я не выдерживаю, чтобы не ляпнуть:
— Я почему вредный был? Потому что у меня велосипеда не было! — голосом Печкина передразниваю шефа, роняя голову на ладонь. Хохот окончательно побеждает гнетущую атмосферу, но ненадолго.
Медленные шаги крадущегося тигра за моей спиной заставляют подобраться. Кажется, я опять ляпнула что-то не то. И босс это слышал.
В кабинете девять человек, а кажется, что нас двое. Опасаюсь за сердце, кажется оно хочет наружу. Давид Александрович, будто чувствует мой страх и затягивает мою казнь нарочно. Делает последний неспешный шаг, становится близко-близко, задевая своим бедром мое плечо, слегка наклоняется и тянет руку к моей груди. Странно, что перед глазами не пелена. Наоборот, я отчетливо вижу ухоженные пальцы босса, красивые, длинные, по-настоящему мужские…и волоски на тыльной стороне ладони почему-то вызывают внутренний восторг, хоть и немой.
Он дотрагивается до косички, проводит немного вниз по чуть растрепавшемуся плетению, чем полностью лишает меня возможности дышать.
Отбрасывает косу за спину и снова возвращает руку к груди, но на этот раз кладет ладонь на воротничок. Меня уже откровенно потрясывает, но возмутиться сил нет. Почему-то я завороженно смотрю на эту руку, что так нагло приближается к вырезу. Понимаю, что все же дышу. Вернее, вдыхаю…бесконечно вдыхаю аромат босса, не желая выпускать его из своих легких, такой он приятный. Но трепещущее в горле сердце, наконец, заставляет прийти в себя, и тут же мои щеки вспыхивают болезненным румянцем. Он. Меня. Лапает. При всех. И даже не стесняется.
Сглатываю шок, готовясь высказать ему в лицо все, что о нем думаю, но не успеваю.
Босс небрежно отбрасывает отложной воротничок, расправляет бэйдж с именем и одергивает руку.
— Елена…— растягивает губы в злорадной улыбке, а я наконец, выдыхаю, — что же вы замолчали? Или вы такая искрометная только в мое отсутствие?
Собираюсь с духом, готовая начать «продавать себя», и чтобы немного потянуть время, кладу перед ним свой листок с набросками. И только открываю рот, как красивые пальцы, которыми я любовалась несколько секунд назад, комкают листок и ловко отправляют его в урну.
По выражению лица Давида, чтоб его, Александровича, понятно, что он хотел этим сказать. Его бы воля, не листок бы в урну полетел, а я. Прямиком на свалку.
— Насколько я понял, ваше образование никак не связано со сферой маркетинга, — свысока заявляет он, а мне возразить нечего. Факультет эстрадно-джазового вокала действительно далек от продаж. Это даже не журналистика, чтобы профессионально сочинять тексты. Но когда он успел дело мое изучить?
— Что ж, я дал шанс, но вы не воспользовались им. Уверен, вы поняли меня, — отрезает босс, и кивком головы указывает на дверь.
Будто по команде суфлера с табличкой, коллеги издают дружный стон изумления, а босс с особым удовольствием откидывается на спинку кресла, готовый проводить меня взглядом до двери.
Словно в тумане, встаю с места, иду на выход и уже у самого порога слышу язвительное замечание.
— Я буду иметь вас в виду, когда компании потребуются услуги дешевых актрис.
Словно ушибленная по затылку, вылетаю из кабинета и несусь в туалет. Закрываюсь в кабинке и, не в силах сдерживаться, реву навзрыд.
Не зная меня, этот сноб сумел задеть за живое. «Дешевая актриса»…Вот, что ранило меня, вот из-за чего я, та, которой палец в рот не клади, втянула язык в одно место. Никакая я не актриса. Даже не дешевая. Театральный был мечтой моей жизни, и я шла в актерство сначала напрямик, а когда поняла, что не получится, то и окольными путями. Теперь же и эти дороги для меня стали закрываться. И по самому больному ударил гад. По несбывшейся мечте.
Пытаюсь все же уговорить себя, что не стоит так расстраиваться, но не могу остановиться. С каждым всхлипом истерика только усиливается.
«Соберись! Что ты как тряпка!» — ругаю себя, но подоспевшие коллеги сбивают весь настрой своими причитаниями.
— Да что он себе позволяет!
— Давай подадим на него в суд за оскорбление!
Девчонки из отдела, сумевшие пробиться ко мне, вкладывают в руки салфетки и бутылочку с водой. Их, кстати, он не уволил. Даже задание проверять не стал. Значит, не угодила ему именно я. Что ж, сама виновата. Не буду в следующий раз паясничать с незнакомцами.
— Спокойно! Свои, — хриплый голос Ильича раздается в женском туалете, — Коленка! — кричит подбадривающим тоном мой уже бывший шеф, — ты чего?
Девочки открывают дверь, впуская в тесное пространство кабинки Федора Ильича, где я восседаю на унитазе. Одетая, слава богу.
— Ну! Хорош киснуть. Бывает, — достает из кармана конфету, протягивая мне.
Он всегда угощал нас шоколадками, наш добрый заботливый шеф. Бывший шеф.
— Думаешь, я тебя просто так отпущу? — расталкивает моих подруг, и не спрашивая, уводит из «злачного места», — значит так! Личной помощницей тебя возьму. Поняла?
— Федор Ильич! — благодарно вздыхают девочки, искренне радуясь задумке нашего любимого руководителя.
— А этот? — шмыгаю носом, — проблемы будут…
— Разберусь! Мне по статусу положено помощницу иметь, босс я или нет? — смешливо хорохорится старик, — а он еще локти кусать будет! Вот посмотришь! Давай, девочка, вытри нос, и давай-ка домой, отдыхать.
Искреннее беспокойство коллег придает сил и уверенности, но как я смогу работать рядом с… язык не поворачивается назвать этого хама порядочным словом. Благо, Ильича вечно нет на месте, может и мне не придется в отделе с «этим» сидеть, пока его злейшее величество не переедет в свой кабинет.
— Спасибо, шеф! — обнимаю Ильича, искренне благодаря за заботу. Запихиваю в рот конфету, вспоминая, что сладкое просто обязано успокоить и поднять настроение. Делаю пару вдохов и решаю не рубить с горяча и принять решение уйти или остаться на холодную голову.
— Ты только это…оденься в понедельник как полагается, — уточняет шеф и по-дружески хлопает по спине.
Домой идти не хочется, да и смысла нет. Вечером банкет и мне нужно быть в баре. Решаю не тратить драгоценные часы на дорогу и возвращаюсь на место ночной работы, чтобы лечь спать на уже таком родном диванчике гримерной.
С черного входа захожу в «Игуану», мысленно благодаря судьбу за то, что мое зареванное лицо не видел никто из персонала, но стоит шагнуть в зал, как из-за барной стойки доносится фамильярное «А кто это у нас тут такой красивый ходит?»
Останавливаюсь,
