— Не трогай меня! Вали из моей квартиры! — на яростную вспышку ушли последние силы, но самое обидное — они были потрачены впустую.
Никита уходить не собирался, а все норовил извиняться и каяться, чем очень меня запутывал и злил.
Если он так сильно сожалеет, как уверяет, то зачем он это сделал? К чему этот щенячий взгляд, зачем мне его слова, когда тело болит и кровоточит? Но тело — это пол беды, а вот что делать с душой? Ее скручивает и разъедает жгучая обида от неожиданного предательства, от подлого удара в спину. И от кого? От самого верного и надёжного человека. А дальше что? Катька подставит подножку? Мама выгонит из дома? Как жить с осознанием того, что я не могу никому доверять?
— Настя, давай поговорим? — Никита сел на пол возле кровати спиной ко мне так, что у меня перед глазами появился его коротко стриженный затылок.
Говорить я не хотела, как и дышать с ним одним воздухом, но Никиту это конечно не волновало. Не дождавшись моего согласия он начал говорить, а мне пришлось слушать.
— Я… я не знаю как объяснить то, что произошло. Господи.. — Никита обхватил голову рукам и уткнулся лицом себе в колени, а я точно удивилась бы, если бы могла.
Но я просто бездумно смотрела на его затылок и неспешно-тягуче моргала, все дольше держа воспаленные глаза закрытыми, и все меньше — открытыми.
— Настенька моя… - судя по всхлипу, Никита опять плакал. — Я… я бы никогда… Черт! Черт! Черт! Я даже объяснить толком не могу! Это какое-то наваждение… Меня выкручивает всего. Наизнанку просто… Внутри все воет… И так тянет к тебе, кажется — сдохну сейчас, если не дотронусь. Насть… ты мне веришь?
Никита повернулся. Чернота из его глаз давно пропала и сейчас, в данную минуту, в его взгляде я видела только страх и запоздалую вину. Но мне было плевать на его чувства и мотивы, поэтому я озвучила то, о чем думала:
— Лучше бы ты сдох. Я бы точно предпочла умереть, но не сотворить такое с близким человеком.
Никита хватанул ртом воздух, а я, отчаявшись выгнать его из своей квартиры, закрыла глаза и моментально провалилась в глубокое забытье, но и ночью мне не было покоя — я несколько раз просыпалась от того, что Никита трогал мой лоб, плакал, а затем долго что-то отчаянно бормотал, стоя у окна под серебряным светом невероятно крупной и близкой полной луны.
Глава 2
Проснулась я от боли, хотя вряд ли то состояние, в котором я пребывала ночью, можно было назвать сном. Если только кошмаром.
У меня болело все, начиная от макушки, в которую упирался твердый подбородок Никиты, и заканчивая ступнями, придавленными тяжёлой мужской ногой к постели.
Никита спал рядом, крепко обнимая мое несчастное измученное тело и не давая шансов незаметно отодвинуться.
Проснулся он моментально, от моего первого вялого движения; осторожно убрал с меня неподъемные конечности и с тревогой спросил:
— Ты как? Настя, мне так жаль… Ты сможешь меня когда-нибудь простить?
Мне понадобилось время, чтобы осознать — он не шутит, а вполне себе серьезно интересуется, не сильно ли испортило наши отношения это маленькое недоразумение.
Никита попытался мне помочь подняться с разоренной кровати, но я зло откинула его протянутую ладонь, за что поплатилась режущей болью в шее.
— Уйди, пожалуйста, и больше никогда не появляйся. — Плакать я уже не могла, но от невыносимой боли в теле мне хотелось орать и бросаться на стены, и останавливало меня лишь то, что активные движения приведут к новой боли.
Никита встал на моем пути в ванную, растерянно взъерошил волосы на затылке и опять потянул свои ручищи ко мне.
— Давай помогу. Отнести тебя в ванную? — Я так свирепо посмотрела, что он осекся и неуверенно добавил. — Или хотя бы обопрись об руку.
— Ты меня плохо слышал? Я сказала — вали из моей квартиры!
Никита обернулся, словно эти слова предназначались не ему, а кому-то другому, попятился задом по коридору, пока не дошел таким образом до ванной комнаты, включил свет и предупредительно распахнул передо мной дверь.
