Ну что же… Включим профессионала.
— Здравствуйте, — улыбнулась я и посмотрела в ежедневник, хоть и знала, кто передо мной. — Вы, кажется, не записаны.
Он наклонил голову и продолжил меня сканировать. Я привыкла к разным взглядам, их столько за годы практики повидала, что мало чем меня можно удивить. Но это… Боже мой, этот взгляд меня выворачивал. В нем соединилась и маниакальность, и интерес, и ненависть, которые пытались спрятаться на дне океана равнодушия.
— Я не записан, но сбрось уже свою этическую маску. И будем говорить по делу.
Главное, не поддаваться на провокации. Я понимаю, что он пытается вывести меня из себя. Но мы продолжаем играть, улыбаться друг другу...
— Извините, — сказала я с улыбкой, — но у меня новый клиент через десять минут, так что вам лучше записаться на другой день.
— Дина Анатольевна, вы же понимаете, что я просто так не уйду?
Конечно, я все понимала. Может, надо было поговорить с ним, все объяснить? Но я не сделала… Тогда, может, все последствия — моя вина?
Ладно. Продолжим.
— Вы не представились, — сказала я ему, на что он рассмеялся.
— А это необходимо? Или ты даже не знаешь, кого назвала психопатом?
Один-ноль в его пользу. Продолжим.
— Ярослав Владимирович, я вас так не называла. Или вам так не дает покоя та статья? Я к ней не имею никакого отношения.
— Не строй из себя бедную овечку. Тебе это не идет.
— Простите, мы перешли на «ты»?
Вот так! Быстро из себя выходит. Я не боялась. Ну что он мне сделает?
— Заткнись, — бросил он. — Что тебе говорила Алиса?
— Какая Алиса? — подняла я брови, сыграв удивление. Надеюсь, получилось хорошо.
Но повел себя Ратомский неожиданно. В доли секунды стул, на котором он сидел, оказался на полу. Я даже не успела отреагировать, пока он огибал стол. Понимание всего пришло, когда он сжал мне горло и почти пригвоздил мой стул к стене. Но боль в затылке оказалась ничтожной в сравнении с тем, что я не могла дышать.
Еще чуть сильнее сдавить — я труп. Я вцепилась обеими ладонями в его руку, но она была каменной, даже впившиеся до крови ногти не ослабили эту железную хватку.
— Слушай сюда, сука, или рассказываешь все по-хорошему, или будем действовать по-плохому.
Я смогла вдохнуть, чтобы ответить. Он позволил.
— Да ты точно псих.
Это были не те слова, которые он ожидал услышать. И как Алиса с ним жила? Неандерталец чертов.
Его взгляд красноречиво намекал, что он с удовольствием бы размазал меня по стене и моими бренными останками вывел слово «сука». Только я все равно не понимаю, чем могла заслужить такую немилость.
— Говорить не собираешься? — от былого бешенства не осталось и следа. Говорил он спокойно и даже немного лениво.
— Принцип конфиденциальности, — развела я руками.
— А у таких, как ты, бывают принципы?
— Вам пора, — снова взяла я официальный тон.
— Мы еще поговорим. Не думай, что ты так легко отделалась.
Я в этом даже не сомневаюсь.
Едва за Ратомским захлопнулась дверь, как я поняла, насколько была напряжена все это время. Подумать мне не дал клиент. Может, это и к лучшему. Чужие проблемы отвлекли от своих. А есть ли они у меня?
Вряд ли Ратомский из тех людей, кто бросает слова на ветер. Он занял все мои мысли, после ухода клиента я не могла думать о чем-то или о ком-то, кроме как о нем. Каков будет его следующий шаг? А что предпринять мне?
Я запуталась. Он не оставил мне подсказок. Только понятно было одно — на этот раз в покое он меня не оставит.
Сегодня мы встретились впервые. Мимолетно, хоть и очень тесно. Я провела рукой от лица почти до груди, вспомнив его руки на своей шее и глаза, это болото, в котором можно было захлебнуться вязкой жижей. Дыхание снова перехватило, а сердце начало отбивать почти болезненный ритм о грудную клетку. Как будто у меня началась паническая атака.
