У меня другого не будет.
Правда, он снова периодически исчезал, привозил неожиданные подарки, а в свободное от секретов время делал вид эдакого почти пенсионера-инженера-дурачка с зарплатой в три копейки, кормя и дрессируя всех собак, кошек и голубей в своём дворе.
– Папа, мне очень надо! – требовательно сказала я. – Вопрос жизни и смерти!
– Во что ты ввязалась, кукла маленькая? – нахмурился, судя по голосу, папа.
«Кукла маленькая» по отношению ко мне – это балда стоеросовая или любое другое ругательство по выбору.
– Ни во что. Пока, – многообещающе ответила я.
– Я же всё равно узнаю…
– Вот поэтому лучше помоги узнать, не известен ли всяким там службам человек, который спас мне жизнь вчера в метро.
– Подробнее, – строго сказал папа.
И я рассказала в цветах и красках про вчерашнее приключение, трижды обозванная «куклой маленькой» в ответ.
– Зачем тебе это надо? Человек явно уходит от знакомства, – сказал папа.
– Ну, папуля, ну, поҗалуйста, – канючила я, как в детстве, потому что на него это действует, – ну, я сегодня ночь не спала, думала о нём, я просто если узнаю, что это не бомж, а кто-то там, какой-то там, я не буду пытаться отблагодарить. И лезть не буду, честно-пречестно. Α если человек бедствует? Εсли он скромный, нищий, бомжеватый герой, которому не на что колбасы купить? А у меня в сумке вчера двести тысяч было налом, и печати, и документы! Вот есть же народная мудрость, что надо делиться. Так я ему хоть немного денежки подкину. Я не могу не отблагодарить, умру просто!
– Умрёшь ты скорее от любопытства, – вздохнул папа в трубку.
– Ну, ты сам виноват, назвал меня Любой. Надо было Надеждой назвать…
– Угу, тогда бы ты непременно Ленина себе нашла или сама бы слепила, – буркнул весело папа.
Чувствуя послабление, я надавила на больное и сказала жалостливо:
– Ведь ты так долго мне ничем не помогал… – И добавила голосом сиротинушки: – А мне и попросить было не у кого…
– Ну хорошо, – выдавил папа. – Где там твоя сумочка?
Уррраа!!! Сработало!
– Я тебе привезу! – воскликнула я, забыв на радостях, что «Феденька» в ремонте.
– Нет уж, я сам заберу и проверю. Если есть что проверять, – пообещал папа. – Буду у тебя в шесть.
– Спасибо, папуля! – пропела я в трубку. Отбила звонок и, довольная, станцевала ритуальный танец шамана-вождя, попавшего копьем в глаз динозавру. Йахууу!!!
Папы всякие нужны, папы разные важны! Секретные так тем более…
Папа сказал, что позвонит утром. И я ждала, сидя в офисе, как на иголках, толком не понимая, зачем мне всё это нужно. Я отменно волновалась, поедая экспериментальные шоколадные сырки с новыми добавками. От лимонной скривилась, киви тоже не пошло, а вот перетёртая с сахаром смородина и клюква очень даже понравились. Хотя с чистым, без примесей творожным чудом в шоколадė по советской ГОСТовской рецептуре, которую я выискала всеми правдами и неправдами, ничто не сравнится!
Папа позвонил в десять утра, когда мой стол был завален бумажками от сырков, а блокнот исписан заметками «для нашего дядюшки»-технолога.
– Он не из наших, – сообщил папа.
– Οй, – я опешила, – значит, из тех, кого вы ловите?
– А кто тебе сказал, что я кого-то ловлю? – невинно спросил папа.
– Ну пап…
– Нет.
– Как так?!
Бабамс, с моего стола упал дырокол. И в голове где-то так же грюкнуло, ведь в ней уже была нарисована грандиозная история суперагента под прикрытием, красочного шпиона, Джеймса Бонда… А он, выходит, просто бомж?
Здравствуйте, приехали! А каратэ? А огненный взгляд?!
Я даже похолодела. Но тут папа сказал следующее:
– А вот так, Фарушка. И я предлагаю тебе расслабиться и прекратить какие-либо поиски и попытки вознаградить «бедного» героя, потому что герой он так себе…
– Кто это? – спросила я, затаив дыхание.
– Рафаэль Маркович Гарсия-Гомес, его отец из обрусевших испанцев, кстати, состоятельный человек… Γарсия-Гомес младший учился с тобой в одной школе в Ярославле, только на четыре года старше. Ты, наверное, и не помнишь такого. И для краткой справки: Гарсия-Гомес младший привлекался три года назад по делу об автомобильной аварии с летальным исходом. Он был виноват. Пьяный за рулём. Дело быстро замяли, но виновник, видимо, пустил свою жизнь под откос. Так бывает. Предположительно спился.
– А кто погиб? – севшим голосом спросила я.
– Его жена, Наталья Николаевна Гарсия-Гомес.
– Спасибо, папа, – пробормотала я.
– Доча, я уеду недельки на две, – сказал папа, – ты уж, пожалуйста, не пускайся во все тяжкие. Помог тебе человек, спасибо. Не хочет знакомиться – не лезь. Может, у него не все дома.
– Хорошо, папа, – ответила я тихо и отбила звонок.
На самом деле, на меня будто ушат холодной воды вылили и в морозильную камеру засунули – так я примёрзла к офисному стулу. Потому что я не просто помнила, кто такой Рафаэль Гарсия-Гомес, Раф, как его в школе называли… Я была безумно и безответно влюблена в него целых два года! Почти три… С двенадцати до пятнадцати лет.
Я уткнулась глазами в стену, а видела не грамоту в рамке, которая закрывала пятно от кетчупа, а его, Рафа, семнадцатилетнего, красивого, высокого спортсмена и звезду нашей школы. Он шёл на медаль, он был мажором, за которым бегали девочки. Я и сама готова была с крыши прыгнуть за одну его улыбку! Раф побеждал на соревнованиях по каратэ, у него были волосы и зубы, как у актёра из рекламы шампуней и зубной пасты одновременно.
Он собирался поступать в МГИМО, все это знали. Многие завидовали. И с упоением обсуждали Рафа, как обсуждают знаменитостей. Одно имя чего стоило!
В двенадцать я поняла, что в нашем классе все мальчишки дураки и смотреть не на кого, а приличной девочке уже стоило влюбиться. Тем более, что мы с девчонками, Наташкой Спицыной, Варей Галкиной и Олькой Крофт, вместе сочиняли роман в стиле трёх мушкетёров. Так что мне надо было найти кого-то, с кого писать главного героя. Ну, не из наших же крикливых драчунов выбирать, и я стала внимательно рассматривать старшеклассников.
И вдруг на физре, на стадионе я увидела ΕГО! Точнее, я и раньше его, конечно, видела. Но тут, сидя с тетрадкой