— Выполни одну мою просьбу, — я на секунду прикрыла глаза, борясь с головокружением и слабостью, а когда открыла, поморщилась от чересчур внимательного и крайне встревоженного взгляда. Лучше бы он вчера так смотрел! — Когда я выйду из ванной, тебя здесь быть не должно.
В ванной я всё-таки опять разрыдалась, окончательно добивая воспалённые глаза. Смотреть на себя такую оказалось слишком тяжёлым испытанием. Он меня пытался съесть? Глубокий укус на шее, царапины от зубов на плечах и ключицах, бесконечные засосы на груди, животе и даже бедрах.
— Настя! — в дверь забарабанили. — У тебя все нормально?
— Пошел ты! Сволочь!
Я с трудом забралась в ванну, включила душ и осторожно провела по груди и животу мыльной губкой, но взгляд то и дело обращался к небольшому круглому зеркалу, в котором отражались мои искусанные и натертые жёсткой щетиной губы и два багровых засоса на нижней челюсти и на шее.
От увиденной картины и от жуткой опустошающей слабости и отвращения к самой себе, я почувствовала, как тело превращается в дрожащее желе и съезжает по мокрой кафельной стене вниз, в ванну, по дну которой сбегала мыльная вода и словно уносила в отверстие водостока все хорошее из моей жизни.
— Настя! — дверь с противным металлическом лязгом лишилась замка и резко распахнулась. Открывалась она в коридор и, получается, Никита её не выбил, а именно открыл, потянув ручку на себя и выдрав магнитные внутренности замка. — Настюш… девочка моя..
Никита достал меня из ванны в полубессознательном состоянии, укутал в полотенце и отнес в родительскую спальню, где осторожно уложил в кровать и укрыл одеялом.
— Сейчас, маленькая… Полежи пока, а я сделаю чай. Где у тебя таблетки? В сумке?
Никита ушел на кухню и через несколько минут вернулся со стаканом чая и блистером обезболивающего. Руки Никиты подрагивали, когда он вкладывал в мою ладонь две таблетки и поддерживал стакан, чтобы я не облилась горячим напитком. Никита постоянно смотрел на меня, тревожно и умоляюще, но и также постоянно отводил глаза, не в силах выдержать мой ответный взгляд — твердый и презирающий. Я не понимала его поступка и вчерашней жестокости, но не могла понять и сегодняшнего поведения.
Неужели ему не хватает женского внимания? Ни за что не поверю в это, так как не раз лично наблюдала кидающихся ему на шею девиц. Уверена, — стоит ему свистнуть и девчонки выстроятся в очередь. Да даже если представить, что ни одной подружки сейчас нет в пределах досягаемости, он всегда мог воспользоваться услугами специальных платных девушек. У нас хоть и не столица, но, по рассказам бравирующих однокурсников, проблем с этим нет.
А сегодняшнее его поведение окончательно сбивало с толку, но разбираться ещё и с этим я не хотела. Единственное, что сразу пришло на ум — это страх Никиты перед законом. Скорее всего, он боится, что я напишу заявление и расскажу о нападении, но ничего подобного я делать не собиралась, пусть будет спокоен. К врачам я тоже не пойду и на это у меня сразу две веских причины — моя мама и мама Никиты.
Обе наши мамы работали в единственной на весь город женской консультации при городской поликлинике, только моя до отъезда трудилась регистратором в общей регистратуре, а Никитина — лаборантом.
В детстве мы с Никитой часто тусили в поликлинике и консультации, то тихо рисуя каляки-маляки в регистратуре у моей мамы, то рассматривая интересные колбочки с реактивами в лаборатории у тёть Любы, да и в более взрослом возрасте день-через-день забегали к родительницам по всяким мелким делам — взять мелочь на проезд или мороженое, встретить с работы, занести что-то или, наоборот, забрать.
И, понятное дело, мы знали всех тамошних медработнико, от санитарок и водителя до заведующей, как и они нас, и я даже не представляю, что начнется, если я сейчас появлюсь в таком состоянии на пороге медучреждения.
Никита словно знал о чем я думала.