Как-то не вязался образ мужа Алисы, о котором она рассказывала, с образом этого неуравновешенного психа. Странно, но я все равно не боялась. Меня потряхивало от воспоминаний, но была только злость.
Еще казалось, что запах его туалетной воды впитался в каждый квадратный сантиметр этого помещения. Моего помещения!
Он заполнил пятиминутной беседой все мои мысли. Как будто пробрался в каждую клетку моего серого вещества.
Неужели все из-за того случая? Андрей же ему все объяснил тогда…
Тогда зачем сейчас? Чего он хочет добиться?
Да, у него получилось выбить меня из колеи.
Я набрала номер Калинина и стала слушать длинные гудки. Первый, второй, третий, четвертый…
— Алло!
— Андрей Григорьевич, нам надо поговорить.
— Дина Анатольевна, я занят. Завтра перезвони.
И он повесил трубку. Мать его!
Незавершенный гештальт… А чтобы его завершить, надо отпустить ситуацию. На эмоциях ничего не получится.
Я вспомнила, что кольцо Алисы так и лежит в моей сумке. Уже два месяца как…
Достав футляр, открыла его и снова уставилась на золотой ободок. Было какое-то странное ощущение, когда я вытаскивала украшение. Прикосновение к чему-то запретному, холодному, мертвому… Кольцо по диаметру перекатывалось между подушечками большого и указательного пальцев. Оно как будто помогало мне, стало подобием чёток. Я так отвлеклась, что не сразу почувствовала неровность под пальцами на внутренней стороне.
А это что?
Гравировка. Обычная гравировка. Ее имя. Только написано очень странно. На латинице, на английский манер, но только две буквы были маленькими.
AlISе
И что ты, дорогая Элис, хотела сказать? Ладно, попробуем. Я никогда не прибегала к помощи клиентов. Обычно, когда они уходят от психолога, стараются больше об этом не вспоминать, но сейчас одному бывшему сотруднику Комитета Госбезопасности, да-да, не ФСБ, придется напрячься.
— Здравствуйте, Антон Алексеевич, — сказала я, когда он ответил.
— Добрый вечер, Дина. Как ваши дела?
— Спасибо, неплохо.
Мы говорили минут пять ни о чем, пока я не перешла к главному:
— Извините, Антон Алексеевич, но у меня к вам просьба.
Глава 4. Ярослав
Эта сука еще посмела спросить: «Какая Алиса?»
Я сорвался. Сам не могу понять почему. Но она меня бесила. Я сжимал и разжимал ладонью, вспоминая ее шею под своей рукой. Казалось, чуть сильнее сожми — и все. Это действительно пьянящее ощущение.
Черт!
Я приоткрыл окно и закурил, чувствуя, как с каждой затяжкой в легкие попадает что-то еще. Постороннее, терпкое. Как будто сигареты ароматизированы. Я посмотрел на фильтр. Нет, все то же. Это мои руки и… ее духи. Запах почему-то напомнил мне об Индии. Такой тяжеловатый, но не приторно, с нотками мускатного ореха. Мне казалось, что он начал заполнять все пространство машины, даже открытое окно не помогало. Как будто это сука пыталась залезть мне под кожу, прочесть мои мысли.
Ни черта у тебя не получится! Позвонив Ирине, предупредил, чтобы на работе меня сегодня больше не ждали, и поехал домой. Мне нужен душ — я хочу смыть этот запах не только с рук, а полностью с себя.
Дорога до дома стала невыносимо долгой. Там я старался появляться сейчас редко — слишком пусто, слишком много пространства для меня одного. Загнав машину в гараж, подумал, что надо будет сделать химчистку салона, чтобы вытравить малейшее напоминание о ней.
Горячая вода сделала только хуже — запах усилился. Я повернул смеситель в другую сторону, и ледяные струи начали бить по спине.
Почему она меня так бесит? Ведь знаю же, что тогда, два года назад, ее вина была минимальна. Скорее, ее именем просто прикрылись. Но все равно — она сука.
Запах, кажется, пропал. Я выключил воду и, обернувшись полотенцем, вышел из ванной. Внизу разрывался дверной звонок. Я, наверное, забыл закрыть ворота. Схватив махровый халат, набросил его на еще влажное тело и спустился вниз.
Твою же мать!
— Какого хрена? — спросил я, открыв дверь.
