такая красивая? И что значит — чпокаются? Целуются, что ли?
Вдалеке грохотала музыка, воздух то и дело рассекали пьяные вопли и взрывы хохота. Отчего-то рядом с Байкалом, таким суровым и царственным, эти звуки казались обескураживающе неуместными, всё равно как браниться матом в храме.
Озеро и впрямь казалось живым: оно как будто вздыхало, шелестело, нашёптывало мантры. Чёрная гладь его, осыпанная сверкающими лунными бликами, колыхалась и подрагивала. Байкал завораживал, и в то же время веяло от него колючим холодом. Получаса хватило, чтобы Ремир озяб так, что зубы наклацывали стаккато. Нехотя он спрыгнул с валуна, поплёлся в корпус. Уже на территории случайно набрёл на какую-то парочку, залёгшую в кустах. Девчонка пьяно хихикнула, парень грубо цыкнул на него. Да он и сам шарахнулся. И почему-то в корпус не пошёл, а свернул на дорожку, ведущую к складам. Но и там кто-то окопался — Ремир услышал возню и кряхтенье.
«Какая гадость! Они тут все совсем сдурели!».
Он развернулся, и тут сбоку на него кто-то налетел.
— А-у! Смотреть надо… — зашипела какая-то девчонка, но тут же воскликнула: — О! Это же ты, Маугли. Привет-привет. Ты чего тут бродишь?
Ремир, опешив, вытаращился на Полину. Она! В темноте глаза её блестели так, что дух захватывало.
— Просто гуляю, — с трудом выдавил он одеревеневшими губами.
— Понятно… А чего один?
Он пожал плечами.
— Слууушай, а пойдём на дискотеку? Потанцуем, а?
В детстве, когда отец возил его к родне в Элмет [2], бабушка учила танцевать шома бас, джигиту, апипу [3]. Но когда это было! Да и вряд ли «укча-баш» [4], притопы и шаги с приседами здесь уместны. Даже ему это понятно.
— Я не умею танцевать, — признался он.
— И медляк? — удивилась она. — Ну ничего, научу. Идём!
Поля взяла его за руку и потянула в сторону клуба. И всё уныние, вся злость в один миг улетучились. И мыслей в голове никаких не осталось, кроме одной: она с ним, рядом! Её пальцы в его руке!
Как по заказу, стоило им войти в переполненный тёмный зал, хаотично рассекаемый ультрафиолетовыми стрелами, и финальные аккорды «Bad Romance» Леди Гаги смолкли, сменившись мелодичными «Добрыми старыми деньками» K-Maro.
Поля решительно поволокла Ремира в центр зала, вскинула руки ему на плечи, прильнула к уху:
— Руки на талию! Вот так! Теперь переступай с ноги на ногу… медленно…
На талию! Легко сказать! Вроде как-то положил, но сам напрягся, окаменел. А вдруг случайно ниже соскользнёт? Руки эти ещё как не родные стали. Просто-таки деревянные, чёрт бы их побрал.
А какая же она тоненькая, какая тёплая… В теле снова расползалась тягучая истома, кровь приливала к лицу, к вискам.
Они были одного с ней роста и всё время касались щеками. И его бедная щека полыхала огнём.
Лишь одно мешало полнейшему погружению в эйфорию — от Полины пахло алкоголем. Так вот примерно разило от Толика, когда он надуется пива. Эти ассоциации портили, конечно, ощущения, но не критично. Всё же тактильные рефлексы мощнее обонятельных.
